Денис где-то жил, но его больше не было в ее жизни.
На второй год ей стало легче, почти прошли пустота, обида и боль. Малыш рос, начал ходить, говорить первые слова, и это было важнее, чем то, что нет рядом Дениса, который так всего этого и не узнал. И чем больше проходило времени, тем проще становилось. И пришла пора признаться себе: все, что было с этим человеком, – было зря, все долгие годы любви… И он вовсе не такой, каким казался Алене.
Наверно, каждый любит то, что в состоянии придумать. Влюбиться-то можно – за день и даже за секунду. А вот когда становится ясно, что собственное воображение сыграло с тобой не самую лучшую шутку, разлюбить за день невозможно. Но потом время проходит, и все становится не так важно. И уже не помнишь, как было когда-то больно.
Может, права была Кира, – не надо было сочинять эту глупость про летчика. Почему было не сказать, что он – биолог, ботаник? И вероятно, надо было даже, как советовала Наташка, взять и позвонить Денису, года два назад. Сказать – так, на всякий случай, что она поменяла квартиру, что мальчик растет умный и хороший… Но история, как известно, не знает сослагательного наклонения. Сделано так, как было сделано, значит, по-другому в тот момент сделать было невозможно. И сам он ее не искал. Если бы искал – нашел бы, это не сложно. В огромной, бесконечной Москве можно спрятаться. Но она же не пряталась. Когда было страшно и непонятно – уехала. Но потом вернулась. Поменяла квартиру и жила в том же районе, что и прежде. Не искал, значит, ему это было не нужно. Он не хотел ничего знать о ребенке, о своем ребенке. И это было обиднее, чем его слова о том, что он не любит Алену. Одно дело – не любят тебя. Другое дело – твоего ребенка. Оказывается, это гораздо больнее.
Раньше она часто представляла их встречу, непременно случайную. Почему-то ей всегда казалось, что они встретятся зимой, холодной, солнечной. Она скажет Денису: «Вот твой сын…» А встретились в сентябре. И все оказалось по-другому. И она ничего не сказала. Она не испугалась. Она просто не хотела ничего ему говорить. И побыстрей увела Даню, чтобы Денис не спросил главного. Алена, против своей воли, оглянулась, увидела издалека, что с Денисом что-то не то, вернулась, вызвала «скорую», дождалась ее, но Денис этого всего так и не узнал. И не узнает уже никогда. Вот как, значит, судьба распорядилась…
– Так. Ну ладно, – остановила Алена собственные мысли и встала.
– Что? – Данила с тревогой и любопытством смотрел на мать.
– Сейчас, малыш…
– Ему плохо?
– Слушай, – посмотрела Алена на сына, – а что это ты так заинтересовался? Ну плохо. Совсем плохо. Вернее, ему уже никак.
Данила очень внимательно слушал, оставив игру.
– Мам, ты будешь плакать?
– Я? – Алена с ужасом почувствовала, что не сможет сдержать слез, это значит, придется все объяснять Даниле, иначе он не успокоится… – Нет, не буду… ни в коем случае… Просто… Данюша… он умер – этот человек…
– Почему умер?
– Не знаю, Даня. Это же совсем чужой человек. Он… – Алена открыла воду, умылась прямо на кухне, включила чайник. – Так. Ну хватит. Глупость какая-то. Будем теперь… Собирайся, пошли гулять. Я только быстро выпью кофе. А ты одевайся. И давай энергично, погода отличная…
Данила радостно подхватился:
– На площадку пойдем?
– Конечно. На дальнюю, где большие качели.
– Сегодня можно до неба покачаться?
Алена попыталась улыбнуться:
– Думаю, да… Есть все основания…
Данила вприпрыжку убежал одеваться. Алена крикнула ему вдогонку:
– Толстовку надень серую!
Она достала из шкафчика на стене засунутый между коробками с крупами небольшой фотоальбом. Открыв его, она долго смотрела на фотографию молодого Дениса: он улыбался, чуть прищурив глаза, точно так, делает сейчас Даня… Алена резко захлопнула альбом и вдвинула его на место, заставив баночкой со специями.
– Ну ладно, – вздохнула она. – Как все странно… Встретиться, чтобы проститься… Наверно, так нужно было. Ничего не бывает случайно. Денис, я тебе все простила. Теперь… простила. Что мне остается?
Несколько секунд она смотрела в окно, потом встряхнулась и быстро пошла в прихожую одеваться.
Алена стояла, прислонившись к красной стойке качелей. Надо же, сколько раз она здесь гуляла, и ей всегда казалось, что когда-то в лесу проложили тропинки, поставили скамейки, а на самом деле – как правильно и ровно растут деревья, чередуются в определенном порядке: березы, ели, сосны, ясени… Это же просто посадки, старые, ставшие похожими на настоящий лес… Что здесь было раньше? Поле? Пустырь? Или, может быть, старое кладбище?
– Мам, а этого… дядю… похоронят на кладбище? – с любопытством спросил Данила с качелей.
Алена вздрогнула. Уже не первый раз она замечала эту удивительную способность сына, передавшуюся ему, конечно, от нее самой. С близкими, с самыми близкими людьми ведь так просто общаться, чувствуя их без слов. Иногда, правда, это чуть-чуть пугает. Когда понимаешь что-то, тебе не предназначенное. Или, наоборот, как сейчас Даня услышал ее невысказанную мысль. Невысказанную и даже не до конца сформированную. Или… или же это просто совпадение?…
– Ну… конечно, – ответила она сыну.
– А если папа утонул, то, значит, его не похоронили на кладбище?
Алена взглянула на Данилу, качающегося стоя, и несколько секунд молчала.
– Ну наверно… Не знаю…
– Не зна-аешь? А его нашли? Я видел в кино, как вытаскивали труп из воды!
– Так, хватит. Может, ты сядешь?
Данила помотал головой.
– Мам!..
– Тогда крепче держись.
– А он правда утонул? – спросил мальчик через некоторое время.
– Правда, – сдержанно ответила Алена.
– Мам, а я похож на него?
– Немного. Глаза похожи.
Данила наконец сел на перекладину и перестал раскачиваться. Качели постепенно остановились.
– А он был герой, да, мам?
– Да. Папа был очень смелый герой. Отважный и честный. Поэтому он и погиб. Спасал других.
– Кого?
– Я не буду тебе по сто раз рассказывать. Давай вон с той горки вместе съедем, хочешь?
– Давай! – Данила радостно спрыгнул с качелей и первым забрался на высокую деревянную горку. – Я тебя буду держать, хорошо?
– Конечно! – улыбнулась Алена. Она села впереди, Данила – за ней и крепко ухватился за нее руками.
– Ты не бойся, хорошо, мам?
Алена посмотрела вниз и совершенно искренне ахнула:
– Ой, мамочки, высоко как…
Они съехали несколько раз, пока Даниле не надоело, потом он побежал к вертикальной лестнице с перекладинами.
