– Ты думаешь, она смотрит на картины? Она вообще ничего не видит. Спроси – осень сейчас или лето, вряд ли скажет.
– Мне кажется, ты преувеличиваешь, Оксанка. Она не сумасшедшая, девочка просто первый раз в жизни полюбила и так вот ошиблась…
Оксана махнула рукой.
– Иногда мне кажется, Деня, что она и вправду твоя дочь. Такая же размазня и мученица. Иди посмотри, спит она или просто лежит, слезы глотает.
Денис постарался выдержать взгляд жены и пошел заглянуть в комнату, куда ушла Маргоша. Тихо подойдя к дочери, он закрыл ей ноги пледом, долго смотрел на малышку, приткнувшуюся к Маргоше. Тонкая, светлая кожица, почти не видно бровок, ни на кого из них не похожа… Он осторожно вышел, прикрыв за собой дверь.
– Ну что, спит страдалица? – Оксана отложила в сторону свой телефон.
– Спит… – вздохнул Денис. Он уже не раз ловил себя на ужасной мысли: ему было жалко Маргошу, безумно жалко, но странно, он никого не мог себе представить рядом с ней. Чтобы какой-то мужчина обнимал его девочку, храпел рядом, имел право наорать на нее…
Оксана покачала головой:
– Надо ей все-таки психиатра хорошего найти…
– Перестань! Сама лучше почаще приезжай.
Оксана тоже вздохнула и совершенно искренне ответила:
– Да… Это, наверно, действительно лучше.
В комнату заглянула полная молодая женщина, няня Надя, и спросила громким шепотом:
– Оксана Валентиновна, я пойду? У меня завтра выходной.
– А Маргоша отпустила тебя?
Няня смущенно затеребила длинный платок, наброшенный на плечи.
– Они сказали – как вы велите. Я там картошки начистила, к ужину. Овощей намыла… И мало€й банан перетерла… – Заметив, как взглянула на нее Оксана, она заторопилась объяснить: – Вилку я прошпарила, аж два раза…
Оксана переглянулась с Денисом, который весело смотрел на растерянную толстушку и, похоже, собирался пообщаться с ней по-свойски, незло подсмеиваясь над ее просторечным выговором и словечками. Под взглядом жены Денис остановился.
– Иди, Надюша, конечно. Спасибо, – ровно ответила Оксана. Она уже давно научилась говорить со всей прислугой доброжелательно и строго, так, что ее боялись как огня.
– Вам спасибо! – слегка поклонившись, девушка вышла.
Денис посмотрел на жену:
– Пойти проводить?
– Да Господь с тобой! Напугаешь девку! Она видишь какая дикая. Или ты за одно место ухватить хочешь?
– Не хочу. А почему она прямо здесь не живет?
– Маргоше с ней тяжело будет. Простая слишком.
– Простая – не сложная. Наоборот, может быть, хорошо?
Оксана повела плечами.
– Ерунду все время говорит. Безграмотную ерунду. Раздражать будет.
– Ее или тебя?
– Денис, не задирайся. Я живу в другом месте. Маргошу будет раздражать. Простота хуже воровства.
– Ну да, ну да…
Они услышали, как малютка в другой комнате подала голос. Денис быстро прошел в спальню и взял ее на руки. Девочка стала еще сильнее плакать. Вернувшись в гостиную, он растерянно посмотрел на Оксану.
– Качай-качай, – кивнула та. – Хотя бы побудь в роли… гм… дедушки.
– Может, соску ей дать?
– Лучше покормить. На кухне должна быть бутылочка со смесью.
Денис прошел вместе с малышкой на кухню, нашел бутылочку, дал девочке, она действительно затихла. Денис вернулся к жене, встал, чуть покачивая девочку, у полукруг-лого панорамного окна, из которого была видна Москва – и университет на Воробьевых горах, и Останкино, и высот-ка на площади Восстания, и новые разномастные колоссы, быстро и резко поменявшие привычный облик Москвы. Привычный для тех, кто рос здесь или приехал в Москву в советское время, когда районы за Садовым кольцом застраивали по линеечке, ровненько, внося несвойственный дух геометрической правильности в веками сложившийся московский архитектурный стиль застройки – как удобно, так и построили. Не по прямой, а по удобству, думал Денис. Очень похоже на решения некоторых особо волевых мужчин… Он вздохнул.
– Ты о чем? – Оксана посмотрела на него.
– Думаю, почему в Москве, в старом центре, нет ни одной прямой улицы или квадратной площади.
– Удивительное все-таки существо – мужчина. Вам хоть кол на голове теши, вы будете о чем угодно размышлять, только не о том, что у вас рядом. Не о близком.
– Так мы ведь всего-навсего – носители недостающего гена, ошибка Создателя. Ты сама так говоришь. Что нам остается, при таком диагнозе?
– Да, правильно. Делать больше нечего, кроме как в мячик играть, драться друг с другом и болтать. Так что ты хотел сказать? Насчет прямых углов…
– То, что Москва другой становится. Не замечала? И главное, получается, как будто в духе исторических традиций. Ничего против и не скажешь. Где можно легко сковырнуть трухлявую пятиэтажку, по краю улицы, например, там и вырастет башня, издалека похожая на средневековый замок.
– И ладно… Красиво…
– Свет закроет для остальных домишек да заодно и их самих, неказистых и убогих, подальше от глаз градоначальников и туристов, да? Или вот видишь, к примеру, этот кирпичный дом с круглыми башенками и балкончиками? Почему вдруг наискосок от него, в пятидесяти метрах построили вон того жутко-голубого урода, который торчит из земли, как штырь? Тридцать два этажа да на подпорках… Представляешь, какая там наверху вибрация? Да и здесь, у Маргоши, очень высоко все-таки.
– Здесь прекрасно, – твердо ответила Оксана.
– Не знаю… Человек должен видеть снег на земле, лужи, траву, листья… – покачал головой Денис.
– Жучков-паучков? – насмешливо улыбнулась она.
Денис кивнул:
– Именно. И слышать, как поют птицы.
Оксана дружелюбно заметила:
– Хорошо, следующую квартиру купишь ей ты. Ты же вроде прилично теперь зарабатываешь на своих сушеных козявках и корешках. Кто только их ест…
– Из них делают сырье для лекарств и кремов, – негромко ответил Денис, любуясь маленькой девочкой, сосредоточенно сосущей молоко из бутылки.
– Ах вот как!
Они посмотрели друг на друга, на сей раз Денис отвернулся первым. Он медленными шагами прохаживался около широкого эркера. Через небольшую паузу все-таки безнадежно спросил:
– Она тебе так ничего и не сказала?
Оксана взглянула на него:
– Сказала. А тебе?
– Нет… – До него не сразу дошел смысл Оксаниных слов. – Сказала?! Тебе?! И что?
– Что – «что»?
– Так кто он? – по возможности миролюбиво (иначе с Оксаной ничего не выйдет, уж он это хорошо знал), но настойчиво спросил Денис.
