– О клубнике, – ответила Алена и впервые за завтрак посмотрела на жениха.
– Ты хочешь клубники? Нет? Хорошо, пойдем, я тебе сыграю… Помнишь фильм «Земляничная поляна» Бергмана? Там есть изумительный лейтмотив, грустный, пронзительный…
В этот день у нее не было ни уроков в музыкальной школе, ни службы. Когда Алена пошла прогуляться, Эммануил проследил, чтобы она взяла деньги, но вместо магазинов она сразу свернула в лесопарк, начинающийся за его домом. Шла, пытаясь собраться с мыслями, и просто смотрела на людей, идущих навстречу и гуляющих по дорожкам.
Вот тоже беременная женщина… Интересно, рад ли ее муж? А вот женщина с ребенком лет пяти и ждет еще одного… У нее муж наверняка рад… Хотя кто знает… А вот совсем маленький малыш… Какая юная мама. Сколько же ей лет? Восемнадцать? Двадцать? Кажется, меньше…
– Скажу твоей маме, что ты плохой, понял? – вдруг услышала она слова девушки и поняла, что с малышом гуляет няня. А маме его, может быть, сорок лет…
А как же раньше когда-то – выходили замуж часто безо всякой любви и жили всю жизнь? И ничего… Как же они жили-то, каждый день, каждое утро… И ночь… Может быть, не так много их было, этих ночей. А утренних встреч, за завтраком?…
Алена долго гуляла, а когда подумала, не пора ли идти обратно, раздался звонок ее телефона.
– Ты не замерзла, не устала, девочка моя? – мягко, но чуть сдержанно спросил Эммануил.
– Нет…
– Жду тебя обедать.
Он действительно ждал ее с полным обедом. Ароматный густой суп, красивый салат из свежих овощей, слегка обжаренная золотистая куриная грудка… Алене пришлось поесть всего и похвалить – Эммануил готовил сам и спрашивал о каждом блюде, понравилось ли Алене.
– Я заварю чай… – Она встала из-за стола, чтобы включить чайник.
– Нехорошо запивать еду, – неодобрительно покачал головой композитор.
– Я так привыкла…
– Надо отвыкать. Только через два часа можно. Чай, кофе надо пить отдельно от еды. И без сахара. Но ты пей, пей, я же не буду тебя мучить, – улыбнулся Эммануил.
Алена вопросительно посмотрела на него.
– Ну конечно, пей…
После обеда Эммануил ушел в свой кабинет, и Алена слышала оттуда звуки – он сочинял музыку для нового фильма. Ближе к вечеру он постучался к ней в спальню и извинился:
– Наверно, в гости пойти не сможем. Нельзя сейчас останавливаться. Кажется, нашел то, что надо…
Алена кивнула с облегчением, а он ушел и до самого позднего вечера работал, не выходя из комнаты. Алена пробовала читать, опять думала – не позвонить ли Кире или Наташке… Ближе к ночи раздался звонок ее мобильного. Звонил из своей комнаты Эммануил.
– Девочка моя, ты не хочешь выпить на ночь молока? Или чаю?
– Да, конечно! – Алена быстро накинула свитер и пошла на кухню.
– Я написал просто великолепную тему… Благодаря тебе. – Эммануил внимательно посмотрел на свою невесту. – Ты уже не столь печальна, как вчера. Тебе нравится вид из твоего окна?
– Да… – кивнула Алена.
Как странно, думала она потом, – так много приходится врать, если не хочешь обижать людей, близких и просто знакомых. Обижать, расстраивать, унижать, говорить то, с чем потом им трудно будет жить… Единственное, за что Кира наказывала в детстве, – за ложь. И сумела-таки сделать так, что теперь каждый раз, когда приходится врать, в душе что-то неприятно сжимается.
Да, мама, у меня все хорошо, я у тебя ночевать не буду. Нет-нет, мне не мешают твои гости и студенты, которые могут нагрянуть в половине двенадцатого и просидеть до пяти утра. Просто ты знаешь – я люблю свой дом, свою маленькую квартиру, где когда-то жила бабушка… Меня не раздражает твой друг, бородатый шумный Иосиф, талантливый фотохудожник, влюбленный в тебя и в свой талант. Я не слышу его свистящей одышки, не вижу его неряшливости и подчеркнутого превосходства признанного художника, мне самой нравятся его фотографии: лужица от чая, в которой увеличиваются цветочки старой клеенки и отражается удивленное лицо малыша; солнечные лучи, которые он ловит то в бутоне цветка, то в сетке с пустыми бутылками; и твои, мама, бесчисленные профили, когда ты с задумчивым и странным выражением покусываешь кисточку или улыбаешься чему-то своему. И я тебе не скажу, что Иосиф высокомерный и неискренний, я не хочу, чтобы ты опять осталась одна…
Да, Денис, ты отдыхаешь с дочкой, и я не буду говорить, что уже все поняла: ты сделал выбор, и выбрал ты не меня, а вернулся к жене, когда со мной уже стало невозможно просто баловаться… Я не скажу, иначе получится, что ты врун, трусливый и… и… подлый…
Да, батюшка, я слушаю и молчу, когда вы мне бросаете в лицо такие ужасные вещи. А на самом деле вы ведь не Бог, и даже не наместник его на земле… Вам кажется, вы слышите, что говорит вам Бог, и передаете его слова… И это так похоже на сказку, жестокую, мрачную сказку, где в конце ради высшей, никем не видимой истины, тяжелой, обжигающей своим холодом, непостижимой человеческим разумом, погибают все… Есть такие восточные сказки, я их читала в детстве и потом заснуть не могла…
Да, Эммануил Вильгельмович, мне нравится и вид из окна, и ваша новая тема, и моя спальня, прекрасная светлая комната с двумя высокими окнами и большой кроватью, слишком большой для одного человека… Платье я сегодня не купила, потому что не нашла подходящего, и очень устала. Я вовсе не против пойти с вами в гости. Я ведь сама сказала, что согласна… Мне все нравится, и я вовсе не печальна.
Может, попробовать по-другому?
Алена вздохнула. Вряд ли она это сможет когда-нибудь сделать.
На следующий день Алене нужно было в музыкальную школу к третьему уроку. Эммануил, наверно, еще спал. В комнате его было тихо. Она пришла на кухню. Открыла холодильник. Потом закрыла его и решила, что выпьет чаю на работе.
После уроков Алена долго собиралась, разговаривала с завучем о предстоящем годовом концерте учеников и все ждала, что позвонит телефон. Ну хоть кто-нибудь должен сегодня поинтересоваться, как у нее дела. Тогда она скажет… и обратного пути уже не будет. Или позвонит хотя бы сам Эммануил и спросит, когда она придет. Она пообещает, что придет скоро, и возьмет такси, и поедет к нему. И… и отогреется рядом с ним, забудет все свои страхи. Разве так не делали многие женщины? Согреть может не только любимый мужчина. Алена уговаривала себя и ждала звонка. Пусть бы кто-то отругал: «Ну и дура же ты!» или наоборот: «Вот и правильно, молодец!» Можно, конечно, позвонить самой, но она пока еще не решила, что сказать.
Алена измаялась, измучилась от собственных мыслей и не услышала, как в класс вошла пожилая уборщица, тетя Шура, как все звали ее в школе.
– Ты что это домой не идешь? – Тетя Шура стала ловко забрасывать стулья на столы, чтобы помыть пол.
– Думаю, теть Шур… – Алена тоже принялась переворачивать стулья.
– И о чем же ты думаешь?
