Денис старался не думать и не думал. Потому что он не знал больше ни одной женщины, так уверенно стоящей на ногах. А для него, с его вечными сомнениями и колебаниями, с «окончательными и твердыми» решениями, меняющимися с переменой ветра, без этого было невозможно. А что касается жирафов… Когда Денис видел жену в обществе, в официальной обстановке или заезжал к ней на работу и заходил в ее кабинет, он резко и остро чувствовал то, что уже несколько лет не всегда ощущал, если Оксана раза два в неделю звала его к себе, закрывшись до ушей одеялом. Не всякая рослая красотка умела выглядеть так недоступно, так маняще, так роскошно, как миниатюрная Оксанка выглядела в роли начальницы. Что-то такое просыпалось в ней… Денис замечал, что она нравится молодым подчиненным, партнерам, богатым покупателям, и ему было приятно, что это его женщина, только его, и ничья больше.
Как-то напившись, он решился попросить ее надеть костюм – самый строгий, самый чопорный, серый прямой костюм, – и подступился было с самыми лучшими намерениями. Оксана обиделась страшно, целых три месяца ближе чем на полметра к себе не подпускала. Но тогда у него уже была Алена, которая пускала когда угодно и ничего от него не требовала взамен. Ох, как же он, дурак, на этом попался…
Денис резко встал с постели, услышав, что Оксана закрыла воду в ванной и пошла снова будить Маргошу. А главное, он испугался, что мысли, не дававшие ему спать сегодня, настойчиво и упрямо потекли в знакомом направлении. И что ему теперь делать? Он, наивный дурак, еще смеялся, спрашивал Алену:
– Тебя не смущает, что я чуть ниже тебя ростом?
– Это естественный закон сохранения рода человеческого, – отвечала та. – Высокие женщины не очень любят рослых мужчин, а маленькие ищут высоких. А иначе бы человечество постепенно разделилось, и рождались бы гиганты и малыши… Малыши и гиганты…
Так вот она к чему клонила! Надо было дослушать, а он, как обычно, думал: «Ну как бы сделать так, чтобы красивые женщины не разговаривали вообще… А в постели в частности…» и с удовольствием гладил Алену по гладкой нежной коже. Идиот…
* * *
Горькая тюрьма ожидания… Сколько еще оно продлится, это время без тебя? Ты не сказал, что улетаешь. Неужели ты уехал на все бесконечные майские праздники? Денис… Я так ждала, когда наконец у тебя будет передышка в работе, поглощающей все твои силы и время.
Ты мне сейчас очень нужен, мне тебя так не хватает, сильнее, чем обычно. Ты спросил меня недавно по телефону: «Как ты себя чувствуешь?», так тепло спросил, и мне показалось, что не было этих ужасных последних месяцев, когда ты как будто стал меня избегать. Я себя уговариваю – просто у тебя было много работы. Тебе надо много работать, чтобы стать на ноги, чтобы дописать диссертацию…
Сегодня утром я подумала – вот ты уехал, не попрощавшись. А вдруг с одним из нас что-то случится? Ведь всякое бывает. И мы не увидим больше друг друга…
Денис, мне без тебя плохо и одиноко.
Мне тебе многое хочется рассказать… Как я все теперь по-другому вижу и ощущаю. Как будто обострились все органы чувств. Какие необычные мне снятся сны – яркие, с продолжением на следующий день. Вчера я долго летала в совершенно непонятном пространстве – это было небо, чистое, ясное, но я почему-то не видела земли под собой.
Мне хочется смотреть на цветы. Я купила семена, землю, посадила на балконе в ящиках много разных цветов. Но пока они еще только-только начали прорастать. Иногда обрываю на улице какую-нибудь едва распустившуюся веточку и ставлю дома. И чувствую запах растущего растения даже на расстоянии – запах жизни.
Ты совсем недавно говорил, что нам невозможно друг без друга. Но только все так сложно и неправильно… Но теперь ведь у нас все будет иначе? Так мне казалось. Почему тогда ты взял и уехал?
Алена встала с дивана и пошла умыться. Так нельзя. Плакать с утра до вечера, убиваться… Нельзя. Это не просто вредно, это опасно. Надо думать о чем угодно, но не об этом. Почему Денис уехал, и почему он не рад ребенку? Ответ – тот, который напрашивается – невозможен. Слезами себе не поможешь, а ребенку можно только навредить. Ему же больно и плохо вместе с его мамой. Мамой… От неожиданного, совершенно нового ощущения Алена даже остановилась и посмотрела на себя в зеркало. Она – уже мама. Если внутри нее бьется другое сердце, начинается другая, новая жизнь. И только от нее зависит, какая она будет, эта жизнь. Жизнь ее ребенка.
* * *
Денис смотрел, как сильно выросшая за этот год дочка совсем по-взрослому держится на воде.
– Маргоша, осторожнее, ближе к берегу плыви! – крикнул он и подумал, что просто теперь он видит ее так редко, что стал замечать, как она растет.
Если твой ребенок вытягивается каждый день на полмиллиметра, ты на это не обращаешь внимания, когда ты рядом. А если за две недели, пролетающие между родительскими субботами-воскресеньями, он вырастает на семь миллиметров, то они как-то очень видны, эти семь самостоятельных миллиметров твоего единственного ребенка… Ох, права Оксанка, как всегда, во всем, везде – права…
Ведь и сам Денис, почувствовав вкус свободы за эти два года, теперь уже никогда, наверно, добровольно не расстался бы с ней.
Он с трудом мог теперь вспомнить свое отчаяние, когда два с половиной года назад Оксана объявила: им надо пожить отдельно. Денис испугался страшно. Испугался за дочку, испугался за свой дом – а где же он будет жить? Испугался за свой мир – как вообще все теперь будет у него? Начинать все сначала, как много лет назад? Но все оказалось совсем по-другому.
Разводиться они не стали. Денис остался жить один, а Оксана переехала в новую квартиру, предоставив ему – или себе? – возможность пять дней в неделю говорить «я», а не «мы». Сначала ему было так странно, так больно и одиноко в их бывшей семейной обители, где больше не звучал Маргошин топот и смех, не пахло любимыми Оксаниными капустными котлетами и горьковатыми духами «Этернити» – «Вечность»! Кто бы мог подумать… Вот тебе и крепкая Оксанкина ладонь… Вот тебе и «вечность».
Но прошел месяц-другой, и Денис стал привыкать. Он понял, что Оксана к прежней жизни не вернется, по крайней мере в ближайшее время. Но это оказалось так здорово – встречаться в субботу утром, натосковавшись за неделю… или насладившись свободой одиночества… Знать, что впереди целых два дня… всего два дня… А потом – снова пять дней с пустыми вечерами, пивом и телевизором… Пять дней свободы. Ты волен выбирать. Ты никому ничем не обязан. У тебя нет ограничений. Говорила так Оксана, или это понял сам Денис, теперь было уже не важно. Но это оказалось здорово.
Он не сразу решился привести домой Алену. А приведя – ничего не стал объяснять. Догадается как-нибудь сама. Захочет – спросит. Но она ничего не стала спрашивать. Смотрела-смотрела на него, да с тем и ушла, до следующего раза, захватив в пакете туфли – «сменную обувь», которую принесла с собой.
С месяц повытирав ладонью пыль с телевизора, Денис взял и спросил уборщицу на работе, милую интеллигентную женщину лет пятидесяти, не захочет ли она помогать ему по дому. Та согласилась, и даже с большой охотой, услышав, какую сумму Денис назвал. А для него это теперь не деньги – он больше чаевых оставляет за месяц в ресторане. Так решилось с хозяйственной частью одиночества. Все решаемо, если есть средства. Разве нет?
