– Глупый ты, – вздохнул Змей. – Знаешь, кто
главный враг писателя?
– Наверное, издатель, – предположил Камень,
изрядно удивленный такой резкой сменой темы.
– Нет, не издатель. Вторая попытка.
– Ну, тогда, наверное, редактор.
– Ничего ты не понимаешь в творческом труде. Главный
враг писателя – читатель, который сразу заглядывает в конец книги. Писатель
старается, придумывает, пишет, строит повествование, ведет читателя за собой и
подводит его к развязке, да так, чтобы читатель испытал на этом пути разные
чувства и обдумал разные мысли. Писатель вкладывает свой труд, гигантский труд,
а неблагодарный читатель отправляет весь этот труд на помойку одним тем, что,
едва прочитав первые десять-пятнадцать страниц, сразу смотрит в конец. Я просто
не хотел, чтобы ты был неблагодарным по отношению к Ворону и к той истории,
которую он тебе так долго и старательно рассказывает. Он же хочет тебя
развлечь, он хочет, чтобы ты не скучал, он делает для тебя все, что может,
понимаешь? И если я начну вмешиваться и рассказывать тебе то, чего он не знает,
весь его труд пойдет насмарку. Я и так нарушаю собственные принципы, когда по
твоей просьбе то и дело что-то уточняю, но обрати внимание, это касается только
тех случаев, которые не затрагивают интересы Ворона как повествователя. А
история Кирилла Тарновича – это очень важный момент, принципиальный, и я должен
был дождаться правильного момента, чтобы все тебе рассказать.
– Ну естественно! – фыркнул Камень. – Ты
дождался, пока мое терпение лопнуло и я послал Ворона с конкретным заданием
посмотреть, как так получилось, что Кирилл, который спас Лизу в метро, а до
этого следил за Романовыми, вдруг оказался любовником Аэллы. И только после
того, как он мне в общих чертах все поведал, ты явился и начал доставать
кроликов из шляпы и бомбардировать меня интересными деталями. А если бы я его
не отправил за Кириллом?
– Я бы молчал, – признался Змей.
– Долго молчал бы?
– Пока ты сам не спросишь. Я был уверен, что ты
спросишь уже тогда, когда выяснилось, что Кирилл – это тот, кто следил за
Романовыми. Ведь было же у вас с Вороном такое предположение, вы его обсуждали,
я знаю. Но ты интереса не проявил, вот и я промолчал. Любая информация хороша
ко времени, как ложка к обеду. А занятный тип этот Тарнович, ты не находишь?
Яркий образец психологического типа фаната.
– Почему? – удивился Камень. – Фанаты,
насколько я помню, это те, кто творят себе кумиров из известных личностей,
артистов там, певцов, музыкантов. Какое отношение к этому имеет Кирилл?
– Да самое прямое! Что такое фанат? Это человек, у
которого нет собственной жизни или она бедна и скучна, и он создает себе
искусственную вторую жизнь, наполненную событиями из жизни своего кумира. Ведь
ты посмотри, сколько времени девочки-фанатки проводят у подъезда какого-нибудь
своего любимца, какими жадными глазами они смотрят, во что он одет, как горячо
интересуются, что он ел на завтрак и какое у него настроение. А некоторые
тратят собственные деньги на то, чтобы ездить следом за своим кумиром на
гастроли.
– Им что, делать больше нечего? – с изумлением
спросил Камень, которому такие подробности из бытия фанатов даже в голову не
приходили.
– Так в том-то и дело, что нечего! Нет у них другой
жизни, в которой были бы события и переживания. А чем Кирилл от них отличается?
Да ничем. Когда у него появляется собственная жизнь, работа или, к примеру,
женщина, он отлично живет этой жизнью, но как только все заканчивается и
становится пусто, он вспоминает о том, что можно бы и Робин Гудом побыть.
Пожить, так сказать, второй жизнью. И знаешь, что самое интересное? Кирилл этот
– пример феномена зеркальности.
– Это как же? – заинтересовался Камень.
– Он мечтал о том, чтобы у него были свои фанаты. Он
хотел славы, хотел, чтобы его все и всюду узнавали и просили автограф, хотел,
чтобы у его подъезда дежурили влюбленные девочки. И это было, но, конечно, не в
таких масштабах, о которых он мечтал. А поскольку он этого всего так сильно
хотел, он и не усомнился в том, что Родислав его узнал и только из огромной
любви к знаменитому артисту не сказал о нем в милиции. То есть Кириллу очень
хотелось, чтобы было именно так, и он в это всей душой поверил. А поверив,
сотворил, в свою очередь, себе кумира из Родислава и сам превратился в его фаната.
Понял теперь?
– Теперь понял, – шевельнул бровями Камень. –
И что же будет дальше?
– Слушай, я тебе для чего целую лекцию прочитал про
писателей и читателей? – сердито отозвался Змей. – Чтобы ты нахально
заглядывал в конец?
– Нет, про самый конец не надо, но так, в общих чертах,
а? – жалобно попросил Камень. – Раздразнил ты меня этим Кириллом.
Скажи хотя бы, как Аэлла к нему относится?
– Любит, – коротко констатировал Змей. – Но
сама пока об этом не догадывается. Только сама себе удивляется, как это она,
такая требовательная, у которой за сорок лет ни одного мезальянса в личной
жизни не случилось, вдруг спит с малоизвестным актеришкой, да еще на
одиннадцать лет моложе себя. Ладно бы, если бы он был младше лет на
двадцать-тридцать, тогда можно было бы гордиться собой независимо от его
социального статуса, вот, мол, я какая удалая и красивая, в меня и на седьмом
десятке молодые мальчики влюбляются. А одиннадцать лет – это не та разница в
возрасте, на которую можно обращать внимание. Значит, у любовника должен быть
или статус, или очень большие деньги, или еще что-нибудь, что делает его не
таким, как все. У нашей Аэллы, как ты помнишь, все должно быть самым лучшим и
не таким, как у всех. А у Кирилла ничего такого нет. Вот она и удивляется сама
себе. Но ей рядом с ним спокойно и уютно, она даже воображать меньше стала,
как-то подуспокоилась насчет своей необыкновенности. Кирилл на нее в этом
смысле положительно влияет.
– Что ты имеешь в виду?
– А то, что он спокойно рассказывал ей о себе всякую
правду, в том числе и такую, которая его не особенно украшает, а она слушала и
понимала, что его откровенность не делает его хуже в ее глазах. Он ей – про то,
что и пил, и гулял неумеренно, и зазнавался, и зазвездился, и унижался, и жене
изменял, а Аэлле важно только то, что он добрый и надежный, родной и теплый, а
тот факт, что когда-то ему приходилось и унижаться, и на рынке торговать, и
чужие машины перегонять, никоим образом его не портит. И стала она понемножку
задумываться о том, что если у нее самой бывали неудачи и проколы, то это
никоим образом не портит ее в глазах окружающих. И вообще, нет ничего зазорного
в том, чтобы в чем-то быть как все, не выделяться и не возвышаться.
– Поздновато на седьмом-то десятке, – заметил
Камень.
– Ну, в таком деле лучше поздно, чем никогда. Теперь
она ждет, когда Кирилл наберется храбрости сделать ей предложение. Она уже для
себя решила, что обязательно выйдет за него.
– Жалко, Ветер не слышит, – вздохнул
Камень. – Вот уж он порадовался бы.
* * *
