– Ну что ты, Тома, – растроганно пробормотала
Люба. – О чем ты говоришь? Ты мне всегда хотела только добра.
– Я закончила, – сообщила Тамара.
– Как? – со смехом воскликнула Аэлла. – А я?
Неужели ты ни в чем передо мной не виновата? Неужели ты за столько лет ни разу
не сказала обо мне какую-нибудь пакость? Никогда не поверю!
– Говорила, и не один раз, не буду отпираться, –
отпарировала Тамара. – Повторить при всех?
– Ой, не надо, не надо, – замахала руками
Аэлла. – Лучше помолчи. Проси прощения немедленно!
– Прости, дорогая, – улыбнулась Тамара. –
Теперь давай ты.
– Почему я? – капризно возразила Аэлла. – У
нас еще Кирилл не выступал, я уж не говорю о хозяевах этого гостеприимного
дома.
– Хозяева высказываются последними, это правило
хорошего тона, – немедленно сказал Родислав. – Кирилл, ваше слово.
– Ну что ж, я готов. Всех присутствующих, кроме Аэллы,
я вижу сегодня в первый раз, так что прощения просить мне не за что. Но я хочу
покаяться в грехе гордыни. Когда-то, много лет назад, я очень удачно снялся в
одном фильме, меня заметили и стали хвалить, мне предложили в театре очень, как
теперь говорят, престижную роль в новом спектакле, и мне показалось, что я
настоящая звезда, и меня теперь все будут узнавать на улице, и мне море по
колено. Как оказалось, я ошибался. Успех мой был очень кратковременным, но даже
за это короткое время я успел совершить столько ошибок, что это искалечило всю
мою жизнь на долгие годы. И я прошу прощения у самого себя и у своей жизни.
– А у меня? – снова встряла Аэлла, которая терпеть
не могла, когда внимание отвлекалось от ее персоны надолго.
– У тебя я прошу прощения за то, что не соответствую
твоим высоким стандартам. Я счастлив, что такая женщина, как ты, обратила свою
благосклонность на такого замшелого неудачника, как я. Я недостоин тебя, но ты
меня терпишь рядом с собой. И я тебе очень за это благодарен.
– Принимается, – царственным тоном отозвалась
Аэлла.
Тамара придвинулась ближе к Бегорскому и склонила голову к
его уху.
– Все-таки этот Кирилл – классный парень, нашей Аэлле
не чета.
– Может, поэтому она и держится за него, –
прошептал в ответ Андрей. – Чувствует, что он сильнее ее в своей
откровенности и открытости. Для Алки это совершенно непривычно, она не
понимает, как с этим можно жить и что с этим делать.
– Наверное, ты прав, – согласилась Тамара. –
Она чувствует его превосходство.
«Ну вот, – мелькнуло в голове у Любы, – все
высказались, остались только Аэлла, Родислав и я. Аэлла всеми силами пытается
отвертеться, да и Родик ни за что не станет просить прощения в серьезном тоне,
надо как-то им помочь, иначе у них испортится настроение, и весь праздник
пойдет насмарку».
– Я прошу прощения у всех сразу, – начала
она, – за то, что я недостаточно вас любила.
– Вот это номер! – тут же заговорила Аэлла. –
Мы столько лет вместе, и вдруг оказывается, что ты нас всех ненавидишь! Ай да
Любка! Ай да притворщица! Ну-ка признавайся, за что ты к нам так плохо
относишься.
– Я вас всех очень люблю. Но думаю, что каждому из вас,
за исключением Кирилла, в какие-то моменты казалось, что я люблю вас
недостаточно. Вам не хватало моего внимания, моей заботы, моей теплоты. Я
виновата в том, что такие моменты были, и прошу у вас за них прощения. Еще я
прошу отдельно прощения у Аэллы, которой мы слово не предоставим…
– Это еще почему? – возмущенно закричал
Бегорский. – Пусть кается в грехах наравне со всеми. А то получается, что
мы тут все в коричневом, а она одна в белом!
– Объясняю, – мягко продолжала Люба. – Аэлла
много лет помогала нам, помогала бескорыстно, от души, она сделала нам столько
хорошего, что даже если она в чем-то и провинилась перед нами, мы прощаем ее за
все, что было, и за все, что будет. Спасибо тебе, Аэлла.
– Да пожалуйста, не за что, – смущенно сказала
Аэлла.
– И еще я прошу прощения у Родика за то, что вчера
пересолила суп, – закончила Люба с улыбкой.
Все снова засмеялись, и на этой веселой ноте слова Родислава
прозвучали вполне естественно:
– И ты меня прости за то, что я посмел вчера сделать
тебе замечание за этот злосчастный суп. Прощаешь?
– Прощаю. А теперь пришло время зажигать свечи! –
объявила Люба, довольная, что все так удачно закончилось и ей удалось избавить
Аэллу, а главное – Родика от неприятных минут.
Началась веселая суета, все делились впечатлениями о том,
стало ли легче после покаяния и очистилась ли душа, долго спорили о том, можно
ли пользоваться зажигалками или праздничные свечи все-таки полагается зажигать
только спичками, кто-то опрокинул стул, кто-то уронил свечу…
Без трех минут час все вышли на балкон и взялись за руки.
Люба стояла между Родиславом и Тамарой, чувствуя горячую ладонь мужа и
прохладную маленькую ладошку сестры, и прислушивалась к себе. Вот они стоят все
вместе, самые близкие и любимые ее люди, и сейчас, вот уже через несколько
мгновений, откроется космический тоннель, и они смогут ощутить благотворные
лучи гармонии и загадать желание. Она смотрела в ночное майское небо и думала о
том, что должна в этот момент чувствовать себя совершенно счастливой. Все
рядом, все здоровы и благополучны, насколько это возможно с учетом личной
ситуации каждого, и можно за всех порадоваться.
Но она ощущала только мертвенный холод, которым словно
дохнуло на нее из космоса.
* * *
Кирилл Тарнович стоял вплотную к Родиславу, за его спиной, и
пытался разобраться в себе. Радоваться ему или огорчаться?
Родислав Романов его не узнал. Он не узнал его сейчас и не
узнал тогда, в восьмидесятом году, когда столкнулся с Кириллом на лестнице. А
ведь тогда, двадцать шесть лет назад, Тарнович ни секунды не сомневался в том,
что мужчина, вошедший в подъезд ночью, узнал Робин Гуда из кинофильма, прошедшего
по всем экранам.
После выхода фильма и его успешного проката о молодом актере
заговорили в восторженных тонах, и кто-то из высокого руководства «наверху»
заметил между делом, что такой талантливой молодежи можно даже доверять
серьезные роли, вот, например, Тарновичу вполне по силам было бы сыграть Ленина
в молодые годы. Эти слова немедленно были доведены до сведения главного
режиссера театра, где служил Тарнович. К шестидесятипятилетию Великого Октября
и к очередному съезду партии нужно было выпустить спектакль соответствующей
тематики, и с учетом мнения руководства была выбрана пьеса из жизни Ленина в
тот период, когда он учился в Казанском университете. На роль будущего вождя
предполагался Кирилл Тарнович, которому объяснили, какая это высокая честь и
огромная ответственность. Насчет чести молодой резвый Кирилл сильно сомневался,
но вот насчет ответственности все понимал правильно. Если он получит эту роль и
сыграет ее, перед ним будут открыты все двери на долгие годы. Единственная
загвоздка состояла в том, что он пока еще не был членом партии, а не члену
партии играть роль Ленина не доверяли. Его быстро провели через партсобрание, и
вскоре он прошел парткомиссию, которая рекомендовала его в кандидаты в члены
КПСС. Через год кандидатского стажа он должен был стать полноправным членом
партии коммунистов.
