Пациенты с интересом слушали, смотрели, как позорятся их врачи, только что бывшие «корифеями»! Оказалось, что Исхак Пинхасович вообще проспал события, не ожидая, что его спросят, что до него тоже очередь дойдёт, что доценты провалятся. «О чём мы только что говорили?!» — возмутился профессор такому невниманию к своему обходу. «Признаки нарушения коронарного кровообращения», — стали шептать перепуганному старому ассистенту, ветерану кафедры, у которого и без того положение было шаткое, и из-за 60-летнего возраста, и к тому же, его еврейства. Мало того, что не знает, так ещё и на уроке невнимательно слушает, что учитель говорит! «Зубец Q», — родил Исхак Пинхасович — еврей-ветеран. «А о чём говорит зубец Q?» — спросил следующую жертву зав. отделением, профессор. «Об инфаркте миокарда», — ответила жертва. «Вы зав. кардиологическим отделением или заведуете сапожной мастерской?! — побагровел профессор от ярости. — О чём говорит зубец Q?» — вновь вернулся профессор к доценту Михайловой. «О перенесенном инфаркте миокарда», — поправила заведующую Инна Ивановна. «А что нам скажет…?» — вдруг произнёс мою фамилию профессор, обратившись ко мне, к студенту 6-го курса, как к последней инстанции. «Отрицательный зубец T и понижение сегмента ST ниже изолинии говорит о хроническом нарушении коронарного кровообращения», — уточнил я. «Вот это полный грамотный ответ!» — с укором глянув на доцентов, сказал профессор. «Так, о чем говорит всё-таки зубец Q?» — вновь обратился к присутствующим профессор. После молчания «убитых» и «расстрелянных» присутствующих: доцентов, ассистентов и других — профессор опять произнёс мою фамилию, с интересом посмотрев в мою сторону, так как я был ему не виден из-за впереди стоящей «свиты». «Свита» с интересом расступилась, все смотрели на меня, в том числе и больные. «Глубокий, больше нормы, широкий зубец Q, — сказал я скромно, — говорит о рубцовых изменениях миокарда, чаще, как следствие перенесенного инфаркта миокарда». — «Вот это я и хотел услышать от других!» — вновь с укором посмотрел на доцентов профессор, а те, в свою очередь — на меня. У постели других больных этой палаты профессор был уже более спокоен, он сумел показать, кто в доме хозяин и кто заслуживает пить кофе!
В обязанность субординатора ещё и дежурства входят, которые доставляли еще меньшее удовольствие, чем обходы. Если и совершаешь подвиг, то никто этого не знает, не оценивает. В этот раз дежурить выпало вместе с больничным ординатором с такой неприличной для Советского Союза и остального мира, кроме Израиля, фамилией как Израилов. Вот угораздило такой вызов всем бросить этому роду бухарских евреев! Но это ещё не всё, у Израилова был ещё и нос крючком. Брюнет высокого роста, лет сорока, он был очень активен, и чувствовалось, что и кофе ему не чужд. Или, как о нём сказала одна больничная ординатор: «Израилов зарабатывает себе не только на хлеб, но и на масло!» — имея в виду, что Израилов ставит некоторым больным иглы, которые он носил в специальном металлическом, цилиндрическом стерилизаторе. Иглы у него плавали в спирте и были самодельными. Израилов ставил их кому в голову, кому в ноги, кому в руки, кто что заслужил! Поговаривали даже, что помогает, и что это китайское иглоукалывание, которому Израилов где-то научился. «Вот бы тоже уметь!» — подумал я. Конечно, деньги, как он, не смогу заработать, зато как интересно! Несколько раз спрашивал у Израилова, где он научился и в чём принцип? Или книги у него по иглоукалыванию есть? Но он не был готов чем-то поделиться и тем более знаниями, которых у него самого не было. Но сегодня речь шла не об иглах, а о ночном дежурстве с ним. «Ты, если что, посмотришь больного ночью, если медсестра позовёт. Меня не буди, много работы было, я устал, — сказал в 10 вечера Израилов. — Я пойду спать!» — сообщил он мне в ординаторской. Дежурство в отделениях по 60 коек: гематологическом, нефрологическом, кардиоревматологическом. Все отделения забиты тяжёлыми, умирающими больными. Разница состояла только в том, что умирали по профилю отделения. В гематологическом — умирали от острых и хронических лейкозов в терминальной стадии. В нефрологическом — умирали от острых и хронических гломерулонефритов с нефротическим синдромом и от острой и хронической почечной недостаточности. В кардиоревматологическом — умирали от тяжёлых комбинированных, сложно сочетанных пороков сердца с недостаточностью кровообращения в терминальной — третьей стадии. Моя деятельность началась уже в полодиннадцатого, когда медсестра позвала в нефрологическое отделение к умирающему больному. Затем, через 15 минут, вызов в кардиоревматологическое отделение — приступ сердечной астмы с начинающимся отёком лёгких. Отёк легких у больного удалось ликвидировать с помощью мочегонных и сердечных гликозидов. Затем вызов в гематологическое отделение. Затем одновременно два вызова: один в гематологическое, другой — в кардиоревматологическое — в час ночи, и так всю ночь! «Израилов сказал обращаться только к вам и его не будить, — извиняющимся тоном сказала медсестра. — Но я рада, что вы дежурите. От него всё равно толку нет, и больные довольны, что вы дежурите! Он обычно назначает только снотворные и димедрол, старается больных усыпить».
«А когда вы снова дежурите?» — спросила медсестра перед утренней конференцией. Докладывал на утренней конференции больных Израилов по моим записям. Конференцию проводили доценты Ибрагимов и Михайлова. Израилов рассказал, какое сложное дежурство у него было: «глаз за ночь не сомкнул»! «Кто дежурил из субординаторов?» — спросил Ибрагимов, Израилов вяло указал в мою сторону. Когда сыну исполнился один год и два месяца, жена «обнаглела» в третий раз и сообщила, что непонятным образом она вновь беременна — четвёртый месяц срок, и не понимает, «откуда что взялось»?! Беременность произошла во время кормления сына грудью, а такого обычно не бывает. «Нужно делать аборт, — сказала она, — но срок большой, а делают до трёх месяцев». — «Хорошо, сделаем, как медикам и как хорошим студентам!» — сказала наша бывшая ассистентка, которая вела нашу группу на четвёртом курсе по акушерству. Беременность была уже 16 недель, прослушивалось сердцебиение плода. «Это уже убийство, — решили мы, — лучше оставить беременность и рожать». — «Так даже лучше, — поддержали мать и отец, — всё равно один ребёнок — мало». — «Моя тоже беременна, — сообщил брат, — ты меня догнал», — сказал он. Живот у жены стал расти вновь как на дрожжах. Брат всё же меня обогнал — у него родился второй сын, и тоже на своего отца похожий. Затем и моя жена вновь оказалась в роддоме с «обострением хронической беременности». «У вас родилась дочь! — сообщила ассистент кафедры инфекционных болезней, зайдя в учебную комнату. — Только что, позвонили из дому». У меня как раз был цикл по инфекционным болезням — вторичный. «Почему ты так побледнел?» — спросили меня окружающие. «У нас в роду ни у кого не было дочерей». — «Как назовём?» — спросила жена, когда я её с дочерью привёз домой. Дочь была чистой и вполне красивой женщиной. «Похожа на мою бабушку!» — обрадовала жена. «Но хорошо, что моложе, — согласился я. — А как назовём?». — «Ну, раз родилась девятого мая и аборт победила, то правильно назвать Викторией». С этим согласилась и жена.
Глава 17
«Всем, кто может получить диплом с отличием, деканат разрешает пересдать до трёх экзаменов, если тройки есть, а остальные пятёрки и четвёрки — до 25 % четвёрок разрешено иметь. Тебе не надо пересдавать, — успокоил меня Петя Мулюков от имени деканата, — у тебя одна тройка по хирургии, по-моему». — «Но остальные — „отлично“», — уточнил я. «Всё равно, в деканате сказали, что тебе диплом с отличием не дадут!» — злорадно сообщил мне мой бывший «стоматологический» пациент. «Как зуб-то твой?» — перевёл я разговор на земную для Пети тему. «Какой зуб?» — встрепенулся Петя. «Да тот, который был до цикла стоматологии». — «Да ну тебя! — отмахнулся Петя. — Знаешь, как больно было?! А ты ещё молотком лупил! Жаль, конечно, что ты не получишь диплом с отличием. Я за тебя, честно скажу, просил, но этот Насиров — замдекана, знаешь какой противный, он всех русских ненавидит!». Это было для меня новостью, во-первых, никогда не думал и не заботился о том, чтобы получить диплом с отличием, было всё равно — главное, интересно было учиться. За всё время учёбы не пропустил ни одного занятия, ни одной лекции, ни одной темы. Все учебники знал от корки до корки, читал много дополнительной литературы. Изучая заболевания, разбирался, что происходит на биохимическом, на цитологическом — клеточном уровне, разбирался в методах лечения, механизме действия препаратов, старался понять проблему на всех уровнях. С одной стороны, к диплому с отличием был как-то безразличен, с другой — возмутился такому открытому, наглому антисемитизму. Ни у кого другого в институте не было «отлично» по всем без исключения предметам, не считая этой «туркменской тройки» по хирургии! Единственное, что знал этот «педагог-ученый», так это такое «смешное и диковинное» имя отчество, как Николай Нилович! Он сам с трудом это усвоил и меня словил, что такую важную область науки не знаю. Он сам это с помощью русских учителей изучил.
