«Ну как, колхозница Зухурова?» — спросил я, провожая «богатий» Разумова до остановки «Ватан». Была хорошая погода в декабре, +20 градусов. Даже физика не испортила окончательно настроение, хотя и разозлила. «Зачем ты писала своим почерком, а не печатными буквами по-таджикски, чем затруднила процесс списывания Зухуровой, ей же тяжело было», — «укорил» я Разумову. «Да, она мне говорила, чтобы я не спешила переворачивать листы», — согласилась Разумова. Изучив за полгода все кости «бедного Йорика» и сделав «лаборатории работа» по физике и химии с «бедными колхозниками» или поделившись с ними, завершили первый семестр первого курса. Экзамены нас ожидали в конце первого курса — летом, а пока были только зачёты.
«Как ты учишься, тоже неинтересно! — сказал брат. — Ты никуда не ходишь, не гуляешь, только институт и книги. У тебя нет нормальной студенческой жизни». — «Она у меня уже была, в техникуме, — объяснил я, — поэтому работал везде по полгода, пока не догадывались, что я ничего не знаю». — «Приходи во время своих каникул в прокуратуру», — предложил он. «Не думала, что из тебя получится хороший ученик, — призналась мама, — молодец, что утёр нос Эммочке!». — «Если бы он так учился в техникуме, как здесь…», — начал отец. «То стал бы в Бердичеве учеником токаря», — закончил я за него. «Правильно! — поддержала мать. — Молодец, что уехал из этого паршивого антисемитского города! Я тоже была решительной! Правда?» — спросила Она у отца. «Конечно», — живо согласился отец, очевидно, вспомнив не только военные годы и решительный мамин бросок из Бердичева в Казахстан, когда она спасалась от немцев, но и её энергичные действия в Бердичеве до лечения в Душанбе. «Ты молодец, даже голос свой вылечил, — добавила мама. — Эммочка всё время высмеивала твой голос. Хорошо, если бы она теперь услышала, как ты разговариваешь». — «Я могу позвонить ей и обматерить моим новым голосом», — предложил я с готовностью. «Он очень находчивый, — похвалила меня мама, — похож на меня». — «Мы все находчивые», — вмешался брат, придя с работы. «Будем все здоровы! — расчувствовалась мама. — И ты тоже будь здоров!» — сказала она и отцу. «Будь ты тоже здорова!» — подытожил отец, поцеловав свою жену в щеку. «Дружная семья — это когда все дружно живут!» — сказал я брату. «Теперь ты видишь, как тётя Фаня была права, — согласился он и предложил мне пойти с ним в железнодорожный отдел милиции. — Помнишь, месяц назад я тебе рассказал, что у ресторана „Вахш“ продавец цветов — таджик или узбек — ножом убил русского, вышедшего из ресторана, а его друга ранил? На место происшествия выехал помощник прокурора, тогда дежуривший. Он сам место не осмотрел, а милиция все следы упустила. Дело так и повисло нераскрытым». — «Ты думаешь, что если бы зам. прокурора выехал на место происшествия, был бы другой результат? — засомневался я. — Ты это по себе судишь». — «Мне удалось фоторобот составить по рассказам, а то вообще не знали бы, кого искать. Убийца не из Душанбе, скорее всего, из ближнего района. Судя по тюбетейке, скорее узбек, а не таджик», — и брат показал мне фоторобот, на котором я увидел среднеазиата, нарисованного схематически.
«Это всё равно, что по заду птички её узнать», — сказал я, вспомнив анекдот, услышанный от брата в раннем детстве: Учитель спросил, на экзамене по зоологии ученика, желая его завалить, «что это за птичка», показав ее зад. Ученик не справился с вопросом. «Иди, двойка! — сказал довольный учитель. — Как твоя фамилия?» — «Узнайте!» — сказал ученик, спустив штаны и показав учителю зад. Я с детства был воспитан на хороших примерах. Выйдя на улицу, пройдя пару остановок, сели в троллейбус. «Нужно милиции не лениться и не халтурить, — решил брат, — чаще бывать около места происшествия и с агентурой работать. Преступника тянет всегда еще раз посетить место преступления. Смотри! — насторожился брат. — Только осторожно смотри! Тебе не кажется, что тот в тюбетейке похож на фоторобот?!». — «Всё равно, что по заду птичку узнать», — повторил я. «Давай, на всякий случай, его задержим и в отделении допросим», — предложил брат, взяв на себя функцию оперативного работника уголовного розыска. «Давай!» — согласился я, протискиваясь по направлению к тюбетейке, похожей на ту, которую носил убийца. И увидели, что тот стал от нас уходить, протискиваться к водителю. Около ресторана «Вахш», где и произошло убийство, он выскочил из троллейбуса, попросив водителя открыть двери. Нам удалось с братом выскочить метров на сто дальше, но от «тюбетейки» и «след простыл». «Ладно, завтра я допрошу водителя троллейбуса», — решил брат, разозлившись на водителя, что тот дверь подозреваемому открыл. «Вполне возможно, что они знают друг друга», — поддержал я эту мысль. На следующий день брат позвонил довольно рано утром — не дал мне отоспаться. «Если хочешь, приходи, — предложил он, — у меня будет через час один бухарский еврей, которого я попытаюсь помирить с его женой-армянкой». — «А он не кусается? Бинт и йод не нужно с собой брать?» — спросил я. «Он способен даже убить, — успокоил меня брат, добавив: — Типичный мафиози!». Брат брал на себя разные функции: мента-оперативника; криминалиста; адвоката, а не прокурора; собеса, обеспечивающего материальными средствами бывших зэков и занимающегося вопросами их трудоустройства. А сейчас, вот ещё, и семейной психотерапией занялся. Конечно, если он не отказывает никому в помощи, то к нему и идут. Попробуй к врачу зайти без номерка, или даже с номерком, на пару минут позже времени приёма — выгонит, даже если ты серьёзно болен! Как в старом анекдоте: Пришёл больной к хирургу с ножом в спине — на улице ударили. «А у меня приём закончился», — сказал хирург. «Да, но у меня серьёзная причина, — сказал больной, — что же мне делать?» — «Идите к окулисту, он ещё полчаса принимает», — посоветовал хирург. «Но нож ведь в спине!» — резонно возразил больной. «Ах, да! — спохватился хирург. — Сейчас, — выдернул нож из спины больного и воткнул ему в глаз. — Все, нормально! Идите, теперь вам к окулисту надо».
Брат всегда был облеплен различными «прилипалами» или «моллюсками», как я их называл. У него все спрашивают, советуются, просят помочь. И он тут же звонит, просит за «моллюска», решает его проблему. Вот и сейчас, в кабинете у него тот же Шноркин, сын старика Шноркина, которого брат спасал от тюрьмы как мог, будучи сам практикантом. А теперь молодой Шноркин — сын вора Шноркина, обивается в качестве практиканта у брата. Учится на юрфаке и хочет подучиться, как воров сажать и на этом неплохо зарабатывать. «Помог моему отцу, помоги ещё и мне!» — если мёд, то ложкой! У меня эти мысли возникли, потому что я считал, что не всем людям надо помогать. Я видел, что брат никому не может отказать, даже тем, кто в помощи его не нуждался, а просто паразитировал. А главное, я понимал, что большинство, кому он помогает, не помогли бы ему и палец о палец не ударили бы, чтобы помочь! Я никак не мог понять, как брат с такими редкими качествами психолога не замечал этого. У него чувство сострадания затмевало психологические способности. И помогал он всем, кто к нему обращался, даже неисправимым преступникам. С его характером ему больше подходила бы профессия адвоката, а не прокурора. В том то и парадокс советской системы, что, будучи прокурором, если ты хороший человек, ты можешь больше помочь человеку, чем адвокат, у которого власти нет. Другое дело, что большинство становились прокурорами, чтобы сажать, а не помогать, и за это еще и деньги брать. А адвокатами — чтобы деньги зарабатывать, вымогая их у подзащитных и при этом ему не помогая, а часто наоборот, вступая в сговор со следствием. От следователя зависело, будет ли адвокат иметь клиента или нет. Следователь мог всегда посоветовать подследственному «хорошего адвоката», удобного для себя, и подследственный не смел ослушаться. Адвокатская деятельность в СССР была чисто формальным прикрытием советского судопроизводства, советской беззаконности. Поэтому адвокатами становились чаще всего беспринципные торгаши и взяточники. Именно адвокатом хотел стать Шноркин — сын старого Шноркина. Как сказал герой О. Генри: «Не важно, какие дороги мы выбираем, главное — сущность, которая в нас заложена». Ушёл Шноркин через полчаса после того, как я пришёл. Пообещал завтра прийти, чтобы послушать допрос подследственного: «Это мне тоже надо уметь», — глубокомысленно произнёс он, не спросив надо ли это брату.
