Я позвонил в ворота — солдат открыл окошко и спросил: «В чём дело?». Я велел ему брата позвать. Вор настолько поверил в моё могущество, что, забыв про судебно-процессуальный кодекс СССР, спросил, можно ли ему в тюрьму войти. Он, возможно, хотел успеть занять лучшее место у окна! Скорее всего, в этой тюрьме он уже побывал. «Нет, — ответил я, — в тюрьму всегда успеешь!». Через пару минут вышел брат и, увидев меня, спросил: «Что случилось?». — «Вот полюбуйся, — указал я на вора, — залез к нам в квартиру, взломал замок, — показал сорванный замок с петлями, как вещественное доказательство, — хотел нас обчистить!». — «Ага, хорошо, — согласился брат, — вы меня подождите, я сейчас», — и скрылся за воротами, оставив меня с вором вдвоём, как с лучшим другом. «Вот даёт! — подумал я. — Подождите, я сейчас приду!». Ничего не оставалось, как ждать. Вор покорно присел на корточки и закурил — привычная поза зэков! Через минут 15 брат вышел и спросил нас с вором: «Ну, что? Куда пойдём?». — «В милицию, наверное», — подсказал вор. «Точно, — согласился брат, — пойдём в Октябрьское РОВД». Там сдали вора в руки советских «ментов», которые были удивлены, как я один сумел задержать рецидивиста, каким он оказался. Пришлось написать небольшое объяснение, и мы ушли уже без вора. «Как тебе удалось его привести ко мне?» — удивлялся на обратном пути брат. «Так на моём месте поступил бы любой советский гражданин! — скромно произнёс я. — Я только исполнил свой гражданский долг!». — «Послушай! — осенило брата. — Ты уже полгода, как выдержал на ДОКе». — «И они выдержали!» — сказал я. «В том-то и дело — не надо ждать, пока погонят! — объяснил брат. — Ты и вора поймал, потому что „сачок“, и раньше времени смылся с работы!». — «Зато какую пользу принёс обществу!» — возразил я. «Это правильно, — согласился брат, — но я вот смотрю на тебя и думаю, что место тебе всё же в тюрьме! С твоим характером, — заключил он, — вполне можешь в тюрьме работать». — «Чтобы не было возможности сачковать?! Ты что!» — возмутился я. «Зато денег намного больше, у нас тебе будут платить 135 рублей!». Я сильно задумался, но, как оказалось, раньше этого нам ещё ДОК пригодился! Это было связано с керосинкой, которую брат приобрёл доя своей жены. Причём здесь ДОК? А, вот причём! Ровно через неделю шел брат домой в обеденный перерыв — пообедать. Только «служивый» из тюремных ворот вышел, как видит: по улице, по направлению к исправительно-трудовому учреждению, как культурно именовалась его тюрьма, какая-то женщина бежит, да так, что халатик распахнулся! «Ничего ноги, — подумал брат, — и фигура! Кто такая? Почему не знаю?!» — как таджик, спросил себя брат. И вдруг осенило его: так это же его жена, которая, завидев брата, заголосила: «Быстрее! Горим!» — и побежала обратно в сторону родной кибитки. Брат за ней, и представилась ему горящая наша кибитка, которую соседи уже из вёдер поливали водой.
Рядом в метрах пяти от кибитки стоял маленький промтоварный магазинчик, где один из огнетушителей — ОП-5, только непродолжительно зашипел, а из другого пошла слабая пена. Но тут подоспела пожарная машина, и у кибитки «только» перекрытие на так называемой кухне выгорело. Крыша и потолок горели медленно: такое дерьмо даже огонь не брал! Это и хорошо, иначе бы все кибитки сгорели, а так только эта обгорела. Старуха уже через полчаса была здесь и причитала, что её хоромы так пострадали. Она перестала быть домовладелицей, кибитковладелицей. «Что теперь делать, как отстроиться?! — причитала она. — Где балочки взять на отстройку?! Видите, — показала она нам на бывший потолок, — какие балочки сгорели! Я на них всю жизнь работала!». И тут настала моя очередь одарить старуху: «Будут тебе балочки, старая карга! Но не такие, а лучшие!» — заверил я её, опустив, к сожалению, слово карга. Старуха недоверчиво на меня глянула. «Ну да, — сказал брат, — он же на ДОКе работает!». Тут горе старушечье как рукой сняло: «Ой, ой, ой! Спасибо, спасибо, хозяева! — от души благодарила она нас. — Вы мне так помогли!». — «Ещё бы, — произнес я тихо, — мы ещё не так можем!». «Это ей скажите спасибо! — указал брат на свою жену. — Это она всё организовала и ко мне на работу побежала сообщить». Старуха и её поблагодарила. «Конечно, — продолжил брат, свою мысль, — что делает жена, которая уважает мужа? Она устраивает пожар с помощью керосинки, а потом бежит к нему посоветоваться». — «А что я могла сделать, если она вспыхнула?». — «Конечно же, не тушить, — продолжил он, — и „пожарную“ не вызвать! Надо бежать к мужу на работу и сообщить: начали гореть, или продолжаем, или уже сгорели». — «Ты вечно шутишь!» — возмутилась жена брата. «И скажи за это спасибо, что шучу». На следующий день я уже имел на руках распоряжение директора ДОКа выдать мне машину дров по госцене — 50 копеек за кубический метр. «Это чтобы дёшево, — пояснил он, — а там наберёшь себе такую древесину, какая нужна!». Зная, что старуха «балочки» любит, я ей привёз гружённую до верха машину с балками, которых хватило бы на роскошный дом. Завидев «балочки», безумная старуха так и осталась без ума, в этот раз, от счастья, которое её постигло. Пришли её два сына-алкаша, увезли к себе все «балочки», а обгоревший потолок залепили, как и до этого, дерьмом, которое не горело ни в каком пламени. Керосинка была заменена вновь на примус — мы не могли себе позволить ещё раз гореть в ближайшее время.
Глава 4
Подходил юбилей Таджикской ССР, а значит, как сказал главный инженер ДОКа, правительство наградит какими-то медалями за труд, а затем, как он пообещал, житьё напротив дома — в тюрьме! И я решил пойти туда, где лучше работать, чем жить. Повёл меня брат знакомиться с моими будущими работодателями. Начальник техотдела тюрьмы — 50-летний украинец по фамилии Галушка, который с уважением относился к брату, почему-то скептически покосился в мою сторону, когда брат меня представил как крупного специалиста. Но всё же подписал заявление принять меня на работу в качестве, на этот раз, уже инженера-конструктора 3-й категории. Им я ещё никогда не был. Затем брат меня представил главному инженеру, такому прыщеватому, худому, в форме капитана, тот тоже подписал — «не возражаю». И наконец повёл меня брат к директору колонии — чёрному, с оспинами на лице, горбатым носом, невысокого роста, 50-летнему бухарскому еврею по фамилии Кимягаров. Он выслушал брата, посмотрел на меня без любви и спросил: «Что, вся семья у нас будет работать?». — «Вся семья будет в тюрьме!» — пошутил я, но брат на меня предупреждающе глянул, и я понял: этот шуток не понимает! «Ну, хорошо, — сказал он, — раз все подписали, пусть работает, пусть с нами ест из одного котла! Я так понимаю, — объяснил он мне свою философию, — мы сейчас все, как одна семья, и все едим из одного котла! Но чтобы есть из котла, надо туда что-то и класть: каша, картошка, капуста, горох, мясо, тогда будет суп! — сказал он без особого соблюдения падежей и других особенностей русской грамматики. — Правильно?» — спросил он меня, не имея в виду грамматику. «Конечно!» — сказал я, очень хорошо поняв свою задачу и его познания в русском языке. «Вот это главное, работай!» — сказал «бухара», как здесь их называли. «И почему таджики их не любят? — спросил я брата, когда мы от него вышли. — Одни не глупее других!». — «Не такой уж дурак! — не согласился брат. — Его ложка — черпак, а не как у нас с тобой — чайная! У него оклад со всеми надбавками более 500 рублей». На ДОКе мне тоже подписали заявление, но об уходе, и ещё легче, чем в тюрьме! Мне удалось уйти с ДОКа, не подписав обходной лист в общежитии, где я формально был прописан. Мне общежитие вычеркнули, посчитав, что я типичный городской житель из благополучной семьи, с трёх- четырёхкомнатной квартирой в центре города, и папа, если не министр, то замминистра!
