У мамы появилась способность по-своему — по-ненормальному, но предсказывать нам разные неприятности, и проявилась повышенная чувствительность. Уже был час ночи, она спала, мы с Геной доделывали многострадальные проекты, и не заметили, как мой отец вышел за водой из дому: тихо, тактично, к уличной колонке. Мама спала в соседней комнате, ещё дальше, чем мы, от входной двери. И вдруг она перевернулась в постели, приподняла голову от подушки, у неё были взъерошенные брови, направленные в разные стороны: «По-моему, папа пошёл за водой, уже поздно, ты бы пошёл и помог ему! Я переживаю, чтобы ничего не случилось — сейчас на улице много хулиганов!» — обратилась мама ко мне. Бросив на ходу «художнику» Гене: «Схожу за водой!» — я устремился за отцом. Уличная колонка находилась метрах в двухстах от дома, на возвышенности. Вокруг колонки зимой всегда образовывалась ледяная гора из выливающейся воды. От нашей квартиры нужно было метров сто пройти по тротуару вдоль домов, а затем, точно напротив места «битвы» с Мутко, свернуть направо, и между домов пройти ещё столько же.
И вот, когда я выскочил из дому и оказался на тротуаре, заметил слева метрах в пяти, больше меня ростом, пошатывающегося мужика в шапке-ушанке, съехавшей на глаза, с приподнятым воротником, руки в карманах. Т. к. вид у него был не очень приветливый, я решил долго не задерживать на нём своё внимание и пошёл ещё быстрее, встретить отца. Не успел пройти и нескольких метров, услышал его грозный окрик: «Эй ты, стой!». Вспомнив мамины слова, удивился её прозорливости и ускорил шаг, рассчитывая этого шатуна значительно обогнать, а затем свернуть к колонке, где мог бы затеряться! Но вновь услышал ещё более настойчивое: «Стой, я тебе сказал, иди сюда!». Хотя меня разозлила такая бесцеремонность, но настроения вступать с ним в диспут не было. Холодно, мороз, я раздетый, и отца пропущу — к дому вела ещё одна дорога через дворы, которую он больше любил. Да и вообще, кто сражается в час ночи, я бы для этого специально не рвался из дому! И опять тот же Гена — «проводник» в ад — рядом! Поэтому, не останавливаясь, дошёл до поворота, а там увидел отца, наполняющего вёдра, и повернул к нему. Вёдра уже были почти наполнены, всё же поглядывая в сторону тротуара, я увидел того же самого прилипалу, который вертелся по сторонам, явно кого-то очень искал! Вглядываясь в темноту, хотя в небе светила предательская луна, он вскоре нашёл того, кого искал, и направился в нашу сторону. Я понял — от судьбы не уйдёшь! Отец почувствовал моё напряжение и, перехватив мой взгляд, тоже увидел идущего к нам мужика. «Кто это?» — спросил отец. «Старый знакомый, друг детства!» — ответил я и отошёл от колонки метров на пять к снегу, где не было льда, и не было так скользко. Стал ждать старого знакомого — «друга детства», который уверенно подошёл ко мне и в подтверждение моей иронии произнёс: «О, я тэбэ опизнав!». Как и Мутко, протянул ко мне свою правую пятерню в перчатке, пытаясь меня схватить за мой любимый «венгерский» свитер! Папа уже держал вёдра в руках и стоял сбоку от нас, не понимая цели нашей встречи.
Я решил не дожидаться, пока папа поймёт и «друг» меня схватит за свитер, и изо всей силы ударил искателя ночных приключений! Он пошатнулся, но не упал, схватившись за лицо, если так можно было назвать его рожу, завертелся на месте, как волчок, застонал от боли! Было видно — он потерял ориентацию, откуда пришел и куда ему надо! «Стой, держи его!» — закричал папа, и выплеснул на голову мужика ведро ледяной воды. Это придало тому заметное ускорение! Держась за рожу, припустился он в сторону колонки, а там попал на ледяную горку, заплясал на ней, пытаясь сохранить равновесие, а затем, плюнув на безуспешные попытки, побежал вниз, всё быстрее и быстрее! Внизу окончательно потерял равновесие и уже летел головой вперёд, далее по инерции катился по земле ещё несколько метров, а затем всё стихло!
Мы с папой стояли наверху и наблюдали этот удачный акробатический этюд! Отдохнув несколько минут на снегу, «акробат» нехотя и с трудом поднялся. А затем, повернувшись во все стороны и увидев нас, с досадой махнул рукой и пошёл своей дорогой, никого уже не прося остановиться и подойти! Чувствовалось, он протрезвел, и в этот день выбрал весь набор удовольствий, состоящих из выпивки и мордобития. Мы с отцом тоже остались очень довольны зрелищем, а папа с восторгом сказал: «Я даже не успел заметить, как ты его ударил, молодец, но надо всё равно быть осторожным!
Кто он такой, ты его знаешь?». — «Теперь и ты его знаешь! Тебе тоже следовало быть осторожным и не выливать ему на голову так много холодной воды, а то может простудиться!». — «Я бы ему ещё добавил, если бы он так быстро не исчез!» — пояснил папа.
Через несколько дней папа мне с обидой и разочарованием сообщил: «Ничего не понимаю, вроде бы всё было хорошо, а сегодня утром мама опять мне дала „прикурить“! Якобы, я ей порвал платье и запачкал, вдобавок, ноги грязью! Ничего не понимаю! — добавил он. — Что вдруг?! Всё было так хорошо! Что же у неё такое, неужели всё-таки болезнь?!». Я решил посмотреть, как папа запачкал маме ноги, попросил её показать, это было что-то новое в её репертуаре! «На, смотри, — сказала она, — если ты мне не веришь и думаешь, что я всё придумываю!». Да, пятки были действительно грязноваты: «Но причём здесь папа?!» — попытался я её образумить. «Кто же еще?!» — был её не менее логичный вопрос. «Ты сама», — благоразумно предположил я. «Что, я сама себе пачкаю?!» — резонно возразила она. «Они сами пачкаются!» — не сдавался я. «Я что, грязнуля?!» — возмутилась мама. «Ты же ходишь по земле», — настаивал я. «Но я же моюсь!» — ответила она, и я сдался. «Вы все — одна компания палачей, и я у вас в руках! — заключила она. — Но этому всему скоро придет конец!» — пообещала мама и ушла из дому. Она не вернулась ни днём, ни вечером, и мы забеспокоились, забегали по родственникам!
Наконец, узнали, что мама уехала в Москву к родственникам. Через неделю мы получили от них письмо, в котором они гневно нас осуждали! Они не ожидали от нас таких подлостей, и если мы не оставим своих издевательств над мамой — предпримут к нам меры общественного воздействия! А папе напишут письмо на работу и в партийную организацию, чтобы и к нему предприняли надлежащие меры! Прошло ещё несколько дней, и те же родственники нам позвонили из Москвы, чтобы мы уговорили маму вернуться домой: она их сильно ругает, и непонятно, почему она так нервничает?! Но если бы мы себя плохо не вели по отношению к маме, она не должна была бы уезжать из дому! Они посоветовали нам в дальнейшем не отпускать маму к ним. Вскоре мама вернулась в боевом настроении, сообщив нам, что хорошо дала этим негодяям и не давала нас в обиду, а защищала от их нападок, когда они плохо говорили о нас и пытались написать жалобу папе на работу. «Я им так дала, что им „кисло стало“, в особенности этой Дорочке — сволочи! Но это ваша работа! Вы на меня им наговорили и опозорили, поэтому они так ко мне отнеслись, но я всё же мать, и вас защищала!».
Наконец, наступил «долгожданный» день защиты дипломного проекта! Один за другим вылетали из зала дипломанты, где проходила защита! Радостные, возбуждённые студенты, все поздравляли друг друга, а сдавшие успокаивали претендентов: «Не волнуйтесь, все защищают нормально, вопросов практически не задают, наоборот, помогают! Такого не было ещё, чтобы кто-то не защитил!». Настала очередь Гены, он долго не выходил, а затем вышел краснее, чем обычно, и сказал: «Наверное, не защитил, хотя на вопросы одного преподавателя полностью ответил, но вопросов было много! Отношение самое недоброжелательное!». Затем мне тихо сказал, что вопросы, на которые он ответил, были предварительно согласованы между его тётей и этим преподавателем, поэтому он и подготовился к ним. Вскоре подошла моя очередь. Вошёл с недобрым предчувствием, здесь были знакомые рожи, во главе с директором техникума, и несколько незнакомых инженеров с завода. Председателем комиссии был секретарь горкома партии, а в прошлом, в годы учёбы брата — директор техникума. Я стал развешивать чертежи на стоящих здесь досках, а записку с расчётами передал в комиссию! Её внимательно стал штудировать директор техникума. Лицо у него было напряжённым и злым! Как только я закончил развешивать чертежи, он меня представил уважаемой комиссии: «Этот студент учился средне, пропустил много занятий, имел академический отпуск», — при этих словах его немного перекосило. Перехватив его тон, руководитель проекта продолжил: «Проект выполнялся вне стен техникума, консультации посещались редко!». — «Ну, что ж, послушаем его самого!» — прервал их вступительную часть председатель комиссии — главный коммунист города. После моего доклада он спросил: «Где вы собираетесь работать, какие у вас планы?».
