Наши родственники: бабушка, Рая, дочери дяди Вени — Дора и Лиза, все были удивлены этим открытием мамы! Тем более что папа вроде такой с виду приличный, порядочный, но как оказалось — гуляка! Мама им объяснила: «Мужчины все на старости лет сходят с ума!». Чувствовалось, они как-то нехотя верили маме, но не хотели её обижать. Когда мама поведывала им свои страшные обличения и догадки, делали удивлённые лица и возмущались: «А! Ты смотри! Кто бы мог подумать?!». Правда, бабушка всё же произнесла: «Ай, Люся, тебе кажется!». — «Иди, ты!!! — со страшным негодованием произнесла мама. — Вы все дураки и ничего не видите, вы все слепые!». — «Конечно, всё может быть! — произнесла бабушка. — Никому нельзя верить сейчас!». Мы с братом вначале смеялись и говорили папе: «Ну, ты, оказывается, и мастер! Такое творить с Зиной!..». Но папе было не до шуток, в отличие от нас, и он говорил: «Ах, такое придумать! Я во время войны в Чехословакии не гулял, хотя жил на квартире у молодой женщины, а здесь Зина….!». Мы с братом возражали: «Лучше позже, чем никогда! Тем более что Зина — как бы твоя родственница, а для своих даже этого не жалко!». Состояние мамы и поведение родственников сделало нас троих товарищами по несчастью. Мы уже не стеснялись папу, а он нас. Я предложил папе показать маму психиатру. «Ну, нет, этого нельзя делать, — сказал папа, — ты что! Она что, сумасшедшая, что ли?! У неё всегда был тяжёлый характер!». — «Но ведь раньше ты не гулял?» — попытался я подтолкнуть папу к пониманию вопроса. «Тебе всё смешно, — ответил папа, — лучше посоветоваться, в крайнем случае, с невропатологом. Говорят, хороший специалист — невропатолог Рот». «Да, я её видел, она такая, с чёрными усиками!» — вспомнил я. «Какие усики! Причем здесь усики?! — недовольно возразил папа. — Она такая очень представительная и серьёзная! Главное, чтобы мама согласилась, а как ей это сказать?». — «Скажи, что это для укрепления нервной системы», — предложил Марик. Вечером папа осторожно обратился к маме: «Люся, может, тебе стоит показаться невропатологу?». — «Кому показаться?!» — настороженно и негодующе переспросила мама. Мы сидели за столом и пили чай, всё было вроде мирно и спокойно, но мама, казалось, «отсутствовала» — была не с нами, её мутные глаза были обращены как бы внутрь себя. Она, по-видимому, решала свои проблемы и тревоги, она сильно постарела за последнее время! Папа, чувствовалось, отвлёк её от своего мира. «Ну, я думаю, Люся, — продолжил папа, — что тебе следовало бы показаться и подлечиться у невропатолога». — «А, зачем?» — спросила мама, еще, чувствовалось, не вникнув в предложение. «Ну, ты… — дипломатично продолжал папа, тяжело дыша и фальшивя, — последнее время немного нервничаешь…». — «Ну, ты и негодяй, Муля! — чувствовалось, что мама уже с нами, она вернулась из своего мира и с нами, по-видимому, будет уже весь вечер. — Ты совершаешь подлости, а я должна не нервничать?! Ты хочешь сказать, что я нервная! Всё хорошо, а я просто нервная?! Уууу! — зловеще прогудела мама, делая страшное, возмущенное лицо. — Я всё поняла, ты хочешь из меня сделать дурочку, подлый негодяй!». — «Мама, — по-детски ласково произнёс я, — в любом случае, может, тебе стоит подлечиться, ты ведь похудела и плохо выглядишь!». — «Я сама это знаю, — заплакала мама. — Меня люди не узнают, меня все спрашивают, что с вами, Люся, почему вы так плохо выглядите. А что я им должна сказать? Что муж сволочь! Я чужим ничего не рассказываю, вы лучше папочке своему скажите, чтобы он так не поступал, больше мне ничего не надо!». — «Люся, я не понимаю, что я делаю?!» — неумно ляпнул папа. «Ах ты, негодяй! Ты не понимаешь?! Я тебя видеть не могу, твою рожу!» — перешла на более высокий тон мама. Она выскочила из-за стола и, повторяя: «Ты негодяй, негодяй!» — стала размахивать своей ладонью у носа папы, иногда даже задевая его кончик.
Папа тоже встал, но видно было, что он не совсем так понимает, как хотелось бы маме, и вдруг мама со словами: «Вот, тебе негодяй!» — ударила его сверху по лысой голове. Папа схватился за голову и отскочил от мамы! Он уже не спрашивал и не говорил, что чего-то не понимает, и видно было, что сразу же все понял. Марик подскочил к маме с тем же своим старым вопросом: «Что ты стала творить?! Ты что, за что ты его ударила?!». — «И, тебе — на! — ответила мама, но Марик был уже научен и ловко, по-боксёрски, уклонился от удара. — На, на! — повторила мама — и вновь неудача. — Бандит, он готов меня убить!» — сделала она вывод, быстро оделась и убежала из дому.
На утро она вернулась уже с Раисой Ефимовной. Раиса Ефимовна начала сразу с порога: «До каких пор вы будете издеваться и доводить свою маму! Почему она не может с вами спокойно жить?! Если она вам мешает, я с удовольствием заберу её к себе! Живите одни, но вам никто не дал такого права — издеваться над ней!». Мама стояла рядом, вся покорная, с заплаканными глазами. Папа стал защищаться и взывать к разуму Раисы Ефимовны: «Раиса Ефимовна, вы ведь знаете нашу семью, меня, Люсю! Неужели вы думаете, что я способен на что-то плохое?! Мы же с Люсей хорошо жили, вы знаете, никогда не ругались, злого слова я ей никогда не сказал!». — «Да, вот именно, я знаю! — недоумённо поддержала его Раиса Ефимовна. — Что же сейчас с вами такое случилось, что вы так изменились?!». — «Так я же не изменился!» — уверенно заверил её папа. «Ой! — насмешливо „сделала“ улыбку мама. — Он не изменился! Теперь ты видишь, Рая, что я права, что это за негодяй?!». «Да, теперь я вижу! — уверенно заверила её Раиса Ефимовна. — Я думала, Муля, что вы человек! Что с вами можно говорить, но я вижу — вы не хотите делать выводов». «Раиса Ефимовна, — горячо начал Марик, — как вы не понимаете, что это мама изменилась, а не папа! Она видит то, чего нет! Нет никаких заговоров, измен! Меня никто не женил, я сам женился! Я сам всё за себя буду решать, а маму надо просто подлечить!». — «Сам лечись, сволочь, дрянь, дурак! Ты, ничего не понимаешь, не видишь, как тебя дурачат?! Это ты тоже виноват, что твой папа так себя ведёт! Вы, сыновья — напрасный труд! Вы стали на его сторону! Вы, я вижу, даже сами его подговариваете! Но вы — жертвы, и когда меня не будет, то он и с вами расправится!» — произнесла мама пламенную речь. «Да, сыновья, действительно, напрасный труд!» — гордо произнесла Раиса Ефимовна.
Она уже давно это поняла и поэтому не «трудилась», а жила одна в свои 60 лет и подглядывала в замочную скважину. Поэтому она продолжила: «А вы, Муля, я вам советую, меньше слушайте детей! Они уже большие, вы им дали всё, что могли. Пусть они теперь сами живут, а вы должны жить со своей женой, друг для друга». — «Конечно!» — обрадовался такому мудрому совету подруги своей жены папа. «А что я такого хочу?! Это одного — спокойствия, чтобы мне, наконец, дали спокойно пожить. Дети детьми, а ты, старый дурак, не теряй ум и живи своим умом! Почему мы не можем нормально, как раньше, жить?! Я тебя спрашиваю! Дурак!» — поддержала подругу и мама. «Можем, — неуверенно ответил папа, — что я, против?». — «Ну, хорошо! — пошла вдруг на мировую мама. — Если ты хочешь, я покажусь невропатологу Рот. Пусть она вам тоже скажет, что я нормальная! Вы бы были такими нормальными, я бы хотела! Я действительно укреплю свои нервы, я изменюсь, успокоюсь, но вы будьте людьми. А ты, старый дурак, не слушай детей!». — «Я бы хотела иметь её ум!» — поддержала маму Раиса Ефимовна. «Это бы Вам не повредило», — не выдержал я. «Ах ты, грубиян! Как тебе не стыдно! — возмутилась мама. — Сколько хорошего тебе сделала Раиса Ефимовна! Как ты себя ведёшь!». — «Раиса Ефимовна, вы просто не знаете», — вновь начал папа, стараясь доказать ей свою правоту и объяснить своё положение.
