Подростки мялись, переглядывались.
— Мы хотели бы ему лично сказать.
— Нет, сначала скажите мне. Михаил Борисович занят.
— Может быть, мы в другой раз придем? — спросил один из близнецов.
— В другой раз не получится, — сказала Люся, — завтра он уезжает.
— Далеко?
— Далеко и надолго, на всю жизнь. Так зачем он вам?
— Мы его дети.
— Кто-о? — хлопнула глазами Люся. — Из Израиля?
— Нет, из Таллина.
— Да, — пробормотала опешившая Люся, — в Израиле мальчик и девочка.
Она была так поражена, да еще эти разговоры о детстве-отцовстве, что повела близнецов прямо в гостиную, не догадавшись вызвать бывшего мужа в другую комнату.
— Миша, к тебе. Из Таллина.
— Молодые люди, вы ко мне? — благодушно улыбнулся эмигрант. — Чем могу служить?
— Нам бы лучше наедине, — сказал один из юношей.
— Да какие секреты? — Михаил Борисович развел руками. — Здесь все свои, медики. Ну что там у вас?
Он подумал, что мальчишки пришли на подпольное лечение по чьей-нибудь рекомендации. Вот сейчас он и докажет, что подобным промыслом не занимается.
— Дело в том, — замялся один из пареньков, — в том…
— Ну, смелее!
— Что вы наш отец, — вставил другой.
— Я-а?
После этого вопля на несколько секунд установилась гнетущая тишина. Оленька застыла с прижатыми к подбородку руками. Ее жест комично повторила двухлетняя дочка, любившая обезьянничать и сидевшая в этот момент у Жени на коленях. Сам он закусил как от сильной боли губу. Изо рта замминистра вывалился кусок лосося. Слышно было, как потрескивает лакированный макияж его жены.
— Постойте, постойте. — Михаил Борисович встряхнулся и протрезвел. — Что вы такое несете? Вы меня с кем-то спутали.
— Мы с вами давно хотели встретиться, — потупив глаза, сказал один близнец.
— Но мама была против, — добавил другой.
— А теперь она умирает, — тихо сказал первый.
— Какая еще мама? — раздраженно вскрикнул Михаил Борисович.
— Может, посадим? — спросил Дима.
— Что? А? — не понял Михаил Борисович.
— Я говорю, может, посадим сироток, — пояснил Дима, — что они кольями торчат?
Близнецов усадили на диван. Они зажали ладони между колен и опустили головы.
— Нет, нет, давайте разберемся, — попытался усмехнуться Михаил Борисович. — У меня никогда не было чужих детей, только свои.
— В Тель-Авиве, — заметил Женя.
— Вы помните свою поездку в Юрмалу в семьдесят шестом году? — спросили близнецы.
— Я прежде в Прибалтике каждый год отдыхал.
— Ну не до такой же степени, — негромко сказал Женя.
— Что он, собака Строева? — так же тихо отметил Димка.
— Вы тогда познакомились с нашей мамой. Она потом все ждала, ждала вас.
Близнецы говорили по очереди, один начинал фразу или даже предложение, а другой заканчивал.
— Надеялась.
— Она гордая, не сообщила вам, что мы родились.
— Воспитывала одна.
— У нас только фотографии были.
— Вы на них похожи, мы вас сразу узнали.
— И еще мама один раз нам вас…
— …издали…
— …показала.
— Плакала…
— …но к вам броситься не пустила.
Оленька всхлипнула. Женя участливо повернулся к жене и принялся вытирать ей слезы на щеках.
На стол легли снимки. Михаил Борисович помоложе и в плавках. Михаил Борисович обнимает симпатичную блондинку. Михаил Борисович держит ее на руках на фоне волнующегося моря.
— Ведь это ты, — констатировала Люся.
— Я, — согласился Михаил Борисович.
— А это кто? — Она указала пальцем на блондинку.
— Знакомая, то есть я не помню, не помню, как ее зовут.
— Маму зовут Ирма, — подсказали близнецы.
— А вас, ребятки? — спросил Женя.
— Миша и Гриша.
— Поесть, наверное, хотите? — предложил Дима.
— Постойте, как это — поесть? — занервничал Михаил Борисович. — В смысле, поесть — пусть, но дети — нет, не может быть.
— Да что там, — грубовато махнул рукой Женя, — случилось, так надо нести ответственность. Правда, господин замминистра?
Но вопрос не вывел того из оцепенения. Медицинский начальник и его жена сидели китайскими болванчиками и механически-кукольно переводили глаза то в сторону одного участника разговора, то другого.
Перед Мишей и Гришей поставили чистые тарелки, и они принялись с завидным аппетитом поглощать дары морей и рек. Люся не успевала подкладывать.
Михаил Борисович нервно ходил вдоль стола, трещал суставами пальцев, что-то бормотал, вспоминал, высчитывал и только время от времени вскрикивал:
— Нет, это не тогда! Не может быть! Черт возьми, ничего не помню!
Сейчас он уже походил не столько на вальяжного дипломата перед заграничной поездкой, сколько на контрабандиста, у которого таможенники обнаружили бриллианты в подкладке пиджака.
Наконец близнецы насытились. На столе остался сиротеть только тихоокеанский селедочный хвост. Михаил Борисович собрался с духом.
— Я не подлец, — сказал он хрипло, — никогда не поступал бесчестно по отношению к женщинам.
— Да, это верно, — заметил Дима.
Венеролог на выпад внимания не обратил.
— Все это совершенно неожиданно, — продолжал он, — но я готов, готов понести… Хотя, признаться, не чувствую никакого голоса крови.
— Ну, кровь можно в лабораторию сдать, — сказал Женя и вопросительно посмотрел на жену замминистра.
Она что-то промычала и принялась толкать мужа локтем в бок.
— Нет, нет, не уходите, — взмолился Михаил Борисович. — Мы сейчас во всем разберемся.
— Без ДНК тут не разобраться, — покачал головой Дима. — А в самом деле, Михаил Борисович, задержитесь на два денька, сдайте анализ!
— У нас большая очередь, — процедила сквозь зубы замминистерша.
— Н у, по знакомству, по блату так сказать? — скривился просительно Димка.
— Спасибо, нам ДНК не нужно, — сказал невежественный не то Гриша, не то Миша.
А потом кто-то из них продолжил:
— Мы приехали потому, что с мамой очень плохо. У нее почка блуждает. Она хочет проститься с вами, Михаил Борисович. Перед смертью.
