По дороге к Крушницкой Николай Иванович твердо решил отказать ей. Объяснить, что никакой он не сыскной волк, а простой статистик. В министерстве работал в отделе учета — выписывал по строчкам число преступлений, рецидивов, чертил графики, готовил начальству отчеты и обзоры. Один раз в жизни он уже невольно обманул женщину: выходя за него, Ксения считала, что связала себя с благородным сыщиком типа Мегрэ. Правда, и она его тоже одурачила. Стыдно сказать, Строева очаровали ее очки. Громадными квадратами с закругленными углами они сидели на середине маленького носика и делали их обладательницу, по строевскому тогдашнему провинциальному пониманию (его только перевели в столицу), совершенно экстраординарной. Такие очки были только у телеведущих. Холодными маленькими пальчиками Ксения поправляла во время разговора очки не так, как это делают обычно — на переносице, — а приподнимала слегка оправу снизу, на щеке, и водружала обратно на середину носика. К слову сказать, зрение у Ксени было стопроцентным, а очки носила для форсу. Без очков, то есть в семейной жизни, она оказалась невзрачной и капризной до истеричности. Строев готов был безропотно расплачиваться за свою ошибку, но, когда узнал, что недостаток в нем мужественности и изысканности жена пополняет на стороне, развелся.
— Тсс, тихо! — Открыв дверь, Крушницкая приложила палец к губам. — Клиентка уже у меня. Я их всегда чаем пою, говорю на посторонние темы, чтобы расслабились. Сейчас как раз напряжение ушло, и у меня начинается поток. Надевайте вот эти тапочки и посидите в спальне.
В ее квартире Строев чувствовал себя огурцом в шкатулке для драгоценностей. Прихожая была обита золотистым шелком и увешана бронзовыми бра, спальня — малиновым бархатом, им же покрыта громадная кровать, на полу — толстый голубой ковер. Николай Иванович неудобно сидел на маленьком пуфике перед вычурным трюмо со множеством флакончиков и отлично слышал разговор в соседней комнате.
— Ой, правда, все так и есть! — восхищалась клиентка.
— Конечно же, — ласково ворковала Зоя Марковна. — Поймите, я ведь не гадаю, не угадываю. В какой-то момент нашего общения возникает искра, контакт, и я становлюсь как бы вами. Но в то же время могу смотреть на себя, то есть на вас, со стороны и немного вперед. Вы напрасно думаете, что ваш муж никогда вас не любил. Нет, он женился по глубокой любви, он и сейчас к вам хорошо относится. Многие ведь и этого лишены. Конечно, прежнего чувства нет, и измена, о которой вы узнали, далеко не первая. Его натуру переделать ни вы, да и никто другой не в состоянии. Надо выбирать: или вы примете его таким, какой есть, или расстанетесь. В первом случае, я вижу, ничего в вашей жизни не изменится, вы станете только мудрее, а во втором, если разведетесь… нет, вы не будете счастливы, только очень одиноки.
— Но я не могу, не могу, как вспомню, — всхлипнула клиентка.
— Пройдет, — голос у Крушницкой был сплошной мед, — забудется, я вам гарантирую. Сейчас, когда мы говорим с вами, я направляю поток энергии на вас. Это как весы: на одной чаше ваше горе, которое все перевешивает, а я загружаю противоположную чашу. И скоро вы почувствуете равновесие.
— Правда? Спасибо большое.
— Не стоит. И вот еще что я вам хотела сказать. Мне не очень нравится ваше здоровье. Нет, нет, ничего страшного не вижу, но какое-то сомнение, что-то зарождающееся где-то внизу, внизу живота. Вы давно не были у гинеколога? Мой вам совет — обязательно сходите.
Строев испугался, что сейчас услышит какие-нибудь дамские секреты, но Крушницкая перевела разговор на другое:
— И хорошо бы вам убрать эти морщинки между бровями. Они называются складки мудреца, но зачем нам с вами быть слишком умными? — рассмеялась экстрасенша. — Я вам дам телефон одной косметички. Пробиться к ней трудно, да и берет она много. Но того стоит, через месяц себя не узнаете, ваши близкие будут поражены.
Клиентка долго рассыпалась в благодарностях, пока Зоя Марковна провожала ее до двери.
— Каково ваше впечатление? — спросила Крушницкая, вводя Строева в обитую чем-то шелковым комнату.
На низком столике стояли чашки с чаем и коробка дорогих конфет. Крушницкая убрала посуду за клиенткой и поставила бутылку коньяку и рюмки.
— Знаю, пришли отказываться. Деньги принесли обратно. Нет? Потом, когда со щенками разберетесь, с пенсии? — рассмеялась она.
— А кто вам собирал информацию об этой женщине? — спросил Строев.
— Да никто, — обиделась Крушницкая. — Вы что же, не верите в мой дар? Шарлатанкой меня считаете?
Строев не верил и считал.
— Благополучная женщина не ищет гаданий и предсказаний, — вздохнула Зоя Марковна. — И беды наши, увы, типичны. Поэтому настроиться на поток очень несложно. Мне, во всяком случае.
— А медицинское?
— Тоже универсально. Кто при такой жизни здоров?
Крушницкая не забывала подливать Строеву коньяк. После четырех рюмок и двух конфеток в этой шкатулочной келейности на него вдруг нашла щекотливая благодать. Где-то за грудиной стало приятно и хорошо, деться этому чувству было некуда, и оно щекотало. Подобное случалось со Строевым несколько раз в жизни. В детстве он как-то тяжело болел и все спрашивал мать в бреду: «А Хрущев ест халвы сколько хочет?» С получки мать купила ему громадный брикет халвы. И когда она разворачивала его, снимала промасленную бумагу, у маленького Строева от сладкого счастья щекотало в груди. Нечто схожее творили и Ксенины манипуляции с очками, когда они познакомились.
«А может, черт ее дери, действительно обладает чем-то?» — подумал Строев и согласился попробовать.
Никакими старыми связями для выяснения адресов клиенток он не воспользовался. Телефонная служба, не иначе как для облегчения жизни домушников, ввела новую услугу: всем желающим давала адрес по номеру телефона.
Только на экзаменах по английскому и перед визитом к зубному врачу Строев испытывал такие же муки, как перед первым делом. Но потом освоился и дрейфить перестал. Одетый в майорскую милицейскую форму, он стучался в дверь к очередной жертве обмана, показывал пенсионное удостоверение, на красной обложке которого золотыми буквами было выдавлено завораживающее: «МВД».
— Извините за беспокойство, — говорил он. — Мне нужно задать вам пару вопросов.
Его провожали в комнату, где он доставал фото своих двоюродных братьев из Таганрога и спрашивал:
— Не видели ли вы этих людей? Посмотрите внимательно, может быть, в магазине, на остановке? Это опасные преступники. У нас есть сведения, что они промышляют в этом районе. Может быть, дети ваши видели или кто-то из близких?
Пока хозяева честно всматривались в лица его родственников, звали детей и бабушек, Строев осматривался.
— Не видели так не видели. И слава богу. А к кому бы из ваших соседей мне еще обратиться, кто чаще бывает дома?
Потом во время «потока» Крушницкая прикрывала рукой глаза и медленно перечисляла:
— Вижу вашу кухню. Обои в зеленую клетку, плафон красный с цветочками. Мальчик, школьник. Его зовут… зовут Витя. У мужа усы, нет, бородка небольшая. Соседка напротив, неприятная особа, вы не ладите. Другие соседи, милые добрые люди, их аура перекрывает негативную энергию той женщины…
