— Ты, наверное, хороший ученый.
— Неплохой.
— И все-таки грезиетка.
— Чего-чего?
— Когда ты впервые сказала, что Ольга грезиетка, я даже не поняла, как ты ее обозвала. Потом догадалась: грезиетка — от слова грезить. Суффикс «к» в русском языке имеет, кроме прочих, уменьшительно-пренебрежительное значение — профурсетка, нимфетка.
— В тебе заговорила учительница русского языка.
— Я и есть учительница, простая земная учительница русского языка. И спокойно живу, не зная, как работает сотовая связь и чем принцип передачи изображения у плазменного телевизора отличается от жидкокристаллического. Честно признаться, я и про движение солнца не ведаю, и многие другие вещи для меня загадка.
— Спрашивай — расскажу, если интересно. — Я откровенно веселилась.
— Не интересно, скромная ты наша всезнайка. Пойдем спать.
Маня стала убирать посуду со столика.
— Извини, — повинилась я. — Больше не буду. Договори, на самом интересном остановилась.
Сестру обидеть трудно, во всяком случае, на меня она обижалась редко и многое прощала. Но если уж случалось, то Маня каменела, заковывалась в броню обиды, которую ничем не прошибешь. Вот и сейчас все мои извинения, заискивания, подобострастные речи, даже попытки физического контакта — обнять, поцеловать — действия не возымели. Маша сухо говорила, что пора спать, поздно, увертывалась от моих рук.
Я долго не могла уснуть. На что Маша обиделась? Хоть бы сказала. Нет, сколько помню, никогда свои обиды не выставляет. Постепенно оттаивает, становится прежней, но без упреков и объяснений. Как мама. Несколько раз мама серьезно на меня обижалась. Вспыхивала и замыкалась, общалась сухо и только по необходимости: обед на плите, не забудь выключить газ, у тебя сегодня занятия с репетитором по английскому. Потом проходило, рассасывалось.
Неожиданно пришедшая мысль чуть не подбросила меня на кровати. Я живу у Маши больше недели, а говорим мы только обо мне: моей болезни, моей работе, моем самочувствии. Сегодня случилось отступление: перемывали косточки Ольге. Маша, как водится, позитивно сплетничала. Но ведь у Машки тоже есть семья, муж Семен, дочь. И мне в голову не пришло спросить сестру, есть ли у нее проблемы, что ее беспокоит. Нормальную жену и мать обязательно что-то беспокоит. А такая эгоистка, как я, талдычит исключительно про себя, насилует дорогих людей якобы умными наблюдениями и выводами. Чтоб она сгорела, Ольга… вместе с мужем. Дочерей можно оставить.
Самобичевание имеет автоматическую связь с самооправданием. Как выключатель и электрическая лампочка. На выключатель нажали — появился свет. Начал казниться — и тут же защитная реакция, доводы в свое оправдание. Ольга и Семен для меня — почти родительская семья. До определенного возраста ребенок не анализирует отношений родителей, они для него идеальны и абсолютны, вне сомнений и критики. Поэтому, если родители расходятся, ребенок может винить себя — «я был плохим мальчиком» или «я некрасивая девочка, поэтому меня не любят». При чем тут чужие разводы? Опять меня уносит. Есть Машка, которую я обидела, хотя люблю безумно, точнее — бездумно, как маму. Мне давно следовало повзрослеть. Но Маняша сама виновата: подчеркивает, что заступила на вахту после моей мамы… Оп-ля, еще одна лампочка зажглась…
Я не заметила, когда уснула. Но и во сне меня терзали демоны, засыпали вопросами, на которые я не находила быстрого и правильного ответа. В наказание задавали следующую задачку, говорили, что она проще, но все равно я не находила решения. Демоны грозили меня убить за тупость и бестолковость, но оттягивали момент, подбрасывая новые вопросы. И это было так больно и страшно, как бывает только во сне: ты зависла на краю смертельной пропасти, знаешь, что в тебе есть силы отпрыгнуть от края, но сила твоя тебе не подчиняется. Утром я встала разбитая, как после пытки.
— Плохо себя чувствуешь? — спросила Маша, и с нее слетела часть брони. — Спина болит?
— Душа.
— А, — Маня повернулась к плите, на которой жарила омлет с помидорами. — Сок выпей.
Каждое утро сестра поила меня свежевыжатым из фруктов и овощей соком. Маша считала, что главное лечение — в правильном питании, плюс народные средства, вроде отвара из трав или продуктов пчеловодства. Мол, только из природы можно взять биологическую помощь. Программа «Малахов плюс» в конкретном исполнении.
Ерунда. Я абсолютно убеждена: не молотая фасоль с прополисом действуют, не ромашка с пчелиными какашками, а вера в их чудодейственную силу. Если человек верит, если настроил себя, он способен снести гору, даже если она — злокачественная опухоль внутри организма. Я искренне завидую тем, кто умеет иррационально, ненаучно и мощно настраиваться на победу в проигрышной ситуации. У меня не получается. Я верю только в достижения цивилизации: антибиотики, синтетические гормоны, скальпель умелого хирурга. На эту тему мы спорили с сестрой каждое утро. И шли на компромисс: я пью соки, отварчики трав, принимаю половину чайной ложки одной гадости, две столовые ложки другой. Маша критику мракобесия смиренно слушает: «Говори, говори, но ротик открой!» И радостно улыбается, когда, проглотив ее колдовские снадобья, морщась, заявляю: «Какая гадость! Только ради тебя».
Омлет мы ели молча. Вместо кофе — моего неизменного допинга — Машка налила какую-то бурду из ячменя и других российских злаков. Сестра давно пытается излечить меня от кофемании. Аргумент: кофе тоже на земле выращен — не принимается. В России ведь кофе не растет, а надо питаться продуктами, выращенными по месту жительства.
Машка хитрая: использовала свою обиду, чтобы влить в меня ячменное пойло.
— Вкусно? — спросила сестра.
— Терпимо.
Маша встала, открыла холодильник, достала две баночки, из одной мне следовало половину чайной ложки принять, из другой — две столовых.
Она немного растерялась — рук не хватило. Поставила баночки на стол, налила в две чашки горячей воды из чайника, опустила в них ложки, чайную и столовую, — подогреть, чтобы я холодное не глотала. И все ее действия, движения, манипуляции с баночками и ложками, за которыми стояла забота великой силы, вызвали у меня спазм. Кто еще обо мне так позаботится? Сын вырастет, но так не сумеет.
Я зарыдала в голос, от невозможности выразить благодарность и признательность.
Женщины редко плачут по утрам. Как правило, за день накапливают аргументы своей несчастной жизни, а к вечеру выдают. Исключения — те, кто провел бессонную, в кошмарах, ночь. Это про меня.
Маша растерялась. Секунду назад я была строптивой младшей сестричкой с комплексом вины, временно покладистой. А теперь навзрыд плакала, комплекс того не заслуживал. Маня ложки подогревала каждое утро, ничто в последовательности ее действий не нарушилось. Но я-то впервые оценила, и корежило меня отчаянно.
— Ма-а-шка, се-с-стренка, — слова недоговаривались, спотыкались, рвались, — хоть тебе скажу, маме не успела. Я вас, тебя и ее, очень люблю всегда, по-другому не умею… как умею…
