— Какое слово? — грозно требует Макс.
Из моих уст вырывается блеяние, которое при небольшом напряжении ума можно расценить как предупреждение: не заставляй повторять дурные выражения, быстрее забудет.
Гошка упивается моментом. Мама и папа, секунду назад страшно занятые, теперь смотрят на него внимательно.
— Пундак! — произносит эффектно Гошка. И поясняет, не дождавшись взрыва эмоций: — Это глупый человек, который пукает на утреннике, когда все песню поют. Как Вася.
Максим соображает быстрее меня:
— Похоже, созвучно. Употреблять не рекомендую. И если через пять минут мы не выйдем из квартиры, то будем пундаками. А бабушка с дедушкой, которые уже сидят в аэропорту…
— Все, все, на выход, — подскакиваю и тут же хватаюсь за голову. — Про жаропонижающие свечи забыла написать!
— Лида!!!
Знаю это выражение лица. Максим на пределе. Но с другой стороны, ничего нового. Такое с ним бывало неоднократно.
Максим с трудом берет себя в руки. Да, его руки. Потянулись ко мне, точно хотел удушить.
Руки упали, и он произнес со сдержанным клокотанием:
— Как вставлять в задницу Гошке жаропонижающие свечи, наши родители прекрасно знают. Ты сотню раз им объясняла: на спинке, потом ягодички сомкнуть, чтобы не выскочило.
Мы толкались в прихожей: Гошка с рюкзаком, Максим с чемоданом, я — с нервной суетой.
— Прощайтесь! — велит Макс.
— Гошенька, сыночек любимый, — бухнулась я на колени, обняла малыша, — драгоценный мой!
Стиснула его тельце. Не в полную силу, чтобы не испугать. Мне всегда хотелось сжать его до полного во мне растворения.
И тут, в тесной прихожей, Максим произнес странное. Внимательно глядя на меня, изрек:
— Как мать, ты пока еще не пропала.
Открыл дверь, вышли на лестничную площадку.
— Какая «мать»? — рванула я за ними к лифту. — Куда «пропала»?
Ответом был срежет в шахте лифта, сомкнувшего дверцы и поехавшего вниз.
Искать смысл в том, что произнес Максим, мне было недосуг. Кровиночка моя, сыночек, Гошенька, ненаглядный, драгоценный — уезжает…
Вернулась в пустую квартиру, с разбросанными вещами, со следами поспешных сборов. Тихо, безлюдно, изо всех углов — тоска.
Расставание с Гошкой для меня сродни бескровной ампутации. Мою голову или сердце отрезали и увезли. Как прикажете существовать без головы или сердца?
Умом-то понимаю: сыну будет очень хорошо с моей мамой на юге или с другой бабушкой и единственным дедушкой на даче. Наберется сил, витаминов, солнца, воздуха. За ним будут смотреть родные, которые на постоянной телефонной связи со мной. И все-таки меня корежит. Ампутация хоть бескровная, но болезненная. Мне становится себя жалко до слез, которые бегут сначала маленькими ручейками, потом бурными.
Обычно меня приводит в чувство Максим. Сидит рядом на диване, обнимает, слушает мой бред. Терпения у него хватает минут на пятнадцать.
Потом говорит:
— Так рыдаешь, словно сына потеряли, а не к бабушке он уехал.
— Типун тебе на язык! — возмущаюсь я, и слезы быстро просыхают. — Не могу жить без маленького! Совсем не могу.
— Старайся. У тебя, кстати, еще муж имеется. И он придумал занятие, которое при Гошке невозможно. Впрочем, занятие старое, но кое-какие новые нюансы сейчас осуществим… Сколько застежек! Это платье не из коллекции одежды для монастырей? Или для защиты от маньяков? Пока насильник разберется с крючками и кнопками, пыл улетучится. Не хихикай, помогай.
Рыдать в отсутствие мужа не хотелось. Я не актриса, чтобы репетировать. Вернется Максим, тогда и выступлю. Пока надо убрать в квартире и приготовить ужин.
Через некоторое время я позвонила Максиму:
— Как Гошка себя ведет? Дорожная обстановка?
— Гошка ведет себя отлично. Трафик терпимый.
— Что хочешь на ужин: рыбу или мясо?
Муж помолчал немного, а потом спросил:
— Как у тебя с памятью? Забыла вчерашний разговор?
— Да… но…
— Из аэропорта, после регистрации, позвоним.
И отключился.
Я тут же набрала его снова — «недоступен».
До глубокой ночи безуспешно терзала телефон — Макс был недоступен.
О благополучной посадке в самолет мне сообщила свекровь.
— Не знаете, куда поехал Максим? — закинула я удочку.
— Разве не домой? — удивилась она.
— Да, конечно, пробки на дорогах, а телефон у него, наверное, разрядился.
О том, что телефон можно зарядить в машине, свекровь могла и не знать.
И все-таки паника тогда меня не охватила. Я упорно отодвигала от себя мысль о том, что муж ушел всерьез и навсегда.
Так мамина коллега, когда ей онкологи сказали: «Родинка у вас на животе плохая, злокачественная» — не поверила. И твердила: «У меня эта родинка с детства». В итоге операцию не сделали, женщина умерла от меланомы.
Если уж совсем откровенно, то, укладываясь в осиротевшую супружескую постель, я думала не о Максиме, все решала, как мне быть с Назаром.
Утром меня разбудил не будильник, а звонок в дверь. За порогом стояла тетя Даша из Питера. Вот уж кого мне сейчас не хватало! Впрочем, ее всегда хватало через край. Могла бы останавливаться у своего брата, моего свекра. Нет! Тете Даше нравилось у нас гостить. Мол, в семье племянника она заряжается молодой энергией. А то, что высасывала из нас эту энергию киловаттами, оставалось за скобками.
— Здравствуй, милая! — расцеловала меня тетя Даша. — Поезд рано прибывал, не стала вас просить встретить.
«Спасибо хоть на этом», — подумала я и пригласила ее завтракать.
На вопрос, где Гошка, Максим, мне отвечать не пришлось.
— Гошка укатил с дедом и бабкой в Испанию, Максим в командировке, — высказала осведомленность тебя Даша.
И принялась талдычить о своих делах. В целом, они сводились к затяжной склоке с жэком по поводу начисления квартплаты и отношений с Виктором Петровичем. С тем самым, с которым дернула меня нелегкая тетю Дашу познакомить. Теперь будет на свидания в Москву мотаться.
Похоже, бухгалтеров в жэке тетушка затерроризировала, и они ошибались постоянно. Так случается: где более всего страшишься прокола, он обязательно произойдет.
— Насчитали мне в октябре расход горячей воды шестьдесят три кубометра. Представляешь? — Тетя жевала бутерброды и рассказывала. — Прихожу к ним, сую в нос жировку — это по-старому, теперь счет называется. У меня говорю, солдатского полка на постое не было, чтобы круглыми сутками мылись, и бассейна в квартире не имеется, как на третьем этаже у Ваньки. Рос мальчишка, я его с пеленок знаю, бандит бандитом, а сейчас на катафалках разъезжает.
