Оттуда я медленно направился к центру поля, по направлению своего бега, к точке, где встретились наши судьбы, а оттуда к краю откоса, куда стащил нас ветер. Сюда, пересекая поле, вела дорожка, по которой явился в мою жизнь Перри. За моей спиной, там, где стояла моя машина, остановился Логан. А вот здесь мы стояли и смотрели, как он падает с неба, и здесь же Перри поймал мой взгляд, и его внезапно поразила любовь, патологию которой мне так не терпелось исследовать.
Таков был мой маршрут. Я спустился с холма на поле и подошел к следующему месту. Овец не было, а небольшая дорога за оградой оказалась уже, чем в воспоминаниях. Я искал какую-нибудь вмятину на земле, но увидел лишь заросли крапивы, растянувшиеся почти до калитки, через которую перелезали полицейские. Здесь Перри предложил помолиться, и здесь я развернулся и ушел. Я так же уходил и сейчас, пытаясь представить, каким образом он умудрился разглядеть в моей позе какой-то отказ.
В прошлый раз взбираться на холм было значительно легче. Адреналин придавал сил моим конечностям и ускорял все мысли. Сейчас мое нежелание проникло глубоко в мышцы, и я слышал, как пульс бьется в висках. На вершине холма я остановился и огляделся. Поля, поля на сотни акров вокруг и один крутой склон. Я стоял там, будто никогда и не уходил, потому что эта выкрашенная в зеленый поверхность была сценой для моих рассеянных блужданий, и я не сильно бы удивился, увидев, как с разных сторон ко мне приближаются Кларисса, Джон и Джин Логаны, та безымянная женщина, Перри и де Клерамбо. Вообразив это, я представил себе, как они, встав полукругом, теснят меня к откосу, я не сомневался, что они явились, чтобы вместе обвинить меня – но в чем? Знай я это наверняка, я бы не вел себя как подсудимый. Недопонимание, неполноценность, недостаточное расширение ментального пространства, которое описать так же трудно, как шок от первого знакомства человека с числами. Интересно, что сказала бы Кларисса, хоть с некоторых пор мы и не доверяем мнениям друг друга, но теперь француз в двубортном костюме просто заворожил меня.
Я развернулся и зашагал через поле к машине. Сама идея довольно проста, но человек, создавший теорию о патологической любви и давший ей, как жених у алтаря, свое имя, без сомнения, должен был поневоле разобраться в природе любви как таковой. Где определена патология, должна скрываться и концепция здоровья. Синдром де Клерамбо был темным, искажающим зеркалом, где отражался и пародировался светлый мир тех влюбленных, чья безумная страсть оказалась благоразумием. (Я зашагал быстрее. До машины оставалось метров четыреста, и, увидев ее теперь, я знал наверняка, что тогда передние дверцы оставались широко распахнутыми, как крылья.) Болезнь и здоровье. Иначе говоря, мог ли узнать я о Перри что-то, что вернуло бы меня Клариссе?
Лондонская трасса была перегружена, и лишь спустя два часа я припарковался напротив дома. По дороге я предполагал и даже ожидал его увидеть, но, выйдя из машины и обнаружив Перри, почувствовал, как екнуло сердце. Я помедлил, прежде чем перейти дорогу. Он стоял у самого входа, миновать его я не мог. Оделся как на парад: черный костюм, белая, застегнутая на все пуговицы рубашка, черные кожаные ботинки с белыми вставками. Он смотрел на меня, но выражение лица ни о чем не говорило. Я пошел быстро, надеясь проскочить мимо него в подъезд, но он стоял прямо на дороге, так что мне пришлось остановиться, чтобы не столкнуться. Напряженный, возможно, сердитый, в руке он держал конверт.
– Ты мешаешь пройти, – сказал я.
– Ты получил мое письмо?
Я попытался пройти между ним и низким кустом бирючины, росшим у дорожки, но он перекрыл эту лазейку, а мне не хотелось к нему прикасаться.
– Дай пройти, или я вызову полицию.
Он радостно кивнул, будто я пригласил его на чай.
– Но сначала ты должен это прочесть, – сказал он. – Это очень важно.
Надеясь, что теперь он отстанет, я взял конверт. Но это было еще не все. Он собирался сказать еще что-то. Для начала он взглянул на существо, сидящее на его плече. Когда же заговорил, его голос был хриплым и, думаю, сердце бешено колотилось. Он готовился к этому моменту. Он произнес:
– Я нанял исследователя, он достал мне все твои статьи. Прошлой ночью я прочел их, тридцать пять штук. У меня и книги твои есть.
Я просто смотрел на него и ждал. Что-то в его поведении изменилось. Тоска осталась, но появилась некая твердость, а еще изменились глаза. Теперь они казались меньше.
– Я знаю, чего ты добиваешься, но у тебя ничего не выйдет. Даже если ты напишешь миллион статей, а я их все прочту, тебе не разрушить того, чем я владею. Этого нельзя отнять.
Казалось, он надеялся на возражения, но я продолжал ждать, скрестив руки на груди и разглядывая царапину от бритвы – тонкий черный порез на его щеке. В следующей фразе он вроде бы хвастался, как легко смог найти исследователя, хотя я в этом не совсем уверен. Позже, тщательно обдумав его слова, я начал думать, что он пытался меня запугать. Но тогда было слишком легко предположить, что мне угрожают, и я отбросил эту мысль, так и не сделав вывода.
Он сказал:
– А я ведь не так прост. Я могу заставить людей выполнять мои желания. Любые желания. Деньги всегда кому-нибудь нужны. Удивляет только, как дешево платишь за то, чего сам никогда не стал бы делать?
Его псевдовопрос повис в воздухе, а он взглянул на меня.
– У меня в машине есть телефон. Если ты сейчас же не пропустишь меня, я вызову полицию.
Ответом была та же теплота во взгляде. Жестокость исчезла, он с благодарностью принял внимание, которое разглядел в моей угрозе.
– Очень хорошо, Джо. Правда. Мне это тоже нелегко. Я так же хорошо понимаю тебя, как и ты меня. Можешь не прятаться от меня. Не нужно шифровать свои чувства, правда не нужно.
Я сделал шаг назад и, повернувшись к машине, сказал:
– Нет никаких шифров. Когда же ты поймешь, что тебе нужна помощь?
Не успел я договорить, как он расхохотался, точнее, издал ковбойский клич и хлопнул себя по ляжке. Вероятно, он услышал, как я призвал к любви. Он почти кричал от радости:
– Вот именно. Все и вся на моей стороне. Все выйдет по-моему, Джо, и ничего ты с этим не сделаешь!
Псих, да и только. Он даже отошел в сторону, позволяя мне пройти. Был ли в том некий расчет? Глубина его сумасшествия не поддавалась анализу, и этого было достаточно, чтобы я с радостью закончил разговор и скрылся в доме. Кроме того, я знал, что полиция мне не поможет. Я не оглянулся проверить, будет ли он крутиться под окнами. Нечего доставлять ему удовольствие, показывая свое беспокойство. Его конверт я засунул в задний карман и побежал, перепрыгивая через две ступеньки. Увеличившееся за пятнадцать секунд расстояние между нами действовало как болеутоляющее. Я вполне мог бы изучать Перри как носителя синдрома, даже получать от этого удовлетворение, но новая встреча на улице, особенно после прочитанного первого письма, меня здорово напугала. Мой страх мог наделить его большой силой. Легко представить, как однажды я предпочту не возвращаться домой. На лестничной площадке перед дверью я задумался, действительно ли он хотел меня напугать: если нанять исследователя так легко, то не намного дороже обойдется пара головорезов, которые изобьют меня прежде, чем успею моргнуть. Но, может, я все неверно истолковал. Неясность подпитывала мой страх – угрозы же добавляли ему нюансов.
