– Сам! – скалясь, ответил черт. Его глаза при этом начали светиться слабым белым светом. – И артефактов в руки не возьмешь…
– Такого никогда не произойдет… Это невозможно! Я профессор! Я лично жал руку государю…
– Торг! – перебил черт и протянул лапу профессору. При этом он так улыбался оскаленной пастью и похрюкивал, словно старался раззадорить собеседника.
Профессор взглянул на лапу и осторожно протянул руку, но в самый последний момент остановился и спросил:
– На каких условиях?
– Я тебе нос свой привью и глаз. Будешь магию носом чуять и без глаз видеть духов. Если будешь делать, как я говорю, Пест тебя ведуном назовет…
– А я взамен? – осторожно спросил профессор. – Надеюсь, не душу…
– Хрынь… хрынь… – принялся снова похрюкивать черт. – Сдалась она мне… В уплату ты оба уха моих к себе привьешь… Навсегда! И жить с моими ушами будешь!
– Зачем? – непонимающе уставился Дакрит на черта.
– А это уже мое дело, какую плату с тебя брать.
Дакрит вздохнул и пожал лапу черта, а тот ухватил его руку обеими конечностями и резко укусил его за палец. Дакрит хотел было вырвать руку, но черт его крепко держал.
– Договор! Если смертный, именуемый Дакритом, будет делать все, как я скажу, он станет ведуном. Нос мой получит и глаз. Плата за то – два моих уха, которые он к себе привьет… – Черт чиркнул второй рукой по собственным зубам и окропил их рукопожатие черной густой смолой, которая капала из его раны вместо крови…
Ночь уже давно вступила в свои права, и ясное небо усыпалось тысячами звезд. Где-то вдалеке ухала сова, словно укоряла разноцветную и яркую палатку, расположившуюся на поляне. Эта палатка очень сильно выбивалась из общей картины довольно дремучего леса.
В самой палатке, которая была до неприличия огромной, находился небольшой шкаф и две кровати. На одной спал профессор, который ворочался в кровати и что-то бормотал во сне, а у другой сидел черт и ждал Песта. Тот лежал на второй кровати прямо и не ворочался, не стонал, а мирно и спокойно спал. Вот он глубоко вздохнул и открыл глаза. Несколько секунд молча лежал и смотрел вверх.
– Это тюрьма ведовская. В ней тварь и ведун сидят, – начал тихо черт. – Тварь больно сильная была, и ведун не справился. На последней капле крови своей он тварь с собой в тюрьму заковал…
– Как имя его?.. – еле шевеля губами, спросил Пест.
– Ишмаил. В народе Тесьмой звали. Его сила в ленте была, которой все тело обмотал. – Черт хрюкнул, словно ухмыльнулся. – Это его рок. Две сотни зим в тюрьме с тварью темной…
– А мой рок? Ты знаешь мой рок? – шепотом спросил Пест, не отрывая взгляда от сводов палатки.
– Знаю, но не скажу. Не мое это право.
– А если прикажу?
– Тьмой харкать буду, но смолчу… – улыбаясь тремя рядами зубов, произнес черт. – Скоро сам узнаешь…
– А Ишмаил Тесьма знал?
– Знал. Он тварей темных хорошо бил, и одна из них ему рок его рассказала. Как ту тварь увидел, так и понял, что рок свой нашел. Дурень пытался люд уберечь, но не смог… почти… – Глаза черта начали слегка светиться, словно он что-то ворожил. – Не твой рок это и не вздумай лезть туда. А за твой рок… седмицы не пройдет – сам узнаешь…
Привычно качаясь в седле, прямо на ходу в блокноте что-то записывал мастер Дакрит, а Пест уже второй день был смурной. Он неохотно и односложно отвечал на вопросы профессора. Они подъезжали к Ультаку, и на их пути оставалось последнее село. Подъезжая к его окраине, они уже собирались остановиться и припрятать коня и черта, но из кустов к ним навстречу вышел сухонький, но бодрый старичок.
– Чего по кустам шариться? Пойдем в дом! – проскрипел старичок и приглашающе махнул в сторону села.
Дакрит удивленно взглянул на Песта, а тот с прищуром глядел на старичка.
– Народ демоном не испужаем? – спросил он старичка в спину. Тот уже направился в сторону села.
– Предупредил я люд наш. Ежели он чудить не будет – не тронут. – Старичок остановился и обернулся, уставившись на путников белесыми от катаракты глазами. – Ну? Чего встал, Пест? Или тебе Серебрушка по душе будет?
Пест сразу заулыбался и поторопился вперед, шепотом произнеся: «Ведун». Когда он его догнал, то спросил:
– А как вас величать, старче?
– Захаром-слепцом зовут…
Проходя по селу под внимательными взглядами, Пест сразу заметил ладные избы с резными наличниками, кузню, из которой шел дым, и еще мало значимые признаки того, что село не из бедных.
– Демон нехай сумки кидает у сарая, а сам в тьму уходит. Нечего люд пужать, – проскрипел старичок, указывая на сарай у избушки, в которую они направлялись. – А ты, маг, в стойло коня поставь.
Профессор хотел было начать отнекиваться, но, взглянув на Песта, который кивнул на конюшню, не стал возражать.
Когда они собрались втроем в избушке у горшка со сладкой репой и караваем свежего хлеба, старичок задал странный вопрос:
– У елабужцев ты ворожил?
Пест оторвался от еды и взглянул на Дакрита. Тот пожал плечами.
– У елабужцев я ворожил, – ответил Пест, прожевав. – На ночлег у них становились, да не нашлось мне дела ведовского. Здраво живут и помощи не требо…
– Что же ты такого ворожил?
– Для детворы я палку искристую зажег. А чтобы пуще удивить всех – я ее ворожбой по воздуху гонять начал.
– Вот оно как… – Вздохнул старичок. – А есть у тебя такая палка еще?
– Есть, как не быть? – Пест вышел к сумкам, которые скинул черт, и, покопавшись, нашел парочку палочек.
Когда он вернулся в дом, то протянул их старичку, а тот, приняв их, начал аккуратно ощупывать и обнюхивать. Даже на вкус попробовал.
– И что? Она искрится сильно?
– Сильно, деда Захар. Правда, искры не как с костра. Тухнут быстро и цвету синего да зеленого…
– Иди ты! Прямо синие да зеленые?
– Так оно… – Кивнул Пест.
– А сие ворожба аль зельем каким сделано?
– Сначала зельем, а потом ворожбой добавлено, – ответил гордо Пест. – Это я у циркачей бродячих выведал, что в городище Вивек приезжали.
Мастер Дакрит с ухмылкой наблюдал за старичком.
Когда тот спросил название этой палки, которая была толщиной в мизинец и длиной в ладонь взрослого мужика, профессор ответил:
– Обычный искристый состав с дополнением иллюзией цвета. Вариация стандартного артефакта школы огня…
– А мож покажешь? – с ноткой заискивания спросил старичок, напрочь игнорируя Дакрита. – Мне духи наши все уши прожужжали, за огонь, который не жжет, и искры, словно звезды, что с небосвода катятся…
