ЧАСТЬ ВОСЬМАЯ
...Бессмертная Екатерина возвратилась к вечности, в своё небесное жилище ноября 6-го дня в 9 часов вечера, как то все присутствовавшие и знатнейшие особы утверждают. Кончина её последовала от страшного удара апоплексии, пятого числа поутру ей приключившегося. В сей день, восстав от сна, чувствовала в себе какое-то особливое облегчение, и так хвалилась. В 9 часов потребовала кофею, который ей также особливо хорош показался, почему и позволила выпить две чашки, сверх обыкновенной меры, ибо последнее время от сего кофею воздерживалась. Между тем подписывала уже дела. Самому Трощинскому подписан чин действительного статского советника; поднесено было подписать Грибовскому чин второй Степени Владимира и дом; Ермолову /Петру/ чин и крест; здешнему вице-губернатору Алексееву 600 душ. Сию последнюю бумагу велела переписать, потому что души не в той губернии написаны. По сей причине и другие поднесённые милости остались неподписаны. Говорят, что все они готовились к Екатеринину дню. После завтрака Захар Константинович /камердинер Зотов/ докладывал, что пришёл Терской с делами. Она изволила сказать, чтоб маленько пообождал, что она пойдёт про себя, и тогда уже пошла в свой собственный кабинетец. Захар Константинович несколько раз входил и выходил из покоя, и, не видя долго императрицы, начал приходить в сомнение, говорил о том Марье Саввишне /Перекусихиной/, которая беспокойство его пустым находила; но когда слишком долго она не выходила, то Захар вновь говорил о том Марье Саввишне, побуждал её пойти посмотреть, и напоследок по долгом прении пошли оба.
Подошед к двери кабинета, сперва шаркали ногами, потом стучали в дверь, но, не слыша никакого голоса, решились отворить дверь. Дверь отворялась внутрь; отворяя её, чувствовали они сопротивление. Употребив насилие, маленько отворили и, увидя тело, со стула на дверь упавшее, объяты были смертным ужасом. Другие утверждают, что она лежала на стуле навзничь с отверстым ртом и глазами, но не совсем умершая. В одну минуту трепет и смятение в покоях её распространились. Тотчас положили её в вольтеровские кресла, возвестили князю /Платону Зубову/, сыскали врачей, употребляли всевозможные средства... умножили было признаки жизни. Умирающая императрица в страшных сильных движениях терзала на себе платье, производила стон; но сие были последние силы её напряжения. Изнемогши, лежала она плотию уснувши, яко мертва, но дух жизни был в ней по общему мнению до 9-ти часов вечера 6-го числа; по крайней мере в сие время объявили её совершенно отошедшею.
Т.П. Кириак, инспектор классов Смольного
монастыря — князю И.М. Долгорукому. 1796.
Великий князь Павел Петрович, Д.П. Трощинский, доктор Роджерсон
— Ваше высочество, императрицу ещё нельзя считать покинувшей земное бытие.
— Это что, предупреждение императору, доктор? Я в нём не нуждаюсь. Верно то, что со смертного одра императрица более не встанет.
— Формально нет, но так положено — ждать последнего вздоха.
— Вам никто этого не мешает делать. Займитесь своими прямыми обязанностями. И — я больше не желаю вас видеть. Как только подпишите заключение, немедленно уезжайте из дворца. Немедленно!
— Ваше императорское величество!
— Это ты, Трощинский? Ты счёл нужным обратиться ко мне с полным титулом, тогда как врач...
— Ваше императорское величество, извините его — это простая человеческая растерянность, но, как я полагаю, никак не злой умысел. Простая растерянность.
— И наглость. Ты же не растерялся.
— Я ждал этой минуты, ваше императорское величество. И она наступила, потому что была предначертана историей. И я подумал, что могу оказаться полезным моему монарху. Вот это первый документ, который я последнее время носил всегда с собой, чтобы успеть своевременно вручить в монаршьи руки.
— Что это?
— Завещание императрицы, ваше императорское величество. Завещание, которому не следовало быть. Вы поступите с ним, как найдёте нужным, ваше императорское величество.
— В пользу Александра Павловича? Вот оно что! И императрица доверила его тебе, а ты...
— Передал его законному наследнику, так долго дожидавшемуся положенного ему срока вступить на отеческий престол.
— Я запомню это, Дмитрий Прокофьевич.
— Камин разожжён, ваше императорское величество, и если на то будет ваша воля, я отлучусь на некоторое время.
— Это лишнее. Лучше постой на часах у дверей, пока рассеется пепел этой очередной несправедливости. В соседнем покое я видел графа Ростопчина.
— Вы хотели его позвать, ваше императорское величество?
— Ни в коем случае. То, что происходит, останется между нами. Ты будешь служить мне, Трощинский. Верно служить.
— Государь мой, вы не раскаетесь в своём многомилостивейшем решении, и мой многолетний опыт...
— Что он тебе подсказывает в эту минуту?
— Что необходимо немедленно, не тратя времени, приступить к написанию манифеста о вашем вступлении на престол, ваше императорское величество.
— Тебе нужны для этого какие-то образцы, бумаги, помощники?
— Никого и ничего, ваше величество. В портфеле у меня с собой все письменные принадлежности и — простите меня, мой государь! — текст манифеста, если вам угодно будет его одобрить.
— Ты написал его заранее, Трощинский?! Невероятно! Это, признаюсь, самый большой подарок, который я только мог сегодня получить. И я хочу, чтобы ты сегодня же позаботился о делах коронации. Я не хочу её откладывать. Да, а остановиться в Москве — я остановлюсь в твоём доме. Что там за шум в дверях?
— Подлекарь пришёл доложить, что императрица ещё дышит и...
— Дмитрий Прокофьевич, закрой дверь — пусть меня больше не беспокоят всякими пустяками.
* * *
Высочайшее повеление Управляющему
Кабинетом В.С. Попову Павла I.
7 декабря 1796 г.
Василий Степанович. Для поспешнейшего строения Михайловского замка дозволяем мы употребить из наличных материалов, припасов и инструментов, в Пелле и Царском Селе находящихся, какие только из оных могут быть к сему годны, употребляя уже и те, которые в деле в Пелле были.
Павел.
Император Павел I, Д.П. Трощинский
И снова император предпочёл уехать хотя бы на несколько часов в Гатчину: там легче дышится, проще думается. На этот раз вместе с неразлучным Трощинским. Надо разобраться в отставках и назначениях. Не дожидаясь коронации. Отстранить ненавистных. Приблизить — впрочем, о будущих приближённых речь впереди. Надо прислушаться к советам старой лисы. Ему ли не знать подноготную каждого.
— Послушай, Трощинский, надо быстро освободить дворец от Перекусихиной. Старушонка надоела, да тут ещё её траур.
