Из дневника А.Г. Бобринского.
А.С. Протасова, Екатерина II
— Анна Степановна, а, Анна Степановна! Никак изволишь прятаться от меня: я в дверь — ты в другую. Не хочешь о делах орловских потолковать?
— Да какие там дела, ваше величество?
— Никаких, значит. Понимаю, нелегко тебе: и императрице верность сохранить, и родных не обидеть. Выкладывай, голубушка, всё как есть. Хуже будет, коли от иных обо всём доведаюсь. Что там, значит, с графом Чесменским? Жениться задумал, не так ли?
— Так ведь пора ему, государыня, и остепениться, если по-простому говорить. Хозяйство большое, неухоженное. Сам он...
— Хватит! Невеста кто?
— Из Лопухиных, государыня. Анны Алексеевны, урождённой Жеребцовой, дочка.
— С чего это ты про матушку сразу заговорила? Матушка-то мне к чему? Не иначе секрет какой скрыть хочешь, мне ли тебя не знать. Лет сколько?
— Невесте-то? Двадцать, государыня, только что исполнилось.
— Ишь ты, насколько графа-то твоего моложе. Где же Чесменский её заприметил? На балах такой не помню.
— Да тут без тётушки родной невестиной дело не обошлось. Она постаралась.
— Кто такая?
— Екатерина Алексеевна, по мужу Демидова.
— Вот оно что! Не у неё ли амуры с Чесменским были?
— Да ведь кто точно сказать может, ваше величество.
— Кто-кто! Ты же первая, Королева Лото. Мне, само собой, о похождениях родственничка не докладывала, так ведь слухом земля и без тебя полнится.
— У неё, государыня.
— Так-то лучше, Королева Лото. Выходит, сама по летам отставку получила, так племянницу на неостывшее местечко пристроила. Оно в родне лучше получается. Мне их так или иначе благословлять не надо. Живите Орловы как заблагорассудится.
* * *
Мария-Антуанетта, великая княгиня Мария Фёдоровна, граф де Мерси, Селина
— Я так рада, мадам сестра моя, что мы с вами снова видимся наедине. Это восхитительная возможность для конфиденций, так редко выпадающая на долю монархов. К тому же мне хотелось преподнести вам сувенир и иметь счастье самой увидеть ваш отклик на него.
— Ваше королевское величество, я бесконечно ценю вашу доброту и благосклонность. Сувенир? Сувениром станут для меня до конца моих дней воспоминания о пребывании в Версале и разговорах с вами.
— Это чудесно, и всё же. Граф де Мерси, не сочтите за труд распорядиться, чтобы мой подарок внесли сюда на обозрение её высочества графини Северной.
— Ваше величество, для этого достаточно распахнуть двери в соседнюю антикамеру. Вуаля!
— Этот туалет? Ваше королевское величество, но это же настоящее сервское чудо — чудо роскоши, вкуса, изящества, совершенства исполнения!
— Вы находите, графиня?
— Эта ляпис-лазурь, напоминающая безоблачное майское утро! Эти три Грации в окружении совершенно очаровательных амуров. Боже, как это прекрасно! И несомненно, предназначено для императрицы.
— Нет-нет, графиня. Этой мой подарок вам и только вам. Я сама решала, из какого материала ему быть, и потому предпочла сочетание голубого цвета с жёлтыми орнаментами и белыми фигурами. Признаюсь, туалет был заказан в преддверии вашего приезда в Париж, но теперь я могу сказать, что предугадала впечатление, которое будущая русская императрица производит на окружающих.
— О, ваше королевское величество, даже вдали от России подобное употребление будущего титула повергает меня в дрожь. Если бы вы знали, как ревниво относится ныне здравствующая императрица к своей власти! Она не допускает даже мысли о том, что когда-то на престоле окажется кто-то другой, кроме неё.
— Ревность монархов — естественное чувство, и тем не менее так же неизбежен конец каждого из земных властителей. А вы так молоды, графиня, так очаровательны, ваш супруг наделён такими талантами и образованностью, что Россия должна с особенным нетерпением ожидать вашего правления. И я полагаю, народные чаяния оправдаются. А мой фарфоровый туалет, если только он действительно вам понравился, будет украшать уборную русской императрицы Марии.
— Он будет всегда бесконечно мне дорог как привет настоящей королевы — неотразимой властительницы умов и сердец Марии-Антуанетты. Как бы мне хотелось отблагодарить ваше величество соответствующим подарком! Ведь Россия так бесконечно богата, но моя свекровь больше всего боится популярности моего супруга. Обо мне же вообще нет и речи.
— О, не тратьте своего сердца на эти обычные семейные недоразумения, графиня. В королевских резиденциях они ещё более неизбежны, чем в обывательских хижинах. Свою жизнь надо проживать сполна, как говорят эти легкомысленные французы. И, думается, они правы. Есть обстоятельства, которых мы не можем изменить, зачем же позволять им нас старить, отбирать нашу красоту и свежесть? Так вы разрешите отправить в вашу резиденцию это, как вы выразились, «севрское чудо»?
— Я могу только благодарить вас, ваше королевское величество, и, с вашего разрешения, сама прослежу, чтобы перевозка «чуда» никак ему не повредила. Вы разрешите мне откланяться? Но мы ещё непременно увидимся, мадам моя сестра! Непременно увидимся. Примите мои наилучшие пожелания.
— Ушла! Боже правый, я думала, визиту этой тупой и ноющей женщины никогда не будет конца. Быть такой надоедливой да ещё со своими семейными неладами! Кажется, я начинаю понимать великого князя, который, как говорят, не блюдёт ей верности.
— Ваше величество, но принцы никогда не блюдут верности — иначе из особ голубой крови они превратились бы в обыкновенных мещан, разве не так?
— Селина, ваш язычок когда-нибудь сыграет с вами злую шутку!
— Я не возражаю, если только это развеселит мою королеву.
— Маленькая плутовка, ты умеешь быть милой. Кстати, об этой пассии принца много толкуют в Петербурге.
— Она так обирает его?
— Селина! Что за идеи? У графа Северного нет ни гроша за душой. Строгая матушка выделяет ему деньги на содержание достаточно скромного двора и требует постоянных отчётов.
— Но тогда на что может рассчитывать фаворитка?
— Вообрази, все толкуют, что она просто влюблена в принца.
— Влюблена? Полноте, моя королева, но он же так нехорош собой, мал ростом и совсем не ловок. Что же в нём можно найти, кроме его положения? Может быть, расчётливая амантка дожидается его прихода к власти?
— Скорее всего так. Но в отличие от этой надоедливой коровы она будто бы превосходно играла на придворном театре, танцевала, пела и сводила с ума всех тамошних поэтов.
— Тогда графиня Северная должна её ненавидеть.
— Возможно, если она глупа. А умной она мне никак не показалась. За каждым её появлением у меня начинается приступ сплина. Но ты должна мне напомнить сразу по их отъезде написать письмо от моего имени со всяческими авансами. Король уже напоминал об этом. Он считает, что Франции не слишком везёт с императрицей Екатериной, возможно, больше повезёт с графами Северными. Не следует пренебрегать никакой возможностью.
