— Вы преувеличиваете, мадемуазель, я благодарю вас за добрые интенции, но правда куда более горька, и я её знаю. Императрица не благоволит наследнику и сочтёт предателем каждого, кто обладает симпатией к нему. Она заинтересована в моей изоляции. Поэтому всё назначение штата состоялось без моего ведома.
— Значит, мой ангел-хранитель и в самом деле простёр свои крылья надо мной, раз я получила такое чудесное назначение. И, ваше высочество, императрица обратилась ко мне с напутственным словом, отличным от ваших мрачных предположений. Она сказала, что мы обязаны, так-таки обязаны отвлекать ваше величество от грустных мыслей, которым вы время от времени подвержены благодаря усиленным занятиям наукой и государственными делами. Что мы обязаны приложить все силы к тому, чтобы двор вашего высочества стал напоминать французский Версаль с балами, праздниками, представлениями, шарадами, маскарадами. Вот видите, ваше высочество! А я ровным счётом ничего не прибавила к словам императрицы.
— Какое же вы милое дитя, маленькая мадемуазель Катишь! Слова императрицы — вы ещё узнаете им цену. Поэтому могу только заранее сказать: берегитесь и главное — ни с кем не откровенничайте. Кроме вашего покорного слуги. Вы были бы одной из немногих, в чьей искренности и преданности мне было бы слишком горько разочароваться. Вы слышите, мадемуазель Катишь?
— О, государь, этого никогда не произойдёт! Вы сами в этом убедитесь, сколько бы лет ни прошло!
— Вы неправильно титуловали меня...
— Неправильно? Но я думаю всё время о будущем. О вашем счастливом и блестящем будущем, которое непременно наступит. Ошибка во времени — не такой уж большой грех.
— Вы сделали её первой.
— Тогда я тем более счастлива. Примите же мою, как вы изволили выразиться, ошибку как доброе предзнаменование. У меня серые глаза, ваше высочество, они не могут принести неудачу.
— С зелёной искоркой. Это так необычно.
— Вы позволите мне откланяться, ваше величество?
— Вы чем-то огорчились, мадемуазель Катишь? Моими словами? Но какими? Поверьте, я никак не хотел вас обидеть.
— Нет-нет, вы не могли меня обидеть, ваше высочество! Просто я подумала, что плохо начинаю свою придворную службу. Отнять у вас, ваше величество, столько времени пустой болтовнёй — это недопустимо ни по какому этикету.
— Зато доставило мне искреннее удовольствие. Вы не знаете, что такое внутреннее одиночество царственных особ.
— Но вам предстоит скорая свадьба, ваше высочество.
— Всё верно, скорая свадьба неизвестно с кем. Это ещё одна неоспоримая обязанность члена царствующей семьи. Супруга и наследник — правящий род не должен прерываться. Где же здесь место для истинного счастья и истинных чувств!
— Но вы же не знаете вашей невесты, ваше высочество, и может быть...
— Ничего не может быть. И не будет. Я согласился на эту неприличную поспешную свадьбу, чтобы раз и навсегда положить конец разговорам о кончине покойной великой княгини. И — могу вам в этом признаться — чтоб иметь собственный двор. Мысль находиться в свите императрицы мне ненавистна, а так я хоть в каждодневной жизни стану сам себе хозяином. А вы, милая мадемуазель Катишь, точно выполните строгое наставление императрицы. Мне же рядом с вами будет совсем нетрудно стать весёлым.
— О, ваше высочество!
* * *
Князь Александр Михайлович!
Тому сего дня тридцать пять дней, как контр-адмирал Грейг отправился из Ливорнского рейда и, чаятельно, буде в Англию не заедет или в Копенгагене не остановится, что при вскрытии вод прибудет или в Ревель или к самому Кронштадту, о чём не худо дать знать адмиралтейской коллегии, чтобы приготовиться могли, буде к тому им приготовления нужны. Господин Грейг, чаю, несколько поспешит, потому что он везёт на своём корабле, под караулом, женщину ту, которая, разъезжая всюду с беспутным Радзивиллом, дерзнула взять на себя имя дочери покойной государыни императрицы Елизаветы Петровны. Графу Орлову удалось её изловить и шлёт её с двумя при ней находящимися поляками, служанкою и с камердинером на сих кораблях, и контр-адмиралу приказано её без именного указа никому не отдавать. И так воля моя есть, чтобы вы, буде Грейг в Кронштадт приедет, женщину сию приказали принять и посадить её в Петропавловскую крепость под ответом обер-коменданта, который её и прокормит до остального моего приказания, содержав её порознь с поляками её свиты. В случае же, если Грейг прибыл в Гевель, то изволь сделать следующее распоряжение: в Гевеле есть известный цухгауз, отпишите к тамошнему вице-губернатору, чтоб он вам дал знать, удобно ли это место будет, дабы, нам посадить сию даму под караулом, а поляков тамо в крепости на первый случай содержать можно.
Письма сих беспутных бродяг сейчас разбирают, и что выйдет и кто начальник сей комедии, вам сообщим, а только известно, что Пугачёва называли братом её родным.
Екатерина II — А.М. Голицыну.
22 марта 1775. Петербург.
Екатерина II, Г.А. Потёмкин
Оглянуться не успела — Потёмкин в кабинете. Секретарям знак подал, чтобы вышли, — здороваться не стал.
— Слыхал, папа, новость преотличную?
— Что герой наш Чесменский авантюрьеру словил? По Сеньке шапка, по молодцу служба: девок ловить да ещё обманом.
— Ты вражду свою извечную оставь, Григорий Александрович. Дело-то сделано, а уж как...
— А уж как, люди рассудят — так полагаешь, государыня?
— Иначе судишь, папа?
— Иначе, государыня, совсем иначе. Вот теперь у тебя настоящая забота и начнётся: где прибылую поместить, как содержать да что с ней дальше сделать.
— Тоже себе нашёл задачу. В крепости места хватит.
— Хватит, кто спорит. Зато шум на всю Европу. Жених-то новоприбылой никак обратно свою невесту требует, аль люди меня в заблуждение ввели?
— Верно, требует.
— А его, матушка, самозванцем не назовёшь. Личность известная, всеми признанная. Подупадлый, это верно, денежкой не смердит, так ведь невеста ему ни много ни мало княжество целое выкупила да подарила. Думаешь, при дворах европейских не заметили? Таких денежек не всякий князёк немецкий владетельный набрать сможет. Да что там говорить, ни один не сможет. Обручение у них официальное состоялось? Имеет жених право свою невесту к себе требовать?
— Замолчи, папа, обманщица она, и всё тут. Поразмыслит Филипп-Фердинанд, сам разберётся. А пока мы следствие проведём.
— Следствие, говоришь, государыня. А чего же ты, позволь тебя спросить, от такого следствия ожидать собираешься? Какой такой правды? Правду, ваше величество, вы и сами преотлично знаете. Другое дело — кто девицу поддержал, в чьих расчётах успех её был. Только тут о простом следствии и речи быть не может. Туман, так тебе скажу, не разгонять, а сгустить надобно. Для других. А дознание самой вести. По-тихому!
