— Не любили? У вас были на это какие-то особые причины?
— Никаких! Мне просто представлялось необходимым в отношении такого человека, как ваше высочество, больше восхищения, уважения.
— И любви, хотели вы сказать?
— Нет-нет, об этом я не вправе судить и не судила никогда. Простите, ваше величество, я никогда не позволила бы себе даже помыслом вторгаться в чужую жизнь.
— Вы продолжаете меня удивлять, маленькая Сербина. Представления на сцене должны были вас научить притворству, между тем я готов верить в вашу искренность.
— Это самая большая награда для меня, ваше высочество.
— И всё-таки, что привело вас в эту анфиладу, кроме невского ледохода? У всего двора сегодня иные заботы и репетиция общего представления. Кстати, это любимое место и моих прогулок, когда приходится быть в Зимнем дворце. Вы не знали этого?
— Я слишком редко могу себе позволить минуту раздумий, ваше высочество. Всё остальное время занимает служба.
— Точнее — её видимость, к которой вы относитесь, насколько я мог понять, далеко не слишком ревностно. Вы не ищете благоволения императрицы — в отличие от остальных монастырок.
— Моя подруга Наталья Григорьевна его тоже не ищет.
— Ей в этом нет нужды. Её жизнь и будущность обеспечены, тогда как вам естественно о них задумываться. Кстати, вам первой скажу, что мне предстоит очередной брак и притом не дожидаясь окончания срока траура. Опережая ваше недоумение, отвечу: такова моя воля. Императрица просто согласилась со мной.
— И у вас уже есть на примете будущая великая княгиня, ваше высочество, простите мне женское любопытство?
— Понятия не имею. Я доверил выбор невесты императрице. Мне он совершенно безразличен. Моё сердце свободно и останется таким в любом браке теперь уже навсегда.
* * *
А как Её императорское величество повелеть соизволила сего числа 27 мая 1775 года в селе Сарском быть свадьбе камер-югферы Настасьи Ивановны Соколовой шляхетского сухопутного корпуса с капитаном Йозефом Дубасом и для того, во время пребывания в гроте, Её величество через г. гофмаршала повелеть изволила находящимся в свите персонам на сей случай быть дамским персонам в белом, а кавалерам в цветном платье.
Пред полуднем, в 12-м часу, после литургии, в придворную церковь введены, были: жених — г-ном гофмаршалом, а невеста, из внутренних апартаментов, чрез малую среднюю парадную лестницу сеньми — введена тайным советником и кавалером его сиятельством графом Минихом. По начатии венчания Её величество с Его императорским высочеством и Его величеством королём Прусским изволили прибыть в церковь на хоры.
По окончании венчания новобрачные из церкви введены были в пред янтарную комнату, в коей и принесли Её императорскому величеству за высочайшую к ним матернюю милость всеподданнейшие и усерднейшие благодарения и всемилостивейше пожалованы к руке.
По сём Её величество с его Королевским величеством и с прочими персонами изволила следовать в галерею к обеденному столу и кушать на 32 куверах, а новобрачные сидели от Её величества на правую сторону в четвёртой паре.
Сего числа Её величество изволила быть в белом платье.
Из камер-фурьерского журнала. 1776.
Е.И. Нелидова, Н.Г. Алексеева
Как-то странно в этом году во дворце. Похороны на скорую руку великой княгини Натальи Алексеевны, в одночасье забытой, никем более не упоминаемой, сменились совсем необязательной свадьбой камеристки Настасьи Соколовой, на которой среди самого избранного круга придворных пожелала быть сама императрица. И новое положение теперь уже госпожи де Рибас. Настасья с супругом въехали в дом Ивана Ивановича Бецкого, по-хозяйски расположились. По-семейному. Если кто прежде и не верил в разговоры о происхождении камеристки, то уж тут сомневающихся не осталось. Да и сама госпожа де Рибас ни с какими семейными секретами крыться не пожелала. Напротив. Только, почитай, благодаря им такого красавца-мужа заполучила. Вертопрах, жулик — за версту видно, а всё равно при дворе, в милости у императрицы. Молодая супруга преклонных лет души в нём не чает, денег на красавца не жалеет.
Обо всём шелестят разговоры в Смольном. Монастырки научились переговариваться ровно без звука: по губам будто все новости друг у друга читают, то ахают, то смеются — всё беззвучно. Никакая смотрительница не поймёт, а уж не услышит — наверняка.
Наталья Григорьевна разыскала подругу:
— Катишь, милая, какая досада, право.
— О чём ты, Таша?
— О назначении нашем: ведь не ко двору — к малому двору. Фрейлинами будто к новой великой княгине.
— Отсюда твоё огорчение?
— Ещё бы не огорчение! Ни тебе балов, ни вечеров музыкальных, ни приёмов посольских, ни театров. Господи! Да за что же немилость такая? Это мы с тобой сами виноваты: к её императорскому величеству не ластились, за каждым визитом государыни ручек у неё бессчётно не целовали, красотой государыни не восторгались, вот и получили за гордыню свою.
— Полно тебе, Таша, неловко ведь было, как Алымова. Всем за версту видно, что притворяется.
— Всем видно, одной государыне нет. Да неужто непонятно, как фрейлиной при великой княгине заделаешься — перемен ждать нечего. Так и будешь весь век в Павловске коротать. Ой, всё бы сейчас сделала, все слова бы нашла, чтобы государыню умолить — поздно! Господи, на всё поздно! Здесь ничего не повидали — всё урывками, всё как краденое, а дальше того хуже.
— Ташенька, Таша, но ведь с его высочеством...
— Опять ты за своё, Катишь! Может, и хорошо с его высочеством одну беседу отбыть, а на каждый день каково? Ни посмеяться, ни пошутить не умеет. Всё будто в облаках каких витает, а на землю грешную глянет — искривится весь с досады. Губ не разжимает. Да и неизвестно, что за новая великая княгиня объявится. Та хоть романом своим занималась, а эта, может, порядки наводить станет.
— И напрасно ты так о великом князе. Если б знала, каково интересно его высочество об истории рассказывает, какие примеры приводит — заслушаешься.
— Бог мой, час от часу не легче! Со скамьи институтской да на скамью школьную пожизненную! И как только ты успокоить себя хочешь, Катишь! Знаю, делать нечего, но хоть бы Потёмкин Григорий Александрович за тебя заступился — ведь и по сей день много может. Коли захочет — императрица ему ни в чём не откажет.
— Не захочет. Да и я не захочу — ни Григория Александровича просить, ни с тобой расставаться. Разве что за двоих его просить — неизвестно, согласится ли. А мне бы только с тобой быть.
— Прости меня, Катишь, не всё сразу решилась тебе сказать. Со мной может всё иначе сложиться...
— Иначе? Как это? Если уж во фрейлины...
— То-то и оно. Намёк мне от Анны Степановны был: жених мне отыскался. Коли будет со стороны государыни согласие...
