— А что еще здесь написано? Передай мне, пожалуйста, сумочку, милая, мне нужно достать оттуда свои очки.
Броуди принесла сумочку из столовой, а потом остановилась у окна и стала смотреть в сад. За деревьями Ванесса в соломенной шляпке и ужасном мешковатом тренировочном костюме рисовала одну из своих непонятных картин. Как странно, что они нравятся Эйлин!
Броуди услышала, как мать роется в сумочке в поисках очков. Затем в комнате воцарилась тишина, пока она читала сопроводительный текст.
— Ага, — вздохнула Меган, закончив. Отвернувшись от окна, Броуди увидела, что ее лицо побледнело. — На этот счет есть даже какая-то поговорка, верно? Все тайное рано или поздно становится явным или что-то в этом роде. Полагаю, это вполне применимо и ко лжи. Мне и в голову не могло прийти, что когда-нибудь наша семейная история будет выставлена в Интернете на всеобщее обозрение.
— Здесь сказано, что у Томаса Райана было четверо детей. А ты всегда говорила, что была единственным ребенком. И не означает ли это, что где-то живут мои тетки, дяди, двоюродные братья и сестры, с которыми я могла бы познакомиться, когда была маленькой? — Кстати, Броуди по-прежнему хотела увидеть их и познакомиться поближе.
Ее мать кивнула с грустным видом, признавая поражение.
— Они живут в Ирландии. В маленькой деревушке, которая называется Дунеатли. Впрочем, не исключено, что они разъехались по всей стране.
— Как я могу их найти? — На языке у Броуди вертелась сотня самых разных вопросов, но сейчас следовало умерить свой пыл и спрашивать только о самом важном. — Эти трое детей были младше тебя или старше? Это были мальчики или девочки? И еще одно. Мам, — с негодованием поинтересовалась она, — почему все эти годы ты говорила мне, что была единственным ребенком?
Меган нетвердой походкой вернулась к кровати и устало опустилась на нее.
— Давай отложим этот разговор до другого раза, Броуди, милая? — неуверенно предложила она. — В данный момент я не чувствую в себе достаточно сил для объяснений.
— Ну а я не в настроении и дальше оставаться в неведении. — Речь шла о вещах, знать которые Броуди должна была с самого рождения. Все время, прошедшее с того момента, как она нашла сведения о своем деде в Интернете, она пыталась придумать, как заговорить об этом и не слишком расстроить мать. Именно по этой причине она не спешила делиться с Меган новостями о Мэйзи. Но сейчас Броуди вдруг поняла, что сыта по горло попытками проявить такт и понимание. — Я хочу знать, почему все это, — она упрямо мотнула головой в сторону компьютера, — ты держала от меня в тайне, и хочу узнать это сейчас, а не в один прекрасный день, когда ты будешь в настроении.
— У тебя есть что-нибудь… подкрепляющее?! — с надрывом воскликнула мать.
— Что ты предпочитаешь, чай или вино?
— И то, и другое, пожалуйста.
Ожидая, пока закипит чайник, Броуди откупорила бутылку вина и водрузила ее на поднос вместе с двумя стаканами. Она принесла из столовой тарелки с салатом и поставила их на полочку в холодильник. К этому времени закипела вода, и Броуди приготовила чай, а потом отнесла поднос в свою комнату, где мать пересела поближе к компьютеру и теперь вновь задумчиво рассматривала лицо своего отца.
— Он очень красив, верно? — негромко сказала она. — Он всегда стригся очень коротко и выглядел — как теперь говорят? — чертовски привлекательно. Мне было всего четыре годика, когда он погиб.
Броуди опустила поднос на маленький столик у окна.
— Что ты будешь пить сначала, чай или вино?
— Вино, пожалуйста. О, розовое, мое любимое. — Меган взяла бокал и сделала большой глоток. — Я была старшей, — быстро заговорила мать, словно вино придало ей сил и мужества. — Следующей родилась Броуди, потом Джо и наконец Том. Но он появился на свет уже после смерти нашего отца. Тебя назвали в честь моей сестры, — пояснила она, заметив удивление на лице дочери. — Я обращалась с ней просто ужасно, дразнила и смеялась над ней. Сейчас я не стану вдаваться в подробности, а просто объясню, почему вычеркнула ее, Джо и Тома из своей жизни — и маму тоже.
Броуди взяла с подноса свой бокал с вином и приготовилась слушать.
— Мне было девятнадцать, когда закончилась большая война, — начала мать свой рассказ. — Мы жили в Дунеатли, и я была обручена с одним парнем по имени Ричард О'Рурк, который работал в банке. Мы рассчитывали пожениться, когда мне исполнится двадцать один год. Как бы то ни было, когда война закончилась, к нам в гости пожаловала Аннемари. Она была нашей теткой и последние двадцать лет жила в Америке.
— Я помню, кто такая Аннемари, — перебила ее Броуди. — На сайте дедушки сказано, что его жена Молли — твоя мать — была сестрой Анни Мюррей, знаменитой бродвейской звезды. Я стала искать информацию о ней с помощью «Гугл» и узнала, что ее настоящее имя — Аннемари Кенни. Она была невероятно красива, но ты ведь говорила, что она была всего лишь танцовщицей кордебалета.
Меган небрежно отмахнулась от этого замечания, словно отгоняла назойливую муху, и сделала еще один большой глоток вина.
— Словом, мама, я и Броуди поплыли на пароходе, чтобы погостить у Аннемари в ее нью-йоркской квартире. Мы пробыли там целый месяц. Через несколько дней после нашего приезда туда Броуди зачем-то отправилась в собор Святого Патрика на Пятой авеню — она вечно пропадала в церкви, наша Броуди, зажигала свечи, молилась, заказывала панихиды и все такое прочее. Я всегда подшучивала над ней, говоря, что ей следовало бы уйти в монастырь и стать монахиней. И вдруг, спустя несколько часов, она приводит к нам на чай какого-то молодого человека. — Голос матери стал мягким и хриплым, на лице появилось мечтательное выражение. Ее лицо, еще несколько минут назад бледное и осунувшееся, порозовело. Она выглядела совершенно по-другому и ничуть не походила на ту женщину, которую знала Броуди. — Он был красив, красив настоящей мужской красотой — высокий, с темными вьющимися волосами и выразительными синими глазами. Словом, типичный ирландец. — По губам матери скользнула легкая улыбка. — Разумеется, это был твой отец, Луис Сильвестр. Похоже, они с Броуди были влюблены друг в друга по уши. И меня тут же обуяли муки ревности, потому что и я влюбилась в него с первого взгляда.
Броуди живо представила себе эту сцену. Мама, которой недавно исполнилось девятнадцать, Броуди с ореолом святости вокруг головы, двумя годами младше, ее бабушка Молли, которой в то время было около сорока… И все они сидят в квартире Аннемари на Манхэттене, которая, должно быть, выглядела потрясающе, обставленная роскошной мебелью, с коврами, в которых по щиколотку тонут ноги…
Меган допила свой бокал и подлила себе еще вина.
— И я решила увести его у своей сестры, — мрачно продолжала она. — Я лезла из кожи вон, чтобы он обратил на меня внимание. Броуди, бедная невинная Броуди ничего не замечала, зато мать видела все. Она сказала, что если я не прекращу свои штучки, она отречется от меня. Не знаю, действительно ли она готова была так поступить, но в то время меня это ничуть не волновало. Я любила свою семью, но твоего отца я любила больше. Я совершенно потеряла голову и вознамерилась заполучить его во что бы то ни стало.
