– Я поняла. Второе действие нужно перенести на платформу пригородной станции.
А потом вдвоем, завернувшись в одеяла, толкаться у компьютера и в четыре руки торопливо вносить поправки в текст.
К весне пьеса была окончена и утверждена с худруком театра Волковой. Начались репетиции. Нашелся и спонсор, преуспевающий бизнесмен Голиков, вызвавшийся финансировать постановку, правда, при условии, что одну из ключевых ролей получит его любовница актриса Соболева, юная старлетка, смазливая до отвращения и не особенно пока представлявшая, что делать на сцене. Впрочем, это не должно было сильно повлиять на качество спектакля – любовная линия в пьесе все равно не была определяющей, и роль, доставшаяся Соболевой, была не особенно сложной.
На улице пахло серой апрельской хмарью – вскрывшейся из-под снега влажной землей, первой пробивающейся травой, набухшими почками, туманом. Все эти запахи пробуждающейся жизни оставались заметными даже и в городе, смог и угар огромного мегаполиса не могли заглушить их намертво.
Витаутас теперь целыми днями пропадал в театре. Рита тоже любила присутствовать на репетициях. Иногда, переглянувшись с Витаутасом, она поднималась на сцену и осторожно вмешивалась в происходящее.
– Миша, – обращалась она к актеру, игравшему роль Сани-карманника. – Слушайте, Миша, вы только не сердитесь, но вы немного не так делаете. Смотрите, когда вы начинаете виться вокруг своей жертвы, просовывать пальцы ей в карман… Она же сообразит, что вы задумали. Вас поймают в пять минут. Вы должны просто встать позади и положить пальцы на край торчащего из заднего кармана кошелька. И не двигаться. Все очень просто. Не нужно суетиться. Просто встаньте и не двигайтесь. Когда человек сделает движение вперед, кошелек плавно выскользнет из кармана и останется у вас в руке. Теперь, опять же спокойно, без суеты, опускаете его в карман плаща. Поняли?
Актер, понимающе кивнув, пытался сыграть сцену так, как посоветовала Рита. Она возвращалась в зрительный зал, и Витаутас порывисто обнимал ее за плечи и шептал в волосы:
– Поразительно! Ты самая потрясающая женщина…
– В Москве, – заканчивала она за него со смехом.
А потом… Однажды во время репетиции в Ритиной сумке зазвонил мобильный. Они как раз, срывая голоса, орали с Витаутасом друг на друга.
– Он не может играть на гитаре! – доказывала Рита. – У карманника пальцы – главный инструмент. У него должны быть нежные, чувствительные подушечки. Если он будет играть на гитаре, у него на пальцах будут мозоли, он не сможет работать.
– Но по действию нужен музыкальный номер. Он должен тут петь песню. Я режиссер или ты, в конце концов? – заходился Витаутас.
– Пусть на дудке играет. На барабане, мне все равно. Но не на гитаре! Это неправда! – не сдавалась Рита.
И в этот момент в сумке запел мобильник.
– Подожди, я отвечу, – бросила она Витаутасу только для того, чтобы сделать паузу в споре.
Она уже знала эту его особенность – упираться до последнего, но не сдавать позиций, даже если уже сам понял, что не прав. Иногда, вовремя отступив и дав ему передышку, ей удавалось заставить его склониться к ее решению.
Номер на экране не определился, и Рита отрывисто бросила в трубку:
– Да?
– Маруся? – произнес голос на том конце.
У нее потемнело в глазах. Показалось даже, что в зале кто-то выключил свет.
– Да, – каким-то не своим, бесцветным голосом произнесла она.
– Это Марат.
– Да.
В трубке хрипели помехи. Голос его то был слышен отчетливо, то терялся за треском. Но Рита в любом случае узнала бы его в одну секунду.
– Я сейчас в Юго-Восточной Азии, у меня через две недели будет отпуск. Я смогу прилететь на Бали, это совсем рядом, и провести там десять дней. Ты… – снова треск, хрипы, отдаленные чужие голоса.
– Да! – закричала она, не в силах произнести ничего другого, стиснув трубку так, что больно стало пальцам. – Да!
Витаутас вопросительно смотрел на нее, теребя в руках очки. Репетиция прервалась. Все находившиеся в зале с интересом наблюдали за странным телефонным разговором, заставлявшим лицо их драматургессы выдавать такие необычные эмоции.
– Ты сможешь приехать сюда? Ко мне?
– Да, – твердо сказала Рита. – Да!
5
Марат проснулся от рокота вертолета. За брезентовыми стенами палатки лопасти винта взрезали плотный влажный воздух. Было еще рано, но духота разгорающегося жаркого тропического дня уже чувствовалась.
Марат, как обычно, по выработанной за эти годы привычке провел короткую проверку памяти. Он в Восточном Тиморе, на острове в Юго-Восточной Азии. Джунгли, пальмы, белый слепящий песок, удивительного цвета море – то бирюзовое, то малахитово-зеленое, жара, влажность. Он здесь уже несколько месяцев – политический кризис, местные военные разошлись во мнениях с правительством и подняли мятеж, к ним присоединились полиция и уличные банды безработных, погибли люди. Их переправили сюда для обеспечения порядка. Все как всегда. За много лет за плечами у него сменилось столько городов, стран, континентов, что без этой ежеутренней короткой проверки Марат рисковал запутаться, кого и от чего он на этот раз защищает.
А сегодня… Сегодня начинался его отпуск.
При этой мысли что-то больно толкнулось в груди, и Марат привычно закрыл глаза, досчитал до трех и глубоко выдохнул. Ему пока еще нельзя было думать об отпуске, для начала следовало завершить кое-какие дела здесь. Он и так слишком расслабился, отпустил себя, предвкушая отдых, и допустил ошибку вчера.
Ночью у них была вылазка в лес. Поступила информация, что там скрываются мятежники, охраняя склад с оружием. Марат повел своих ребят в рейд. Тьма стояла кромешная. Высокие гордые пальмы, тянувшие прямо к солнцу могучие стволы, остались на берегу. Они пробирались сквозь джунгли, густые заросли, так и норовившие задушить каждого из них тянувшимися между стволов лианами, утянуть в темно-зеленое месиво сплетавшихся веток, стеблей и листьев. Прямо за ним двигался Диаз – чернокожий португалец, в ночи его не было видно совсем, лишь ярко блестели белки глаз. Они обнаружили крытую тростником хижину довольно быстро, действовали четко и слаженно, и взять повстанцев удалось почти без стрельбы.
Мятежников было трое. Все трое – молодые, около тридцати, низкорослые, смуглые, с широко расставленными чуть раскосыми глазами. У одного по краям верхней губы спускались тонкие усики. Марат приказал двоим своим ребятам обшарить подпол хижины, и, судя по раздавшимся снизу восклицаниям, они уже нашли там много интересного. Эти партизаны, похоже, сторожили тут вооружение на небольшую армию.
Двое мятежников были уже обезоружены и скованы наручниками. Третьего обшаривал Диаз. И вот тут Марат и совершил ошибку. На мгновение расслабился, вспомнив о том, что завтра ему подпишут отпуск и он на целых две недели сможет забыть о войне, оружии, перестрелках, пленных. А еще он увидит…
