Один из парней, говоривших по-русски, стоял как раз рядом с Маратом. Когда закончился инструктаж, он повернулся к нему, сунул широкую ладонь.
– Земляк, значит? Ну, здорово! Меня Витя зовут. Я из Минска.
– Марат, – коротко представился он.
Никаких подробностей о своей биографии ему сообщать не хотелось. В конце концов, он и подался сюда для того, чтобы стереть свое прошлое.
– Ну так че, будем держаться вместе? – весело шепнул Витя.
Переносицу его пересекал короткий белый шрам, придавая лицу залихватское выражение.
– Как получится, – отозвался Марат.
Всем собравшимся в помещении выдали темно-зеленые спортивные костюмы, теннисные туфли. Затем парни начали по очереди подходить к офицерам и сдавать личные вещи. Один из офицеров, тот самый, кого Марат посчитал поляком, коротко опрашивал новобранца и что-то записывал в тетрадь.
Когда дошла очередь до Марата, он спокойно отдал офицеру рюкзак. Подумал: «Хорошо, что у меня не осталось ее фотографии. Жалко было бы отдавать». Облаченные в темно-зеленые костюмы, теперь все они выглядели одинаковыми. Впрочем, Марату это преображение было привычно, однажды он уже видел такое, в первый день в армии. Когда десятки не похожих друг на друга ребят вдруг в одно мгновение превращались в безликую военную массу. «Наверное, это для командиров, – подумал он. – Чтобы проще было мыслить полками, а не человеческими личностями. Пушечное мясо…»
Им объявили, что с завтрашнего дня начнутся отборочные тесты, а сейчас их проводят в казарму, где можно будет отдохнуть. Просторная комната, ряды одинаковых коек. Марату на мгновение показалось, что вся его короткая гражданская жизнь была лишь сном, что он и не уезжал никуда из армии, не был дома, не видел Риту.
Витек действительно старался держаться к нему поближе.
– Ты по-французски сечешь? – настойчиво допытывался он. – А по-английски? В школе учил, ага? Я тоже. Кроме «хау ду ю ду» ни хрена не помню. Ну ничего, если отбор пройдем, говорят, научат.
Марат равнодушно пожал плечами, растягиваясь на койке. Ему хотелось, чтобы этот доставучий парень поскорее отвалил от него. Хотелось закрыть глаза и увидеть Риту. Как она улыбается и ее верхняя, вырезанная острыми уголками губа приподнимается. Как откидывает неровные пряди волос со лба. Как злится и брови ее сердито сходятся на переносице. Как склоняется к нему и глаза ее мутнеют от желания. Увидятся ли они еще когда-нибудь? Он твердо сказал ей «да!», потому что именно так и чувствовал в тот момент. Но если он пройдет тесты, ему придется подписать контракт как минимум на пять лет. За это время… Что только может произойти за это время! Даже если он не погибнет, все равно шансы, что они когда-нибудь будут вместе, очень малы. Если же тесты он не пройдет… Марат, честно говоря, понятия не имел, как поступит в этом случае.
– А чего ты в легион решил податься? – не отставал Витек. – Проблемы какие-то на родине, мм?
– А ты? – Марат приоткрыл глаза и взглянул на него пристально.
– Да так, – туманно отозвался тот. – Вышли кое-какие разногласия с законом. Без подробностей!
– Вот именно. Без подробностей, – отрезал Марат.
И снова закрыл глаза, подчеркивая, что изливать душу этому случайно подвернувшемуся земляку он не намерен.
На следующий день начались отборочные тесты. Медицинское освидетельствование. Анализ крови, анализ мочи, проверка зрения, холодный молоток стучит по коленям, стетоскоп касается груди. Здоров, годен… Все это уже было с ним два года назад.
Вот психологические тесты оказались в новинку. Каждого усаживали за компьютер, включали какую-то хитрую программу. Выберите наиболее приятный цвет, геометрическую фигуру, нарисуйте рисунок, расставьте цифры в нужном порядке.
– Беспокоятся, – подсказал Витек. – Вдруг кто-то психом окажется. Ему автомат дадут, а он своих же перестреляет. Ты, Марат, как, не чокнутый, случайно?
– Чокнутый! – свирепо отозвался он.
Этот парень уже и в самом деле стал ему надоедать.
Тесты на физическую подготовку. Пробежать, проползти, подтянуться, упасть, отжаться. Обнесенное изгородью тренировочное поле, насыщенно-синее небо над головой. Где-то там, вдали, было море, ветер доносил запах соли, рыбы, холодной морской воды. И Марат двигался, бежал, прыгал на пределе возможностей. Чтобы ничего больше не осталось в теле, кроме сумасшедшего напряжения мышц и рваного, жгущего небо дыхания. Ему нельзя было сейчас думать, нельзя вспоминать.
Для беседы с офицерами безопасности их всех поделили на группы, в зависимости от языка, на котором они говорили. С Маратом беседовал тот самый офицер-поляк, который инструктировал их на русском языке.
– Слушай, парень, – обратился он к Марату. – Я провожу отбор кандидатов в легион уже десять лет. Почти каждый из вас оказался здесь потому, что в прошлом у него были проблемы с законом или деньгами. Здесь мы даем вам шанс начать жизнь сначала, забыть свое прошлое. Но мне ты должен рассказать все, как есть, быть со мной честным. Это нужно в первую очередь для того, чтобы я мог обеспечить твою защиту. Когда ты выйдешь отсюда – ты вправе взять себе новую личность, создать новую биографию. Я гарантирую тебе, что твоя действительная личность останется никому не известной, кроме меня.
Марат внутренне подобрался. Рассказывать о том, что на нем висит убийство, ему претило. Кто знает, не обманывает ли его этот человек в военной форме? Не выдаст ли он его российским властям? Но, взглянув в твердые, словно выцветшие на загорелом лице, глаза полковника, он понял, что иного пути нет. Этот человек, безусловно, поймет, что он что-то недоговорил, доверие будет подорвано, и, значит, заключить контракт с легионом ему не предложат. Придется рискнуть. Это его единственный шанс.
И Марат, с силой выдохнув, заговорил. Он рассказал обо всем – о детстве, о погибшем брате, о том, как по собственному желанию ушел в армию, зная, что попадет, скорее всего, в боевую часть. О том, что произошло с ним там, на войне. Об убитых им людях в тех бесчисленных развороченных сельских домах. О Лехе, к чьему обугленному виску он приставил дуло и спустил курок. И, наконец, о том, что случилось с ним по возвращении. О Гнусе и том гаишнике, которого он вырубил.
Офицер слушал его, делая какие-то пометки в блокноте. Изредка задавал короткие вопросы, когда что-то было ему непонятно. Лицо его оставалось бесстрастным, и Марат, как ни силился, не мог вычислить по глазам полковника, в его ли пользу сработала его откровенность. Когда наконец он замолчал, полковник коротко кивнул, а затем произнес:
– Решение о зачислении или незачислении в легион принимает комиссия из четырех человек – главный медик, офицер безопасности, кадровик и армейский психолог. Результат тебе объявят завтра. Свободен.
Марат кивнул и поднялся со стула.
За дверью к нему тут же подскочил Витек:
– Ну че? Ну че? Ты правду ему рассказал? Во дебил! А если это все гонево, если они тебя не примут и в Россию выдадут? А?
