– Ты, Левочка, ты! – заверила Рита. – А теперь проваливай!
Лева обернулся к Марату, развел руками и протянул:
– Ну, рад был познакомиться или вроде того. Счастливо!
А потом он исчез из квартиры так же внезапно, как и появился.
Утро вползало в окно, окрашивая мягким золотистым светом стены комнаты. Белые мраморные головы так и таращились из всех углов пустыми глазницами.
У Риты под глазами залегли темные тени от бессонной ночи, а губы слегка припухли и раскраснелись. Она была так красива сейчас – мягкая, полусонная, теплая. Хотелось прижать ее к себе крепко-крепко и, затаив дыхание, ждать, когда она уснет на его груди, а потом бояться пошевелиться, чтобы не потревожить ее сон.
Но Марат не мог справиться с мучающими его мыслями, подозрениями. Кому еще она так нежно улыбалась в эти долгие два года? Кто дотрагивался до этого чистого лба, целовал эти причудливо вырезанные губы? И он снова и снова задавал дурацкие вопросы, чувствуя, как сам, собственными руками строит стену между ними.
– Так я не понял, этот Левка, он что, педик? – спрашивал он, сам морщась от своего напряженного язвительного тона.
– Ну да, я потому тебе и сказала, что это все неважно, – устало кивала она. – Он мне… ну как подружка, понимаешь?
– Тьфу. – Марат гадливо сплюнул. – Отличные у тебя тут друзья. Педики, кривляки-однокурсники, порноактеры…
– А раньше у меня в друзьях были просто сливки общества, – раздраженно отозвалась она. – Тупоголовый Банан, думающий только о том, чем бы еще закинуться, Аниська, готовый удавиться за копейку, еще…
– Леха погиб, – оборвал ее Марат.
Она сжала губы:
– Да, я слышала. Прости…
– Может, и про меня вспомнишь? Я тоже был твоим… другом, – с горечью выговорил он. – Может, я тоже теперь тебе по статусу не подхожу?
– Марат, ну что ты начинаешь… – вздохнула она. – Зачем это все? Я такая, какая есть. Ты всегда это знал. Да, у меня странные друзья, но… Между прочим, Левка уступил нам собственную квартиру, чтобы мы могли побыть вместе.
– Какая предупредительность! – с иронией бросил он. – Интересно, почему? Что ты такого ему обо мне рассказывала?
– Я вообще-то никому здесь ничего о тебе не рассказывала, – сказала Рита.
– Да? И почему? Не думала, что когда-нибудь придется нас знакомить? – снова язвил он.
– Да, представь себе, я не была в этом уверена! – выкрикнула она. – Не была уверена, что ты вернешься… живой.
Они замолчали. Слабое осеннее солнце заглянуло в окно, и свивающиеся в воздухе струйки сигаретного дыма засветились синим. Рита ткнула бычок в пепельницу, шагнула к Марату и порывисто обхватила руками его шею.
– Господи, давай просто заткнемся, а? Заткнемся оба. Нам же так хорошо, мы так долго этого ждали. Давай не будем все портить!
– Прости, – не справившись с голосом, сипло шепнул он в ее волосы. – Прости.
Время утратило свои границы, день и ночь смешались. Минуты то тянулись бесконечно, то пускались в бешеный пляс. Рита и Марат засыпали, просыпались, ели что-то, курили, бродили по квартире полуодетые, снова и снова приникали друг к другу – уже не помня, сколько времени они вместе, ночь сейчас или день.
Он просыпался, чувствуя движение ее быстрых пальцев на своих веках.
– Шшш, – горячий шепот на виске. – Ты кричал во сне. Все хорошо, я здесь.
Он садился в постели, тряс головой и рефлекторно тер ладонями лицо. Рита прижималась к его спине сзади.
– Что тебе снилось? Война? Расскажи мне!
– Не помню!
Он знал, что никогда не станет рассказывать ей об этом.
– Ты, наверно, голодный? – спросила она потом. – Поедим что-нибудь?
Он изумленно посмотрел на нее:
– Ты что, научилась готовить?
– Вообще-то да, – гордо отозвалась Рита. – Только не знаю почему, все, кто пробовал мою еду, начинали подозревать, что я подмешала что-то им в тарелку, чтобы усыпить и потом ограбить.
Они рассмеялись. Марат встал с постели, потянулся до хруста, расправляя плечи.
– Ладно, – сказал он. – Я тебя накормлю. Я умею готовить пятнадцать разных блюд из макарон и тушенки. Это лучшее, чему я научился в армии.
Потом он смотрел, как она ест, выуживая из тарелки длинные макаронины. Она сидела на табуретке, почему-то по-турецки скрестив ноги, вся состояла из острых углов – локти, колени, ключицы, выступающие позвонки, скулы, подбородок. Он смотрел на нее – и в груди разливалось тепло. И нежность захлестывала с такой силой, что трудно становилось дышать. «Моя девочка! Никогда больше не выпущу! Никому не отдам!»
А потом они начинали разговаривать – и все летело к черту. Они ведь толком никогда не разговаривали, ни разу в жизни. Все, что было раньше, – взаимные подколы, шутки и отчаянные, откровенные до одури полудетские признания. Они никогда не обсуждали, что у них впереди, и теперь все попытки как-то разобраться с этим оборачивались полной катастрофой.
– Поедем домой! – уговаривал Марат. – Сейчас поедем. Баба Дина будет рада. Мы поселимся у меня в комнате, прямо сразу, понимаешь? Не нужно будет ничего решать, ничего ждать. Мы сможем быть вместе – и завтра же подадим заявление в загс.
– Но я не хочу туда, – возражала Рита. – Домой… Это не мой дом, понимаешь? Мой дом здесь. Ну вспомни, мы же вместе мечтали, как уедем оттуда, как будем жить в Москве, вместе. Вспомни!
– Это ты мечтала, – сухо обрывал он. – А мне было все равно, где жить, лишь бы с тобой.
– А теперь? – Она испытующе смотрела на него.
– А теперь я понимаю, что был идиотом. Что для тебя важнее всего всегда было свалить из родного города. А со мной или без меня – не так принципиально.
– Слушай, это ведь ты сбежал от меня на войну! – распалялась Рита. – Видимо, она была тебе чуть менее отвратительна, чем я.
Потом они снова бросались друг к другу, просили прощения, каялись, целовались до жжения в губах. Он называл ее Марусей, обхватывал сильными руками, укачивая на коленях. Она обвивалась вокруг него и влажно дышала в ямку на шее. И казалось, что все вокруг не имеет никакого значения, лишь бы сидеть вот так, вцепившись друг в друга, дышать в такт, слышать стук ее сердца. А потом все начиналось сначала.
– Ты можешь остаться здесь. Со мной. В Москве.
– Как же! Кому я тут сдался!
– Слушай, ты сильный, мужественный, решительный, стрелять умеешь. Ты видишь, что вокруг творится? Для тебя устроиться тут будет вообще не проблема.
Марат, не веря своим ушам, качал головой:
– В бандиты мне предлагаешь податься? Ты прямо как Аниська, честное слово.
