Окно было открыто, и я услышал его проклятье:
— Кто, черт побери...
Я сунул ему через окно свое шикарное удостоверение.
— Федеральное правительство, — сказал я. Это практически ничего не означало, но звучало важно. Он оттолкнул мою руку.
— Идите к черту! — рявкнул он. — Я занят! Приходите утром в офис. — Потом, начав трогаться, он передумал и еще раз ударил по тормозам. — Хорошо. Может быть... Залезайте, но быстро!
Глава 16
Никто из нас не произнес ни слова в течение одной или двух минут. Отдышавшись, я порадовался, что решил идти напрямик вместо того, чтобы затевать хитрые игры с приманками в виде хорошеньких девушек. Все случилось настолько быстро, что Марта не успела бы среагировать. Кроме того, сейчас я мог разговаривать с ним как один государственный служащий с другим.
Я обратил внимание, что он надел свою большую шляпу, но не захватил револьвера. Насколько я мог рассмотреть в темноте, оружия в машине вообще не было.
— Как вас зовут, мистер Федеральное правительство? В его голосе было меньше “кукурузного” акцента, чем я ожидал от полицейского из Оклахомы. Это напомнило мне, что нельзя заранее относить человека к какому-то типу. Я сказал:
— Что же, не Янссен, если вы так подумали. Возможно, было ошибкой давать ему сведения, которыми он не располагал, но я делал ставку на то, что он не терял времени зря и уже определил имена наиболее вероятных подозреваемых. Очевидно, так оно и было. Имя Карла не вызвало у него удивления. Он только коротко засмеялся.
— Только сейчас мне пришло в голову, что этот подонок-убийца мог приказать мне встретиться с ним в Бадвиле только ради того, чтобы проверить, не веду ли я двойную игру, и перехватить меня прямо на дороге, где я его не буду ожидать.
— Бадвил, — произнес я, стараясь выглядеть равнодушным. Мой расчет полностью оправдался. Информация, которую я позволил себе выдать, принесла другую необходимую информацию, за которую я заплатил бы намного дороже. — Бадвил? Где это?
У шерифа был такой вид, будто он сожалеет, что у него вылетело это название. Потом он пожал плечами.
— Черт, Бадвил есть на любой дорожной карте. Тридцать миль на восток. Только магазин и бензозаправка на обочине шоссе. Но я не скажу вам, мистер государственный служащий, где в Бадвиле.
— Судя по вашему описанию, выбор не велик.
— Все должно быть исполнено строго определенным образом. По-другому никак не выйдет. Так сказал голос по телефону.
— Конечно.
— И если вас зовут не Янссен, вы для меня бесполезны. Если вы так много знаете, то должны знать, что у него мой мальчик, Рики. Вы абсолютно ничего не сможете сделать, и я не хочу, чтобы вы даже пытались!
— Рики? — переспросил я. — Эрик?
— Правильно. А что?
— Ничего. — Я не суеверен, не сентиментален, и тот факт, что имя пропавшего мальчика такое же, как и мой псевдоним, ничего не значит, напомнил я себе. — Кстати об именах, как вы вычислили Янссена?
— Было три очевидных кандидата. Двоих можно было проверить при помощи местных властей. Они находились там, где и должны были находиться в то время, когда двое хороших ребят умерли с проводом вокруг шеи. Третий — загадочная личность из Вашингтона на государственной службе. Судя по всему, много путешествует. Никто не смог определить, в чем заключается его работа. Как ни пытались, упирались в стену секретности. Этого человека на месте не было. Андрес Янссен, — Раллингтон взглянул на меня, — один из ваших?
Я кивнул:
— Один из наших. И хотим его вернуть.
— Подите к черту, мистер. Он — убийца, похититель детей и, вероятно, маньяк. Правосудие по отношению к нему должно свершиться.
— Вы направляетесь, чтобы вступить в сделку с этим убийцей и маньяком?
— Он не оставил мне выбора. Сказал, что, если я не приеду, по почте начнут приходить пальцы, уши и... другое. Но как только я получу Рики назад... — Он вцепился в баранку. — Если я когда-нибудь достану этого сукина сына...
Я засмеялся. Он обернулся ко мне, испуганный и взбешенный. Я принял высокомерный и снисходительный тон:
— Прекратите мелодраму, шериф. Успокойтесь. Что касается Янссена, мы не слишком обеспокоены его личной судьбой — незаменимых нет. Но мы не хотим, чтобы вы устроили публичный спектакль из суда над ним. Этого мы позволить не можем.
Раллингтон глубоко и судорожно вздохнул:
— Если этот подонок ваш, то вам следовало держать его в клетке.
— Дерьмо, — процедил я. — Не указывайте нам, что мы должны или не должны делать. Иначе нам придется указать вам, шериф, что не следовало бы убивать детишек. Иногда это может привести родителей в ярость.
Он еще раз взглянул на меня. Начал что-то горячо возражать, но умолк. Из этого я кое-что понял. Его самого не приводило в восторг это дело в студенческом городке, из чего следовало, что, как большая шишка из Вашингтона, я могу немного нажать на него, ничем не рискуя.
После паузы Раллингтон сказал бесстрастным голосом:
— Убийство дочери Янссена было несчастным случаем.
— Конечно, — ответил я. — Несчастным случаем. Вы со своими ребятами сделали две дюжины выстрелов по толпе с расстояния менее пятидесяти ярдов, если не врут газетные отчеты. В результате этой пальбы, у вас одно попадание “в яблочко” — в сына Дюбука с кирпичом в руке. Нескольких человек вы легко ранили и послали столько пуль наугад, что убили двух невинных наблюдателей на расстоянии семидесяти пяти и ста ярдов позади свалки. Теперь скажите, шериф, — это, черт подери, вы называете меткой стрельбой? Это не несчастный случай, это — настоящее преступление! — Я скорчил гримасу. — Янссен — профи. Он знает, что всякое бывает и людей порой убивают. Чего он не может перенести и отчего у него слегка поехала крыша — это то, что его дочь была без всякой причины застрелена компанией наделавших в штаны сопляков в форме. А местный суд потом похлопал их по спине — вместо того, чтобы отобрать оружие, значки полицейских и вытолкать под зад за профнепригодность.
Шериф едва опять не вспылил, но сдержался. Потом резко сказал:
— По-вашему, было бы лучше, если бы две дюжины пуль унесли два десятка жизней студентов? — Я вздохнул.
— Если это сарказм, шериф, то вы совершенно не понимаете, что я хочу сказать. Я пытаюсь объяснить вам точку зрения профессионала, точку зрения Янссена, точку зрения человека, знакомого с оружием. Конечно, это было бы лучше.
— У вас и вашего друга чертовски странный взгляд на вещи!
Мягко, но ядовито я объяснил:
— Если бы на каждую выпущенную пулю вы могли предъявить тело, это по меньшей мере доказало бы, что вы и ваши люди знали, что делали. Неважно, правое это было дело или нет. Это бы продемонстрировало, что вы не палили наобум, не думая и не заботясь о том, кого можете убить. И если бы вы выбирали цели как следует, Эмили Янссен осталась бы жива, как, впрочем, этот парень, Холлинсхэд. — Я отрицательно покачал головой. — Если ваш мальчик умрет сегодня вечером, у вас будет одно утешение, Раллингтон. Вы сможете утешиться знанием того, что он был убит, потому что у кого-то была причина убить его, а не просто оттого, что какой-то дорвавшийся до спускового крючка полицейский не захотел как следует прицелиться.
