Итон насвистывает и говорит, что Дарси сойдет с ума, если узнает.
В этот момент звонит другой телефон.
— Возьмешь? — спрашивает Итон.
— Нет. Пусть оставит сообщение на автоответчике.
— Точно? Это может быть твой новый дружок.
— Как думаешь, от тебя сейчас много пользы?! — спрашиваю я, хоть и уверена, что он не шутит и на этот раз серьезен. Это не в духе Итона, но никогда не знаешь, когда человек вдруг начнет морализировать. А здесь вокруг одни сплошные вопросы из области морали, особенно если учесть, что с Дарси он тоже дружен. Не так близко, как со
мной, но все же они общаются.
— Прости. Прости. — Он посмеивается. — Хорошо. Позволь еще один важный вопрос.
— Какой?
— Тебе понравилось?
— Итон! Не знаю... Мы были пьяны.
— Значит, не очень?
— Брось, — говорю я, как будто вовсе и не думаю о подробностях. И в то же время некоторые детали случившегося проносятся перед моими глазами — вот я касаюсь спины Декса... Яркое, потрясающее видение. Едва ли из разряда «не очень».
— Ты с ним уже говорила?
Рассказываю ему о поездке в Хэмптонс и о свидании с Маркусом.
— Неплохо. Пойти на свидание с его приятелем. В таком случае, если ты выйдешь за Маркуса, вы, ребята, сможете по-прежнему радоваться жизни.
Пропускаю мимо ушей и продолжаю — говорю о том, что было на остановке, о своем последнем вечере, о сообщении по почте.
— Ого. Черт. И... ты тоже к нему неравнодушна?
— Не знаю, — говорю я, хотя не сомневаюсь, что ответ утвердительный.
— И свадьба на носу?
— Да. Насколько я знаю.
— Насколько ты знаешь?
— Да. Свадьба состоится.
Тишина. Он больше не смеется, так что чувство вины захлестывает меня с новой силой.
— И что ты думаешь?
— Не знаю, насколько далеко ты позволишь этому зайти, — говорит он. — Что ты хочешь получить в итоге? Это просто интрижка, или ты желаешь, чтобы он отменил свадьбу?
Вздрагиваю при слове «интрижка». Точно уж не она, но в то же самое время мне не хотелось бы, чтобы Декс отменил свадьбу. Представить себе не могу, чтобы он пошел на разрыв с Дарси. Я говорю Итону, что не знаю. Не уверена ни в чем.
— Хм... А сам он упоминал о свадьбе?
— Нет. В общем, нет.
— Хм...
— Что значат эти «хм»?
— Они значат, что, по-моему, ему следует отменить всю эту хреновину.
— Из-за меня? — Сердце уходит в пятки, когда я представляю, что на меня ляжет вся ответственность за несостоявшуюся свадьбу Дарси. — Может быть, он просто струсил?
Слышу, как в голосе у меня звучит нотка надежды при упоминании о трусости. Почему мне хочется, чтобы все было так просто? И почему страшно оказаться рядом с Дексом, если уж меня так тронуло его послание, — отчего я все еще хочу, чтобы он женился на Дарси?
— Рейч...
— Итон, я знаю, что ты хочешь мне сказать.
Не уверена, что он собирается сказать именно это, но, судя по его тону, он имеет в виду, что дела могут закончиться плачевно, если я не остановлюсь — если не смогу удержаться. Что будет катастрофа. Что кто-нибудь — например, я — может пострадать. Не хочу это слушать.
— Просто будь осторожна. И... не напивайся. Вот черт!
Слышу, как он снова смеется.
— Ну что?!
— Как подумаю о Дарси... Это было что-то вроде возмездия.
— За что?
— Ну, брось. Только не говори, будто тебе никогда не хотелось ее обставить. В этом есть какая-то высшая справедливость. Все эти годы Дарси тебя просто тиранила.
— О чем ты говоришь? — спрашиваю я, сильно удивленная таким определением нашей дружбы. Конечно, частенько она меня злила и не всегда проявляла чудеса бескорыстия, но я никогда не сказала бы, что она меня тиранила. — Ничего подобного.
— А вот и да.
— Нет. Никогда, — твердо говорю я. Непонятно, кого защищаю — себя или Дарси. Да, дело ведь и тебя касалось, Итон. Но ты об этом не знаешь.
— Ой, ради Бога. Вспомни выпускное тестирование и Нотр-Дам.
Мысленно возвращаюсь к тому дню, когда все мы узнали свои результаты — получили их в запечатанных конвертах. Конечно, мы помалкивали о собственных достижениях, но умирали от желания узнать, что у остальных. Наконец за обедом Дарси сказала:
— Ладно, в чем дело? Давайте признаемся, кто сколько получил. Рейчел?
— Почему я первая? — спросила я. Меня мои оценки устраивали, но не хотелось быть первой.
— Не будь ребенком. Ну же, скажи.
— Тысяча триста баллов.
— Здорово, — сказала она, — поздравляю.
Следующим был Итон. Тысяча четыреста десять. Неудивительно. Сколько было у Аннелизы, я уже не помню — меньше 1100.
— Ну? — Я взглянула на Дарси.
— Тысяча триста пять баллов.
Я была совершенно уверена, что это неправда. Результат тестирования не мог оканчиваться цифрой 5. Итон тоже это знал, потому что толкнул меня под столом и, чтобы спрятать улыбку, вгрызся в сандвич.
Мне было наплевать на ложь саму по себе. Дарси всегда любила приврать. Но то, что, по ее словам, она обошла меня на пять баллов — это было уж слишком. Впрочем, мы не стали ее уличать. Зачем?
Но потом она сказала:
— Может быть, мы обе поступим в Нотр-Дам.
Это снова был тот же удар, что и в пятом классе.
Как и у большинства детей, выросших на Среднем Западе, моей мечтой было поступить в Университет Нотр-Дам. Мы не католики, но с тех самых пор, когда в восемь лет родители взяли меня на футбольный матч с участием команды Нотр-Дам, я хотела туда попасть. Это был именно такой университет, каким я его себе представляла, — мощные каменные здания, аккуратные лужайки, множество традиций. Я хотела быть частью Нотр-Дам, а Дарси никогда не проявляла к нему ни малейшего интереса, и теперь меня обидело то, что она посягает на мою территорию. Но в конце концов, не так уж страшно, что она воспользовалась моей мечтой. Мои способности были выше, результаты тестирования скорее всего лучше, и, кроме того, в Нотр-Дам из нашей школы обычно уходил не один выпускник.
Той весной, как нам показалось, письма шли донельзя медленно. Мы ежедневно в страхе проверяли почтовые ящики. Президент нашего класса, Майк О'Салливан, в семье которого было три поколения с высшим образованием, поступил в университет первым. Я предполагала, что буду следующей, но Дарси получила письмо раньше. Мы были у нее, когда пришла почта, но она не стала при мне открывать конверт. Я ушла домой, надеясь, что ее ожидает разочарование.
