Я хочу поблагодарить моих родителей, сестру, мужа и друзей за их любовь и поддержку.
Я выражаю благодарность своему представителю Стефани Эванс и издателю Дженнифер Эндерлин за то, что они верили в меня.
Хочу выразить огромную признательность своим первым читательницам, Саре Гиффин, Мэри-Энн Элгин и Нэнси Лекрой Моулер, за их неоценимый вклад в работу над черновиком романа.
И наконец, я благодарна Бадди Бла. За все.
Глава 1
Я училась в пятом классе, когда впервые задумалась над тем, что однажды мне стукнет тридцать. Мы с моей лучшей подругой Дарси обнаружили на последней странице телефонной книги «вечный» календарь, по которому можно найти любую дату в будущем и определить, какой это будет день недели. Вычислить наши следующие дни рождения оказалось делом нехитрым. Мой, майский, приходился на среду, то есть будний день, а ее, сентябрьский, — на пятницу. Маленькая, но очень типичная для Дарси победа. Ей всегда везло. Она быстрее загорала, у нее лучше росли волосы, и ей не ставили скобки на зубы. Она замечательно делала колесо и сальто вперед (мне сальто вообще не давалось). У нее была самая лучшая коллекция наклеек. Больше всего фотографий Майкла Джексона. Три мохнатых свитера — бирюзовый, красный и персиковый (у меня ни одного, мама говорила, что они вызывающие и вдобавок дорогие). Джинсы за пятьдесят баксов с молниями на лодыжках (точная копия «Гесс»). Проколотые в двух местах уши и младший брат — всего лишь брат, но это лучше, чем быть единственным ребенком в семье, как я.
Но зато я была на несколько месяцев старше, и в этом она не могла меня опередить. И вот я решила узнать, когда будет мой тридцатый день рождения — в таком далеком будущем, что это казалось чистой воды фантастикой. Он выпал на воскресенье — а это означало, что мы с моим преуспевающим супругом найдем ответственную няню, которая, начиная с вечера субботы, будет сидеть с двумя (а может быть, и тремя) нашими детьми, а сами поужинаем в шикарном французском ресторане и встретим там наступивший день рождения. Я незадолго до того выиграю крупный судебный процесс — так или иначе, докажу, что мой подзащитный совершенно невиновен. И муж провозгласит тост за «Рейчел, мою прекрасную жену, мать моих детей и лучшего адвоката в Индиане». Я поделилась этими соображениями с Дарси после того, как выяснилось, что ее тридцатый день рождения приходится на понедельник. Не повезло. Я видела, как она поджала губы.
— В конце концов, Рейчел, какая разница, когда именно нам стукнет тридцать? — спросила она, пожимая гладкими, оливкового цвета плечами. — Мы будем уже взрослыми. А для взрослых день рождения — уже не такая важная вещь.
Я подумала о родителях, которым как раз исполнилось тридцать, и о том, с каким равнодушием они относятся к собственным дням рождения. Папа подарил маме тостер, потому что старый за неделю до того сломался. Новый тостер поджаривал четыре хлебца за раз, а не два. Не очень похоже на подарок. Но маме, кажется, приспособление понравилось — по крайней мере она не испытала того разочарования, какое почувствовала я, когда рождественские подарки не оправдали моих надежд. Так что Дарси, возможно, была права. Такой веселый праздник, как день рождения, перестает столь много значить, когда тебе тридцать.
В следующий раз я серьезно задумалась над своим грядущим юбилеем в выпускном классе, когда мы с Дарси вместе начали смотреть «Тридцатилетних». Это было наше любимое ток-шоу — хотя мы и предпочитали комедийные сериалы вроде «Кто в доме хозяин» или «Кучи проблем». Меня забавляло, какие унылые были в шоу участники и какие заботы они выносили на всеобщее обозрение. Я, помнится, думала: «Вы же взрослые, черт возьми! Хватит размышлять над смыслом жизни, лучше составьте список покупок». Тогда мне казалось, что мои отроческие годы непомерно затянулись — а значит, и молодость тоже будет длиться вечно.
И вот мне перевалило за двадцать. Сначала казалось, что все кончено. Раньше, когда я слышала, как мои знакомые несколькими годами старше жалуются, что молодость прошла, то испытывала гордость, ибо еще не пересекла опасную черту. У меня-то было много времени. Примерно в двадцать семь, когда мне перестали слать поздравительные открытки с упоминанием возраста и я начала удивляться тому, как быстро бежит время (вспоминая ежегодные мамины монологи на Рождество), у меня начали появляться морщинки и первые седые волосы. В двадцать девять я ощутила настоящий ужас и поняла наконец, что однажды мне стукнет тридцать. Но не сейчас. Пока я не разменяла четвертый десяток и еще могу сойти за выпускницу колледжа.
Я поняла, что тридцатилетие — это именно тот возраст, когда тебе столько лет, на сколько ты себя ощущаешь. Поняла, что, исходя из природы вещей, тридцать лет — все еще молодость. Но другая. Уже позади те зрелые годы, когда, например, хорошо бы родить первого ребенка. Поздно начинать и тренироваться, чтобы, скажем, участвовать в Олимпийских играх. Да и если тебе суждено долгожительство, ты уже проделала треть пути. И потому я все время ощущала некое беспокойство, притиснутая на диване гостями во время праздничной вечеринки, которую по случаю моего дня рождения организовала Дарси — по- прежнему моя лучшая подруга.
Завтра наступит то самое воскресенье, о котором я впервые задумалась в пятом классе, разглядывая календарь в телефонной книге. Завтра я разменяю четвертый десяток, и еще одна глава моей жизни будет окончена. Примерно те же чувства испытываешь в сочельник, когда до Рождества остаются считанные секунды, а ты не знаешь, хвататься ли за фотоаппарат или еще подождать. Обычно я хватаюсь за фотоаппарат и потом жалею, что снимки не удались.
Чувствую разочарование и думаю, что праздник будет куда веселее, если не придавать ему такого большого значения и не пытаться анализировать, чего я добилась и к чему стремлюсь. Сегодня, как и в сочельник, начало и конец многому. Не люблю ни начинать, ни заканчивать. Всегда предпочитала середину. Хуже всего, что сейчас, на исходе молодости и на пороге так называемого среднего возраста, я впервые в жизни понимаю, что ни к чему не пришла. Мои стремления просты: работа, которая бы мне нравилась, и мужчина, которого бы я любила. И на исходе третьего десятка я вынуждена признать, что счет пока два — ноль не в мою пользу.
Во-первых, я адвокат в одной из нью-йоркских контор. Стало быть, по определению — ничтожество. Работа юриста ничуть не похожа на то, что преподносил наивным телезрителям сериал начала девяностых «Закон и порядок», после которого молодежь хлынула на юридические факультеты. На рабочем месте я занимаюсь самоистязанием, обслуживаю безмозглых, трусливых клиентов, берусь за самые скучные дела и постепенно начинаю люто ненавидеть то, что делаю ради хлеба насущного. Вспоминаю расхожую в среде адвокатов фразу: «Ненавижу свою работу и скоро ее брошу». Как только выплачу все долги. Как только получу премию за истекший год. Как только найду что-нибудь подходящее, дабы окупить расходы. Или кого-нибудь, кто возьмет их на себя.
