— Да, все непросто, — вздыхает Лео. — Эллен, знаешь, жаль, что…
Я испытующе смотрю на него — почему ему «жаль»? — и прихожу к выводу, что он не прощения просит, а выражает сочувствие, как принято в ситуациях, например, смерти, развода или болезни. Другими словами, он догадывается, что в моей жизни случилось несчастье, но не видит своей вины — ни в том, что мы целовались, ни в том, что продолжает испытывать ко мне влечение. О себе я пока не могу сказать того же — еще не разобралась, — но киваю Лео в знак признательности.
«А ведь Сюзанна ничего не спросила про Лео, ни словом не обмолвилась», — думаю я, и вдруг, неожиданно для меня самой, с языка слетает вопрос:
— Как ты думаешь — у нас с тобой получилось бы?
Лео смотрит удивленно и немного обиженно, заметив это «бы».
— Что ты имеешь в виду?
— Ну, если бы мы опять… сошлись, мы так и были бы вместе?
— Навсегда?
Его интонация говорит сама за себя: он не хочет думать о «навсегда». Как и раньше не хотел.
А вот я — хочу.
— Да.
Мне по-прежнему хочется стабильности: семьи, детей — всего того, что — навсегда.
— Кто знает? — рассеянно отвечает Лео, будто решает отвлеченный философский вопрос.
Вспоминаю, как мы расстались. Потом мысли перескакивают к совсем недавнему разрыву с Лео — неужели сценарий тот же?
Самым небрежным тоном, на какой способна, я говорю:
— Почему вы с Кэрол расстались?
— Я же тебе говорил утром, — отвечает он.
— Нет, — продолжаю я, чувствуя дурноту, — ты так и не объяснил.
Лео разводит руками, словно демонстрируя собственное бессилие и непонимание. Точно так же он притворялся в Лос-Анджелесе, делая вид, что не понимает, почему мы с ним разошлись.
— По многим причинам…
Лео уходит, внутренне отдаляется. Взгляд становится отсутствующим, непроницаемым.
— Например?
— Например… Не знаю… Она хорошая, замечательная… Просто я еще не готов.
— Откуда ты знаешь, что не готов? — настаиваю я. Мне нужно выяснить кое-что дня себя — есть ли магическая лакмусовая бумажка, которая определяет истинную любовь? Есть ли способ наверняка распознать свою вторую половину?
— Знаю, и все, — говорит он, потирая лоб. — Это всегда знаешь.
— Мы с тобой по той же причине расстались? — В вопросе проскакивают истеричные нотки.
— Ну перестань, Эллен…
Усталость и раздражение в его голосе будят давние — весьма неприятные — воспоминания. Но я твердо настроена выяснить всю правду.
— Скажи мне, пожалуйста. Я должна понять.
— Ну хорошо. Послушай, мы же все уже выяснили. Мы расстались, потому что для серьезных отношений тогда было рано. Мы были слишком молоды.
— Не так уж и молоды.
— Достаточно молоды. Я не был готов к этому.
Лео беспокойно ерзает, вынужденный, наконец, признать, что дело все-таки в нем, а не во мне, — это он меня бросил.
Я киваю, делая вид, что соглашаюсь с такой оценкой событий, хотя на самом деле думаю иначе. Конечно, мы были молоды — но ведь в молодости любовь энергичнее, безрассуднее и меньше обращает внимания на обыденные проблемы. А Лео сдался, даже не сделав попытки спасти наши отношения, — не потому ли, что не хотел спасать? Может, не верил в нас, может, недостаточно сильно любил?
— Ты испугался ответственности? Боялся остепениться? — спрашиваю я.
Слово «остепениться» эхом отдается в голове и наполняет меня трепетом. До сей поры мне удавалось избегать его даже в мыслях, но теперь, кажется, от него не спрячешься. В этом пугающем слове, как я понимаю сейчас, и заключается самая суть конфликта. Я остепенилась, когда сказала Энди «да», и тем самым словно отказалась от прошлой любви. Возможно, я не должна была столь малодушно сдаваться. Может, следовало чуть сильнее верить, что Лео вернется?
— Да что ты, Эллен, нет! Это не так, ты сама знаешь, — горячо отрицает Лео, но я продолжаю допрос, и он вынужден отвечать. — Послушай, Элли. Ты была той самой, единственной любовью, — говорит он. — Если она действительно существует…
Я заглядываю в его глаза — такие темные, что трудно различить зрачок. Голова начинает кружиться, и я быстро отвожу взгляд. Ни в коем случае нельзя терять контроль над своими чувствами — слишком многое поставлено на карту.
— Да, — выдыхаю я.
Ответ, конечно, не соответствует накалу чувств, но я просто не рискую сказать больше.
— А ты? — спрашивает Лео. — Что думаешь ты?
Я закрываю глаза — до того нереальным предстает настоящее мгновение. Будто я проснулась в незнакомом месте и силюсь понять, куда попала. Смотрю на Лео и вдруг понимаю, что настало время окончательного выбора. На этот раз за меня никто не будет решать, как когда-то, — ни Лео, ни Марго. Мне предстоит сделать это самой — я действительно на перепутье. В голове всплывает картинка — дорожная развилка, как в диснеевском мультфильме, две извилистые дороги. На скрюченом придорожном дереве — два указателя: «Лео» и «Энди».
Бессильно роняю руки, глажу кончиками пальцев мягкую кожу дивана. Кажется, я начинаю понимать, что хотела сказать моя невезучая в личной жизни сестра. Речь не о том, как могла бы сложиться жизнь. И не о том, что я чувствую сейчас к Лео — физическое желание, тоску по прошлому, горькие сожаления. Речь вообще не о Лео.
Речь об Энди — вот так, просто и недвусмысленно.
Речь о том, действительно ли я люблю мужа.
— Мне пора, — говорю я то, что чувствовала с самого начала.
Лео кладет мне ладонь на колено, на этот раз настойчиво:
— Эллен, не надо…
Но я почти не слушаю его. Он между тем говорит, что не хочет снова терять меня, что нам хорошо вместе, хоть я и замужем. Он говорит, что скучает по нас. Как точно сказано! Не просто «скучаю по тебе», а «скучаю по нас». Я могу сказать о себе то же самое. Все это время я скучала по нас, и, наверное, всегда буду скучать. Горе поселяется в душе. Я осознаю всю необратимость потери и нежно беру Лео за руку. Иногда счастливой развязки не бывает. Как ни старайся, жизнь не прожить без потерь.
Может, в этом все и дело: любовь не страсть, не желание. Любовь — совокупность наших решений, дороги, которые мы выбираем. Это решимость сохранять верность кому-то или чему-то, несмотря ни на что; выбор, который предстоит совершать снова и снова, ежедневно, год за годом, говорит о сущности любви гораздо больше, чем самые красивые слова.
Смотрю Лео в глаза. Сердце разрывается от боли, но я полна решимости и испытываю чувство освобождения.
— Мне правда надо идти, — говорю я, медленно поднимаясь и методично собирая вещи.
