— Алло?
— Не передумала насчет завтра? — спрашивает Лео.
— Да ты что? — шепчу я. Самочувствие — как после инъекции адреналина.
— Я на всякий случай проверяю.
Из гостиной доносится взрыв смеха.
— Ты где? — спрашивает он.
— На вечеринке в честь будущего ребенка, — вполголоса отвечаю я.
— Ты что, беременна? — хохмит мой собеседник.
Я подыгрываю:
— А то как же.
К счастью, это только шутка. Черт, нехорошо испытывать такое облегчение, что я не жду ребенка.
— Насчет завтра, — продолжает Лео. — Может, остановишься у меня? Оттуда и поедем.
— Идет, — шепчу я.
— Прекрасно. Ну, тогда пока? Не стану тебя задерживать, — говорит он, но по тону ясно: он готов меня задерживать еще и еще.
— Пока! — Мне тоже неохота расставаться.
— До завтра, Эллен, — говорит он.
— До завтра, Лео.
Хлопает крышка телефона, со счастливой улыбкой на лице я поворачиваюсь и лицом к лицу сталкиваюсь с Марго. Она во все глаза смотрит на меня. Моя радость мгновенно испаряется.
— С кем ты разговариваешь? — еле слышно спрашивает она. Глаза впиваются в меня, и обвиняют, и не хотят верить.
— Это насчет съемки… — Я пытаюсь сообразить, что именно она успела услышать, но мысли плохо слушаются
Пустые хлопоты — Марго определенно слышала имя Лео, и главное, слышала, каким тоном я разговаривала.
— Что ты творишь? — вопрошает она.
— А что? — Я все еще пытаюсь отвертеться, несмотря ни краску стыда, заливающую щеки.
Брови Марго нахмурены, губы крепко сжаты в безжалостной гримасе.
— Ты едешь в Нью-Йорк на свидание с ним!
— Нет! Я еду в Нью-Йорк по работе…
Что в общем-то правда.
— Ах, по работе? Неужели? — Трудно сказать, чего в голосе Марго больше — обиды или гнева.
— Да, по работе, представь себе, — говорю я самым твердокаменным тоном, цепляясь за эту полуправду как за соломинку. — Вполне официальная работа — съемки на Кони-Айленде!
— Понятно, понятно. Кони-Айленд, значит.
Я судорожно вспоминаю, что именно она спрашивала о предстоящих съемках и что я ей рассказала, прежде чем перевести разговор на какую-нибудь более безопасную тему.
— Но это работа с ним? Вы ведь увидитесь?
Я киваю. Мне нужно совсем немного понимания, немного снисходительности. Ведь я же всегда оправдывала ее, даже когда она была не права!
— А Энди знает?
Марго опять задает этот вопрос, как тогда, в аэропорту, но теперь она того и гляди взорвется.
Я виновато смотрю на нее. Молчу. Понятно, что это «нет».
— Почему, Эллен?! Почему ты так поступаешь?
— Я… я не могу по-другому, — печально, но решительно говорю я.
— Не можешь? Что значит — не можешь?
Марго упирается в округлившийся бок, изящно переступает с ноги на ногу. Даже во время разборки она грациозна.
— Марго… — начинаю я, — попытайся понять, пожалуйста…
— Нет! — перебивает она. — Нет, Эллен, я не понимаю и никогда не пойму! Как можно понять такое безответственное поведение? Чем можно его оправдать? Одно дело — фотографировать Дрейка, и совсем другое…
— Да все не так, как ты думаешь, — пытаюсь объяснить я.
— Я все слышала, Эллен. Я слышала, как ты с ним разговаривала… Неужели тебе не стыдно! Ведь все было так хорошо, а ты испортила!
Я понимаю, о чем она: о своей вечеринке, о нашей дружбе, о моем браке. Наконец, о своей семье.
— Прости, пожалуйста, — говорю я.
Как только я произношу эти слова, мной постепенно начинает овладевать новое чувство. Этого тяжелого для нас разговора могло вообще не быть, если бы Марго была честна со мной много лет назад. Если она по-настоящему дорожила нашей дружбой, то должна была помнить — мы с ней дружили гораздо раньше, чем начался мой роман с Энди. Сказать ей об этом или не сказать? Решаю намекнуть:
— Мне просто надо кое-что для себя решить. Обдумать кое-что, хоть и с опозданием.
Марго явно не принимает выпад на свой счет.
— Нет, — возмущается она, — этому нет, и не может быть никакого оправдания!
— Ах, вот как? — У меня кончается терпение. — Любопытно услышать твое оправдание, Марго.
— Какое оправдание? — Марго сбита с толку. Я не знала, насколько хорошо она помнит тот эпизод и помнит ли вообще. Может, она начисто переписала свою (и заодно мою) историю и за ненужностью стерла фрагмент прошлого.
— Почему ты не сказала мне, что Лео приходил?
Говорю спокойно, но сердце оглушительно бухает:
Марго, было, теряется, но быстро приходит в себя:
— Потому что ты была с Энди. У вас было все хорошо.
— Ну и что?
— Как это «ну и что»? — с ужасом спрашивает оня. — Как «ну и что»?
— «Ну и что» не значит «ну и что, что я была с Энди», — с трудом объясняю я. — «Ну и что» значит… то есть что изменилось бы, если бы ты рассказала?
— Разве не понятно? Мы только что видели, что изменилось бы! — презрительно смеется она, складывая руки на груди.
Я не свожу с нее настойчивого взгляда. Где же справедливость?!
— Ты обязана была сказать мне. — Я повышаю голос. — Я имела право знать! Я имела полное право решать сама! И если ты допускала хоть малейшую возможность, что я выберу не Энди… Что ж, тем более надо было сказать!
Я нисколько не убеждаю Марго. Она качает головой в знак абсолютного, бесповоротного несогласия, и я вдруг понимаю, что она никогда не признает свои ошибки. На моей памяти — ни разу. Вот и сейчас она полностью игнорирует мою точку зрения.
— Во всяком случае, — заявляет Марго, — Энди имеет право знать о твоем телефонном разговоре. Он должен знать, чем занимается его жена! — После тягостной паузы она распрамляется, поднимает подбородок и медленно цедит ледяным от ненависти голосом: — Имей в виду, сама не скажешь — я это сделаю.
Глава 30
Через секунду в кухню вваливаются Крейг, Уэбб, Энди и Джеймс, все четверо — потные, загорелые и счастливые. Мы с Марго спешно меняем выражение лиц и пытаемся восстановить утраченное душевное равновесие. На мгновение я пугаюсь — вдруг Марго вразрез с обыкновением устроит сцену и тут же, на месте публично выложит все, что ей известно? Но Марго верна себе — скандала, да еще такого, который дискредитирует брата, она себе не позволит. Она подбегает к Уэббу и трогательно приникает к его груди, будто ищет спасения в своем идеальном браке.
