Потом мы лежим, счастливые, в тени кривой оливы, и переговариваемся.
— Она хочет знать, куда я собралась и когда думаю вернуться... чем я занималась, где обедала, что купила... это невыносимо. Я злюсь, она обижается. Она считает, что я изменилась.
— А ты сама так не считаешь?
— Не знаю. Может быть.
— Ты можешь переехать ко мне, — сказал Нейл, подумав.
— Нет, — я грустно улыбнулась, — не могу. Он кивнул, покусывая травинку. Он знал, что я считаю это невозможным не только из-за сестры.
Он знает даже то, о чем я ему не рассказываю, и временами это пугает. Ведь я говорю с ним на чужом для меня языке, в то время как думаю все-таки на родном. Мои слова, как и мои мысли, открыты для него не в полной мере. И все-таки он знает.
— Нейл. — Я ощутила внезапное сердцебиение. — Признайся, тебе не бывает страшно?
— Нет, — ответил он спокойно и сорвал еще одну травинку взамен изжеванной. — Все это в прошлом, Элена.
— Как тебе удалось?
— Ну... йоги называют это смещением фокуса сознания. — Он скользнул взглядом по моему лицу, как мне показалось, с искренним сочувствием. — Я понимаю, тебе сейчас тяжелее, чем мне.
— Неужели? — механически переспросила я, отлично зная, что он прав и в этом.
— То, что ты расцениваешь как потерю, я принимаю как дар. Я готов к переменам, готов к работе. Я готов стать звеном в цепи. Принять протянутую руку с тем, чтобы в нужное время протянуть ее тому, кто последует за мной.
Непрерывная цепь инициации. Он сказал это почти в открытую. Но что это означает в наше время?
— Но ты же не можешь сам... ты не можешь один...
— Когда ты становишься ищущим, с той стороны сразу начинает поступать помощь. Главное — не терять бдительности и вовремя принимать ее, не рассуждая о том, такая она, как ты ожидал, или не такая. Не бойся за меня, Элена. — Он ласково сжал мои пальцы. — Я знаю, что делаю. Со мной все в порядке.
Домой я вернулась после полуночи. Ритка, разумеется, потребовала отчета, я рявкнула на нее и ушла к себе. Для нее слова «разведенная» и «слабоумная», очевидно, являются синонимами, но я не собираюсь лить воду на ее мельницу. В конце концов, здесь есть и другие, помимо меня, кто нуждается в постоянном присмотре, а именно двое ее детей. Так я ей и сказала.
За распахнутыми настежь окнами сонно стрекотали цикады. Спят эти твари когда-нибудь или нет? В высокой траве копошились мыши, а может быть, ежи. Я вдруг поняла, что совершенно не представляю, водятся ли на Крите ежи, и решила при случае спросить об этом Нейла.
За стеной что-то брякнуло, заныла спросонок Лиза. Через минуту к ней присоединился Алекс. Господи, ну что там еще стряслось? Это не жизнь, а какое-то «Маппет-шоу».
Я легла, выключила свет и повернулась лицом к стене.
Ритка, ее шумные дети... Нет, невыносимо. Этот дом перестал быть моим. Я уже не могла спать до полудня, не могла сидеть голая на террасе с бутылкой «Метаксы», не могла привести сюда Нейла... Пора уезжать.
18
Ритка оказалась первой, кому я сообщила о своем решении. Это вышло как-то само собой, за завтраком. У нее чуть кусок не выпал изо рта. А потом началось...
— Ты два с половиной месяца сидела тут одна-одинешенька и даже не помышляла об отъезде. Только вздыхала по телефону: ах, я скучаю! приезжайте поскорее! А когда мы приехали, сразу бежать!
— Ну, не сразу.
— Да ты двух недель с нами не прожила, бессовестная!
Это было только начало наших ссор. Мы обе отлично знали, что в дальнейшем они будут происходить все чаще и чаще. И вовсе не потому, что мы с сестрой не любим друг друга. Очень даже любим! На расстоянии.
Ритка, конечно, догадывалась, что здесь замешан мужчина. Несколько раз Нейл звонил мне по телефону, чтобы договориться о встрече, а она случайно оказывалась рядом, и, поскольку я тут же уходила с трубкой в свою комнату и плотно прикрывала за собой дверь, трудно было предположить, что звонит мама или кто-то из моих московских подруг. В конце концов она не выдержала и задала вопрос в лоб:
— У тебя есть мужчина?
— Да, у меня есть мужчина.
— Ты приводила его в этот дом?
— Да, я приводила его в этот дом, и, как видишь, он ничего не испортил здесь и не украл. Я приводила его туда, где жила сама, и он поступал точно так же. Не вижу в этом ничего предосудительного.
Ритка пришла в ярость. В то время как она мыкалась у себя дома с маленькими детьми, я здесь, оказывается, жила в свое удовольствие. Ее сразила моя откровенность. К тому же в моем ответе не прозвучало ни малейших признаков раскаяния.
Мне полагалось чувствовать себя несчастной после развода и сопутствующей ему нервотрепки, а я вместо этого чувствовала себя, да и выглядела, непотребно счастливой. Каким-то волшебным образом Нейлу удалось примирить меня и с жизнью, и со смертью. В этом безграничном божьем мире я больше не была паршивой овцой.
— Ты уже заказала билет? — поинтересовалась Ритка, слегка поостыв.
— Нет, но собираюсь заняться этим ближайшее время.
Странное дело, мне показалось, что она облегченно вздохнула. И зачем, интересно, я ей нужна?
Конечно, были еще чудесные дни, не омраченные скандалами с Риткой, ревностью к Ронану, мыслями о предстоящей разлуке и беспокойством о состоянии здоровья Нейла, который по-прежнему не считал нужным хоть как-то его поберечь. В один из таких дней мы втроем — Нейл, Ронан и я — совершили пешую прогулку по ущелью Самарья, самому протяженному и самому красивому ущелью Европы.
Моей первой реакцией было возмущение:
— Ему обязательно таскаться за нами?
Ведь я-то уже знала, что собираюсь уезжать, и дорожила каждой минутой, проведенной с Нейлом.
— Он не настаивает. Он спрашивает твоего согласия.
— Но зачем?
— Это восемнадцатикилометровый каньон, стены которого в некоторых местах достигают шестисот метров в высоту, — ответил Нейл. — Туда, конечно, водят экскурсии, но далеко не каждый день. Там нет ни дорог, ни автомобилей...
Я начала догадываться.
— Еще раз, Элена: нам предстоит пройти восемнадцать километров по совершенно дикой и не доступной для транспорта местности. На это уйдет от восьми до десяти часов.
Он грустно усмехнулся и посмотрел мне прямо в глаза.
— Можешь не продолжать, — пробормотала я. До меня наконец дошло, что Ронан попросту боится отпускать его туда вдвоем с женщиной. Женщина не вынесет его на руках в случае чего, а мужчина сумеет. Бедняга, он не видел акробатических трюков возле монастыря Кафоликос.
На такси мы добрались до плато Омалос, откуда начинается маршрут, купили билеты (ущелье Самарья имеет статус Национального парка) и спустились в каньон.
