— Конечно. Конечно... Но я не мог позволить тебе обесценить все остальное.
Стоя в голом виде напротив зашторенного окна, он пьет холодную воду прямо из бутылки, потом делает шаг к кровати и, держа бутылку в вытянутой руке, наклоняет ее надо мной. Я пробую завернуться в одеяло, но он отбрасывает одеяло прочь. Я пробую укрыться подушкой, но он выхватывает у меня подушку. Я лежу на спине, раскинув руки, всей своей позой выражая полную покорность. Зеленые глаза сужаются, губы раздвигаются в медленной улыбке.
— Переворачивайся, — звучит приказ. — И лежи смирно.
Солнечный свет, проникающий в спальню сквозь щели между портьерами, позволяет нам видеть друг друга, и это дико заводит. Я без конца трогаю плечи Нейла, его изящные ключицы, потрясающей стройности бедра, жесткий от мускулов живот. Именно такие парни — худые, длинноногие, длинноволосые, развязные — неизменно пленяли меня в годы юности, но мое воспитание и социальный статус моих родителей не позволили мне пойти без оглядки за одним из них. Моим девичьим мечтам суждено было осуществиться только теперь.
Мой нежный варвар только что вылез из душа и растянулся на постели в сладком изнеможении, когда позвонила Ритка. То да се, да как дела, но что-то в моем голосе заставило ее насторожиться.
— Ленка, — спросила она с присущей ей прямотой, — ты что, завела любовника?
— Нет, — ответила я, заливаясь краской, несмотря на то что она не могла меня видеть.
— Вот дура! Чем же ты там занимаешься?
— Извини, Ритусик, я сейчас не могу говорить, — пропела я ангельским голосом, терзая ногтями угол простыни, — я за рулем, еду в город. Да, я перезвоню.
Улыбка Нейла, эта тихая издевательская улыбочка, может взбесить кого угодно. Я терплю, но надолго меня не хватает. После легкого критского вина и хлеба с сыром на увитой бугенвиллеей террасе я молча хватаю его за пояс и, невзирая на бурные протесты, вталкиваю в дом.
— Постой, драгоценнейшая, я тоже соскучился по твоим объятиям, НО ДАЙ ЖЕ ХОТЯ БЫ ДОКУРИТЬ!
Опять он лежит со связанными за спиной руками, а его горло щекочет острие ножа. Весь вчерашний вечер и сегодня полдня я была такой послушной, какой не видели меня ни отец, ни муж, ни любовник, вообще ни одно существо мужского пола.
Твоя очередь проявить покорность, мой охотник, мой Актеон
[20].
— Объясни, во имя чего ты собираешься пролить мою кровь, — взывает ко мне несчастная жертва. — Исполнения каких таких тайных желаний ты хочешь просить у бога или богини?..
Забавно, но об этом-то я и не подумала.
— Ага! — кричит он злорадно. — Значит, все это — чистейший садизм! О, Великая Мать, рождающая, питающая и убивающая! Ты есть жизнь всего живущего и смерть всего смертного. Ты — лоно и могила, беспристрастный образ сущности бытия!..
...Ее четыре руки представляют символы ее вселенской силы: верхняя левая рука угрожающе воздета с окровавленной саблей, нижняя — держит за волосы отрубленную человеческую голову; верхняя правая рука приподнята в успокоительном жесте, нижняя — простерта в даровании благ. На шее у нее ожерелье из человеческих голов; ее юбка — кольцо из человеческих рук; ее длинный язык высунут, готовый лизать кровь. Она представляет собой Космическую Силу, единство Вселенной, гармонию всех пар противоположностей, удивительным образом сочетающую в себе ужас абсолютного разрушения с безличным, но все же материнским покровительством. Как река времени, поток жизни, богиня одновременно создает, хранит и уничтожает. Ее имя — Кали...
— Откуда ты все это знаешь? — спрашиваю я, хотя ответ мне известен.
— Ну, я не так молод, как ты воображаешь. У меня было время кое-что почитать. Кстати, не так давно, точнее, в 1979 году археологи Яннис и Эфи Сакелларакис сделали открытие, которое опровергает общепринятое представление о минойцах как о крайне миролюбивом, даже изнеженном народе. На одном из холмов Северного Крита они обнаружили древнее святилище со следами человеческих жертвоприношений. Этот холм под названием Анемоспилия («пещеры ветра», ибо, по преданию, пустоты в его скальной породе проделал ветер, дующий с Эгейского моря) находится на северном склоне горы Юктас, в четырех милях к югу от Кносса.
— Что же они там нашли?
— Следы разрушенного здания, обнесенного стенами и состоящего из центрального покоя и двух боковых комнат, где, по-видимому, жрецы готовили приношения, прежде чем возложить их на алтарь. Судя по всему, святилище возведено около 1700 года до нашей эры и являлось действующим на протяжении ста пятидесяти лет. Плиты, из которых были сложены стены, рухнули по наклонной плоскости — это свидетельствует о том, что храм раскачала и опрокинула какая-то природная сила, скорее всего, землетрясение.
Во время раскопок в Анемоспилии было сделано немало интересных открытий, но самый поразительный результат дало изучение костей скелета на жертвенном алтаре. Кости оказались человеческими. Это подтвердили три независимых эксперта, приглашенные Сакелларакисами, — два физика-антрополога из Афинского антропологического музея и профессор криминологии из Афинского университета. Жертва — молодой мужчина, связанный по рукам и ногам, — умер, лежа на боку. Горло его вскрыли, кровь собрали в чашу, но, несмотря на все старания жрецов, землетрясение все же произошло. Останки жрецов обнаружили тут же, у подножия алтаря, как и ритуальный нож.
— Возможно, жрецы этого отдельно взятого храма, напуганные первыми подземными толчками, и пошли на убийство человека вместо животного, но разве на белом свете мало религиозных маньяков? Одна-единственная находка еще ни о чем не говорит.
— Слушай дальше. Еще кипели страсти вокруг Анемоспилии, когда британский археолог Питер Уоррен, проводивший раскопки к северо-западу от Кносса, обнаружил большое количество человеческих костей в подвальном помещении культового позднеминойского здания, разрушенного землетрясением 1450 года до нашей эры. Собрав более трехсот обломков костей, эксперты заключили, что некогда здесь погибли два здоровых ребёнка, приблизительно восьми и одиннадцати лет. Исследование содержимого пифосов, найденных в одной из комнат первого этажа, а также многократно повторяющееся изображение крылатого чудовища женского пола со змеями вместо волос, вытаращенными глазами и высунутым языком, подтвердили предположение Уоррена о том, что это не простое убийство. Не исключено, что жертва предназначалась Великой минойской богине природных сил. Ее возлюбленным считается тот самый охотник Загрей, чью печальную участь мы с тобой уже обсуждали, он же Зевс-Критаген, вечно юный критский бог плодородия, ежегодно умирающий и воскресающий во время обрядов, сопровождающихся поеданием сырого бычьего (а иногда и человеческого) мяса. Обнаруженные детские кости с аккуратно счищенным мясом однозначно свидетельствовали о каннибализме, но Уоррен был категорически не согласен с предположением, будто кто-то вздумал поедать человечину в надежде предотвратить стихийное бедствие. Он убежден, что человеческие жертвоприношения и ритуальный каннибализм были частью минойских религиозных обрядов.
