И вновь лес зажил той обычной жизнью. Только бесхвостый лисенок, сутулясь и прихрамывая, бродил, печальный, по лесным тропинкам. Старый ворон изредка беседовал с ним, спускаясь на самые нижние ветви деревьев.
– Добрый день, Рыжий.
– Добрый, дядюшка ворон.
– Чего опять насупился?
– Да нет, все хорошо, очень хорошо.
Ворон смотрел на удаляющуюся фигурку бывшего озорника и горестно вздыхал. И еще слышал старый ворон, как болтливые сорочата показывали крыльями на лисенка и громко кричали.
– Пошевелись, кривоногий, покажи свою прыть.
Видел, как разыгравшиеся волчата, швыряли в него увесистыми шишками. Даже пробовал урезонить зайчат, которые прыгали перед самым его носом и хохотали над жалким обрубком, который торчал вместо хвоста.
Он многое видал и слышал за свою долгую жизнь, так много, что залетает теперь на самое высокое дерево, сидит и дремлет в полном одиночество, чтобы больше никого и ничего не слышать и не видеть.
Снеговик и яблоня
А ты знаешь, мой юный друг, что яблони раньше цвели совсем не так? Не знаешь? Тогда слушай, я расскажу об этом.
Так вот, яблони цвели маленькими, желтенькими и невзрачными цветочками. Их даже не видно было издалека. Зато теперь … но, все по-порядку.
Зима в том году припозднилась. Хмурая и дождливая погода надоела и взрослым и детям, поэтому, когда выпал первый снег, обрадовались все. Хорошо из мокрого и свежего снега лепить снеговиков. Вот уже один готов, второй, третий. Особенно удался снеговик в нашем дворе. Веселый и бесшабашный, он стоял с веником и морковкой вместо носа. На другой день повалил снег, и разгулялась метель.
Снеговик почти скрылся в большом сугробе. А потом ударили морозы, которые с каждым днем все крепчали и крепчали. Двор постепенно опустел. Редкий прохожий пробежит по нему, потирая замерзшие уши, и снова тишина.
Снеговику стало скучно. В один из морозных вечеров он вылез из сугроба и побрел за город. И чем сильней крепчал мороз, тем лучше ему было. Он скатился со снежной горки, правда, при этом чуть не лишился своего великолепного морковного носа, посшибал иней с деревьев. Хорошо, привольно и холодно, что еще надо веселому снеговику?
А мороз все крепчал и крепчал. Попрятались воробьи и галки по своим застрехам, даже юркие синички куда-то запропастились. На другой день снеговику удалось напугать всего одного зайца да поплутать по следу рыжей лисицы.
К вечеру он забрел в один сад. В саду не было ни души. Снеговик походил между вишен и яблонь и уселся на пень отдохнуть.
– Как холодно, я погибаю, – услышал он тоненький голосок.
– Кто бы это мог быть? – подумал снеговик.
Он встал, обошел весь сад, но никого не нашел. Стоило ему сесть, как тоненький голосок пропищал о помощи.
– Потерпи, – раздался более громкий и дребезжащий голос, укутайся потеплее.
– А чем?
– Если бы я знала?
– Кто тут есть? – спросил снеговик.
– Это мы, яблони.
– А что вы делаете?
– Замерзаем.
– Как замерзаете?
– Тебе не понять. Вот, если мороз еще усилится, погибнут наши ветки, а это конец.
– Чем я могу помочь вам?
– Ты дитя мороза, который нас сейчас погубит, у тебя нет горячего сердца, лучше уходи, не смотри на нашу гибель.
Снеговику были чужды чувства жалости, у него действительно, не было горячего сердца.
– А что такое горячее сердце?
– Это кусочек вон того заходящего солнца.
Снеговику захотелось иметь горячее сердце, которое может спасать от гибели яблони, и он крикнул солнцу.
– Светило, не уходи, дай мне кусочек горячего сердца. Но солнце не ответило, оно было далеко, так далеко, что слова бедного снеговика просто не долетели до него.
– Не дрожи, детка, скоро все пройдет, ты только не думай ни о чем, – успокаивала старая яблоня молоденькую.
– А как же придет без меня весна? Кто подарит вкусное яблочко нашему доброму хозяину? Я еще ни разу не дарила никому яблок.
Старая яблоня вздохнула и ничего не ответила. Да и что она могла ей ответить?
Снеговику почему-то стало не по себе. Он смотрел на хрупкое дерево и пробовал впервые в жизни думать. Яблонька приглянулась ему особенно. Она была лучше даже его великолепного носа. И тут пришла в его снежную голову одна идея, он даже обрадовался ей.
– Эй, сестрицы снежинки, собирайтесь и слетайтесь, – крикнул снеговик, – укройте ветки добрых яблонь, это вас я прошу, очень прошу.
И произошло чудо. Снежинки слетелись со всех сторон и облепили яблони. Теперь они стояли белые и пушистые.
– А тебя, славная крошка, я сам укрою.
Снеговик подошел к яблоньке, обнял ее и рассыпался. Ни одной веточки не было видно из-за небольшого сугроба, только великолепный морковный нос валялся недалеко от того места.
И чудо свершилось. Яблоньки не погибли, хотя мороз в эту ночь был особенно крепкий.
Пришла весна, которая прогнала холод далеко на север, растопила снега и льды. Зазеленела земля, проклюнулись зеленые листочки на деревьях.
И зацвели яблони. Но цвели они белым, как снег, цветом, словно зимняя пороша рассыпалась по веткам под лучами ласкового и теплого солнца.
Так с тех пор они и цветут.
И еще люди на зиму стали укрывать снегом молодые яблоньки.
Кто это сделает, тот может не бояться за их судьбу.
Да, чуть не забыл, мне довелось побывать в том саду, даже довелось попробовать очень вкусные яблоки с той уже старой яблони. Только когда я откусывал яблочко, мне показалось, что в его сердцевине запряталась прохлада.
Вы попробуйте сами, может я и не ошибся?
Глиняный папа
У Вани не было папы, а у других они были. Обидно расти без отца, поэтому он считал себя самым несчастным на всем белом свете. Ване не хотелось играть с детьми на улице, не хотелось сидеть одному дома, и он уходил в овраг, который начинался сразу за поселком и тянулся, казалось, бесконечно. Здесь было его любимое место и для игр, и для бесконечных раздумий и мечтаний. Любил Ваня в овраге лепить из глины для себя всевозможные игрушки. Глина для лепки была хорошая. В свое время гончары делали из неё кувшины, горшки, чашки, но потом все это стало ненужным, и люди перестали ходить в овраг.
В это воскресное утро Ваня был особенно расстроен. Папа одного из его одноклассников купил легковую машину и катал своего счастливого сынка по поселку. Ваня смотрел со стороны и завидовал.
Ноги сами собой привели в овраг. Он попробовал лепить машину, но она не получалась. Ваня расстроился совсем. Слезы покатились по щекам, а руки как-то сами начали лепить глиняную фигуру. И странное дело, стоило положить очередной кусок глины, как он сам словно прирастал к тому месту, где должен был быть. Ваня не сразу заметил это, а когда заметил, ему стало даже весело, обида улетучилась, и работа пошла споро. Не прошло и часа, как фигура была готова.
