Гости расселись за столами, выпивали, закусывали. Игорь набирался водочкой, чтобы снять напряжение. Встал Аркадий Леонидович, постучал ножом по бокалу и глубоко вдохнул, собираясь сказать речь.
– Дорогие товарищи женщины… – начал главный.
В этот момент дверь открылась, и в зал вошел Сашка Комаровский. Игорь хлопнул рюмку и закашлялся.
Аркадий Леонидович очень обрадовался, прервал речь и начал суетиться – махать руками Регине Ромуальдовне, и рядом с ним образовалось два места, с чистыми тарелками.
Комаровский – красивый как бог, как ударник с агитационного плаката – жал всем руки, обнимал Регину Ромуальдовну, которая вдруг в ответ начала улыбаться, целовался с Аркадием Леонидовичем, как родной сын, повис на груди Клавдии Андреевны, раскланялся, обращаясь сразу ко всем, и наконец сел. Аркадий Леонидович еще раз постучал ножом по бокалу и продолжил.
Игорь не слышал, что говорил главный. Он смотрел на Комаровского. Видел ли Сашка его, Игорь не знал. Лариса сидела по левую руку от Василия Петровича, а Игорь оказался на краю стола. Место рядом с ним пустовало, поскольку Регина Ромуальдовна даже в этот день несла трудовую вахту. Игорь поначалу решил, что его посадили рядом с секретаршей, опять указав ему на его место, но потом подумал, что, возможно, учли – они ведь с Региной Ромуальдовной работали вместе. Так что рассадили не по чинам, а по интересу. Ну, и подумаешь, что в конце стола!
Игорь почувствовал, что ему сейчас станет нехорошо. Наверное, оттого, что пил водку, не закусывая. В груди запершило, он взмок, усилием воли заставлял себя не смотреть на середину стола, но не мог не смотреть.
Аркадий Леонидович говорил о том, что женщины – музы, без них, без их поддержки, служения… и так далее. Комаровский кивал и держал за руку девушку, которая сидела рядом.
Девушка оказалась беременной, живот отчетливо заметен, но беременность никак не отразилась на ее красоте. Девушка была молода и прекрасна. Черные волосы, тонкий нос, огромные глаза испуганной лани. Игорь видел, как Лариса, оказавшаяся рядом с этой девушкой, подкладывает ей на тарелку лучшие кусочки и что-то шепчет на ухо.
Нет, этого не может быть! Комаровский ведь только похоронил свою Надежду. И года не прошло. Откуда эта красавица? Да еще и беременная? Он держит ее за руку, придвигает стул, накидывает палантин. Лариса щебечет. Аркадий Леонидович… что он такое сейчас сказал? Нет, этого не может быть… показалось… послышалось… галлюцинации. Но нет, не послышалось. Вот Комаровский встает и произносит ответный тост.
Аркадий Леонидович объявил о том, что выходит на пенсию – решил посвятить себя внукам. Да и жена давно просит. Ну как он может отказать? Да и здоровье уже не то… Но на его место приходит талантливый, молодой, современный редактор – Александр Комаровский, которого все знают и любят. И он, Аркадий Леонидович, со спокойной душой уходит на покой. Потому как редакция остается в надежных руках, лучших и не пожелаешь!
Все начали хлопать. Лариса тоже аплодировала и улыбалась.
Нет, этого просто не могло быть! Откуда взялся Комаровский? Как он стал главным редактором? Как такое вообще возможно? У Игоря перед глазами плясали мухи. Регина Ромуальдовна, оказавшаяся рядом, вывела его за дверь, воспользовавшись тем, что к Комаровскому все подходили, жали руку, поздравляли. Игорь доплелся до туалета, где его вырвало.
Он вышел на улицу подышать. Постоял на ступеньках и поехал домой, на метро. Доплелся до дома и упал на кровать. Даже не слышал, как вернулась жена.
Утром зазвонил телефон – подошла Лариса и передала ему трубку. Звонил Комаровский.
– Старик, ты куда пропал вчера? Я хотел пригласить вас с Ларисой к нам в гости. Ты прости, что я исчез так надолго. Сам понимаешь… Приходите в субботу, посидим. Маше рожать через два месяца, тогда не до гостей будет.
– Куда? На Сокол? – выдавил из себя Игорь.
– Нет, мы там ремонт затеяли. На Тверскую. Лариса адрес знает. Ждем!
Игорь положил трубку и замер.
– Ты чего? Ты завтракал? Яичницу тебе пожарить? – спросила Лариса.
– Нет. Комаровский позвал в гости.
– Да, я знаю. Поедем?
– Нет, не хочу. Ты знала, что он станет главным?
– Знала.
– Почему мне не сказала?
Лариса пожала плечами.
– Он позвал на Тверскую.
– Да, это бывшая квартира Надежды.
– Почему он стал главным?
– Бывший тесть помог. В память о дочери…
– То есть Сашка все правильно рассчитал… Теперь у него и место под солнцем, и квартира на Тверской. Плюс дача на Соколе.
Лариса не ответила.
– А откуда взялась Машенька?
– Она чудесная! Совсем девочка.
– Это я понял.
– Она из очень хорошей семьи. Новый тесть Саши – генерал.
– Кто бы сомневался…
– Она хорошая девочка. Очень переживает. Первая беременность… Ей страшно. Саша очень за нее беспокоится. Он будет замечательным отцом!
– Кто бы сомневался… Это же Комаровский.
– Ты не сможешь с ним работать, да?
– Не смогу.
– Он тоже так мне сказал. Но ты не волнуйся, я сказала, что ты почти закончил роман.
– Зачем?
– Не знаю… Мне показалось, что ты от меня этого ждал.
Игорь больше не писал. И ему было хорошо. Жизнь шла спокойно и тоскливо. Утро, вечер. Вечер, утро. Опять вечер. И он думал, что так будет и дальше. Успокоился. Лариса, дети, дача по выходным. Игорь даже начал поливать помидоры и находил в этом удовольствие. От Ларисы он узнал, что Машенька родила чудесную дочку. Сейчас в Малаховке, где дача ее родителей. Звали в гости. Саша передавал приветы.
Игорь Комаровскому не звонил – не хотел с ним разговаривать. Отрезал, раз и навсегда отрезал бывшего друга. Точно так же он раз и навсегда отрезал отца. Вычеркнул. Замарал жирно, наверняка, чтобы даже следа не осталось. Продрать бумагу ручкой, «замалевать» – как говорили в школе.
Игорь прекрасно помнил, как разбирал ящик письменного стола – Лариса настояла. Он категорически запретил ей выбрасывать бумаги. Она уступила, как уступила подросшим сыновьям – те тоже заваливали ящики выдранными из тетрадей листками, шпаргалками, записями. И, конечно, все было нужно. Лариса устраивала генеральную уборку под Новый год и на майские праздники. Заставляла сыновей выгребать мусор из ящиков. Игорю тоже было велено «разобрать стол», без разговоров.
Игорь вяло пересматривал записи, наброски и с уборкой продвигался вяло. На самом дне ящика валялся сложенный вдвое листок – почерк не его: телефон, имя – Анфиса Ивановна. Игорь даже улыбнулся: Анфиса Ивановна, это же надо!.. И кто такая? Он застыл с запиской в руках, пытаясь вспомнить, откуда она у него взялась. Но если лежит в ящике – значит, точно его бумажка. Почерк вроде бы знакомый. Да, точно знакомый. Ну, конечно! Только у Комаровского могут быть такие завитушки над заглавными буквами. Каллиграфический почерк. Его всегда в пример ставили в школе, будь он неладен. Игорь писал как курица лапой – по-другому не скажешь, – держал ручку четырьмя пальцами, средний укладывался тоже сверху, за что его ругали мать и учительница. Но не переучили. Уже в старших классах русичка отказывалась читать его сочинения – «глаза сломаешь, это неуважение к учителю, да как ты жить будешь с таким почерком…».
