Он протянул руку, намереваясь заключить в ладонь ее лицо, но она увернулась и взволнованно начала ходить взад-вперед вдоль автомобиля. Встав перед Джеком, она сказала:
– У нас нет общего будущего, и я не могу согласиться на заключительный аккорд. Мне слишком дорого обошлось забыть тебя, так что я не стану уничтожать одним махом все, чего я добилась.
Он пристально смотрел на нее:
– Я не соглашусь с тобой в одном, Каро.
– В чем же?
– Я верю в то, что у нас может быть общее будущее. А почему ты так уверена, что у нас этого не будет? – Он наклонился к ней и смотрел прямо в глаза.
– Из-за нашего прошлого! – крикнула Каро.
– Мы можем извлечь уроки из нашего прошлого.
– Или повторить их.
– Я теперь стал умнее, – сказал Джек. – Я знаю точно, чего хочу, – и это ты.
«Нет!» Она не должна ему верить.
– А как же дети? – спросила она.
– Мне все равно, будут у нас дети или нет.
Сколько времени это продлится?
– Я тебе не верю. – Каро шагнула к нему. – Ты хочешь детей, очень хочешь.
Глаза у него сверкнули.
– Тебя я хочу больше.
Каро отступила назад. Она не может жить с ним, зная, какую жертву он приносит.
– Значит, ничто из сказанного мною не повлияет на тебя?
Каро отвернулась.
– Джек, пять лет ты обвинял только меня за крах нашего брака. За последние восемь дней ты пришел к решению, что виноват ты. Я понимаю твое чувство вины, понимаю твое желание попытаться все исправить, но… Мы не сможем ничего изменить.
Каро говорила твердо и решительно, но каждое слово отдавалось в ней болью.
Джек схватил ее за плечи, он был бледен, глаза горели.
– Каро, я люблю тебя. Неужели это ничего не значит?
Господи, как же ей тяжело! Тоска вперемешку с желанием прострелили ее. Она собралась с силами:
– Джек, не хочу быть жестокой, но боюсь, что уже ничего не значит.
Он сник и отпустил ее. У него был такой вид, словно она пронзила его насквозь. Каро стиснула зубы, чтобы не закричать.
Зачем только он приехал в Лондон? Не проще было бы послать документы на развод по почте?
Лучше бы он продолжал обвинять ее – ненавидеть ее, – чем вынуждать говорить ему такие мучительные слова.
Ей надо поскорее уйти, пока она не совершила какую-нибудь глупость. Например, не бросилась в его объятия, не сказала, что тоже любит его. Но любви недостаточно. И раньше не было достаточно. Лучше посмотреть правде в глаза сейчас, чем через двенадцать месяцев.
Каро выпрямилась:
– Я еду домой.
– Садись в машину. Я отвезу тебя, – сказал он.
– Я не ребенок, которому либо приказывают, либо уговаривают. Доберусь самостоятельно. Но… спасибо за предложение подвезти. – Каро выпалила все это на одном дыхании.
Джек стоял, не сводя с нее глаз и засунув руки в карманы.
– Понятно.
Каро лизнула губы:
– Думаю, нам лучше больше не видеться.
– А табакерка?..
– Исчезла навсегда, полагаю.
– Я еще не потерял надежду.
А она – потеряла.
– В девять утра в пятницу – это послезавтра – я сообщу своему начальству, что потеряла табакерку, и уволюсь.
У него задергалась жилка на скуле, но он ничего не сказал.
– Я бы хотела получить от тебя счет за потраченное тобой время и за расходы, хотя подозреваю, что ты откажешься от гонорара.
– Правильно подозреваешь.
– Я подпишу документы на развод и отошлю их твоему адвокату.
Больше говорить она не могла – в горле словно застрял кусок твердого дерева, острые края которого давили с такой силой, что у нее потемнело в глазах.
Каро развернулась и пошла к выходу с автостоянки.
– До свидания, Джек.
Неоновые буквы на вывеске «Выход» расплывались, грудь сдавило болью. Она собрала волю в кулак, держалась прямо и старалась идти твердой походкой.
Так будет лучше. Как она сможет снова доверять Джеку, когда не уверена, что, если вдруг она не будет соответствовать его ожиданиям, он не уйдет? Этого она не вынесет.
Пять лет назад она не принесла ему счастья. О да, с сексом у них обстояло замечательно – нет смысла отрицать, – но брак требует более прочной основы, чем потрясающий секс. У них с Джеком не было этой основы.
Каро вышла на улицу и сощурилась от солнца. Ее разобрала злость – день зачем-то такой… прекрасно летний.
Домой она отправилась на метро. В вагоне она молила Бога, чтобы не расплакаться, и в уме повторяла алфавит, пока не доехала до своей остановки. На негнущихся ногах она дошла до кондитерской Жан-Пьера.
Он с улыбкой повернулся к ней, и улыбка исчезла.
– Ma cherie. Выдался неудачный день?
– Ужасающий, – призналась она. – Самый что ни на есть плохой. – Каро посмотрела на прилавок с пирожными и тортами. – Надо срочно съесть что-нибудь, от чего мне станет легче.
Кондитер тактично промолчал и упаковал ей пирожные.
Каро доплелась до своей квартиры, села за стол и открыла коробку: эклер с шоколадным кремом, клубничное пирожное, ванильное и лимонное безе. У нее не возникло ни малейшего желания съесть хоть что-то. Щипало веки, в горле стоял ком. Наконец она поднесла ко рту эклер и откусила. Она прожевала кусочек, с трудом проглотила и положила эклер обратно в коробку. Темно-коричневая глазурь была такого же цвета, как и волосы Джека…
Чтобы отделаться от подобных сравнений, Каро откусила от безе, потом от клубничного пирожного, потом – от ванильного. С каждым проглоченным кусочком ком в глотке понемногу растворялся. Но возник опять – теперь в груди.
Каро отставила коробку и уронила голову на руки.
Джек очнулся. По полу его комнаты в отеле расползалась темнота. Он едва помнил, как вернулся в номер, но чувствовал, что онемели все мышцы, потому что он неподвижно просидел в кресле не один час.
Он бросил взгляд в окно – серые сумерки. И такая же серая безысходность внутри.
Джек закрыл глаза. Все его мысли были устремлены к Каро. Как уговорить ее передумать? Надо бороться за нее, но как?
Он обхватил голову руками. Тот ее взгляд, когда он сказал, что любит ее… Он так хотел увидеть радость, надежду, восторг на ее лице. Он хотел, чтобы она обняла его за шею и сказала, что тоже любит.
Вместо этого…
Он прижался затылком к высокой спинке кресла. Вместо этого она смотрела на него почти что с ужасом.
