Бесполезно пытаться написать что-то новое о Наполеоне Бонапарте. Кроме того, автор неизбежно должен отказаться от повторения фактов, которые можно найти даже в самом тонком справочнике.
Тот, кто позже привел в замешательство всю Европу, родился в городе Аяччо на Корсике в 1769 г., в типичной «бедной, но благородной семье». Его отец Шарль был итальянского происхождения, а по профессии юридическим советником при местном Королевском суде. Так что Наполеона надо считать итальянцем по рождению и раннему воспитанию. Его гениальные способности, добродетели и пороки почти все имеют южную природу. Если он и стал французом, то был лишь приемным сыном этого народа, хотя на какое-то время сосредоточил на себе симпатию и энтузиазм всех французов. В 1779 г. он был отправлен на материк – в военную школу в Бриене, в 1784 г. перешел в Парижскую военную академию, а в 1785 г. был назначен младшим лейтенантом в артиллерию. Застенчивый, плохо одетый, не идеально говоривший по-французски, он не был особенно популярен ни у товарищей, ни у учителей. Правда, один из парижских преподавателей заметил, что «он пойдет далеко, если ему будут благоприятствовать обстоятельства». При выпуске он был только сорок вторым в классе. Вскоре после начала революции он то ли действительно стал, то ли сделал вид, что стал горячим сторонником якобинских теорий и в 1793 г. был произведен в капитаны. Первую славу он заслужил во время осады Тулона тем, что умело выбрал место для батареи, которая своим огнем прогнала из гавани британский флот. Талантливый офицер был произведен в бригадные генералы, но отказался командовать пехотной бригадой, воевавшей против мятежников в Вандее, и в результате был почти уволен из армии.
Потом колесо Фортуны снова повернулось, и в 1795 г. Баррас внезапно поручил ему защищать Конвент от роялистов. Выстрелы точно нацеленных орудий молодого генерала разбили надежды реакционных сил на успех, а его начальники оказались в большом долгу перед ним. Его назначили командующим Итальянской армией – самой большой армией Директории, конечно, после огромных армий, стоявших на Рейне. Бонапарта сразу же начали восторженно приветствовать как влиятельного человека, набирающего силу. Перед отъездом из Парижа он смог жениться на Жозефине Богарне, красивой вдове-креолке, которая была одной из центральных фигур в светской жизни столицы. Через десять дней после свадьбы (11 марта 1796 г.) генерал покинул свою молодую жену и отправился на юг страны, чтобы приступить к исполнению обязанностей на своей новой должности. Через месяц после своего прибытия к Итальянской армии он уже смог сообщить в столицу об очень важных победах. Началась новая эпоха в жизни не только Франции, но и всей Европы.
Внешность молодого человека, который вскоре заставил пробежать холодок ужаса по спинам всех высочеств, светлостей и величеств христианского мира, конечно, хорошо знакома нам по сотням его точных портретов. Можно сказать, что в начале своей карьеры он выглядел как настоящий южанин и был похож больше на итальянца, чем на француза. Тогда он был «мал ростом, худощав, имел длинные черные волосы, висевшие редкими прядями, глубоко посаженные глаза и бледное выразительное лицо; мундир на нем был поношенный». Позже худоба исчезла, и лакей иногда подавал ему одежду, которая соответствовала его положению, но представительную внешность он так никогда и не приобрел.
Когда он прибыл к Итальянской армии, его встретили там без особого восторга. Многие из генералов, его подчиненных, служили в армии дольше и были намного старше, чем их новый командующий. На его приказы они отвечали плохо скрытыми усмешками и выполняли их так неохотно, что это граничило со скрытым неповиновением. Удивительно, как мало времени ему понадобилось, чтобы подчинить их всех своему колдовскому обаянию. Ожеро, один из его главных помощников, признавался: «Я его боюсь. Не понимаю, в чем его власть надо мной, но его взгляд сражает меня как удар молнии!» Если говорить коротко, то Бонапарт в 1796 г. взял под свое начало лишенную мужества, плохо дисциплинированную, очень плохо снаряженную и голодную армию, одним рывком перевел ее за Альпы и через несколько недель начал докладывать в Париж про такие победы, о каких ни один генерал не сообщал Людовику XIV. Эта Первая Итальянская кампания, даже если бы Бонапарт не провел никакой другой, уже позволила бы причислить его к великим полководцам нашего мира. Когда после отчаянной атаки на мост возле города Лоди (10 мая 1796 г.) делегация сержантов гренадерских частей ожидала своего генерала в его палатке, чтобы сообщить, что он избран «капралом» их корпорации, эти делегаты только предвосхитили мнение каждого, кто изучает военную историю. «Маленький капрал» создал себе имя, равное именам Александра и Юлия Цезаря.
И все же Бонапарт не был волшебником, который одним ударом своего жезла создал для себя послушную непобедимую армию. Напротив, он не смог бы пойти далеко, если бы революция не предоставила в его распоряжение одну из самых грозных боевых машин в мире. Эта машина уже была почти готова, ей нужен был только умелый инженер, чтобы усовершенствовать и направить ее. Армия, которая отбросила назад пруссаков и австрийцев после Вальми, ответила действием на призыв Дантона к отваге, уже вырвала весь западный берег Рейна у шатавшейся тогда Германской империи и отняла Бельгию у Австрии, была одним из прекраснейших созданий революции. В армии республики особенно горячими были непритворный патриотизм и любовь к недавно обретенной свободе, а также страстное желание умереть за Францию или покорить другие страны и принести благословенные «права человека» менее счастливым народам. В армии, как правило, было мало удобных случаев для кровопролитной борьбы между жирондистами и якобинцами, дантонистами и сторонниками Робеспьера. Армия твердо решила лишь одно: Бурбоны не должны вернуться; поэтому она стала опорой Директории в дни роялистского мятежа. Позже, в 1799 г., она покинула и затем свергла Директорию из-за возникшего у многих чувства, что эта исполнительная власть из пяти человек своей неэффективностью губит Францию и поэтому готовит путь для возвращения ненавистных королей. В том году солдаты искренне верили, что их обожаемый генерал восстановит в какой-то лучшей форме их любимую республику. Они были как воск в ловких руках южанина-корсиканца.
Но Республиканская армия была не только очень антироялистской. Она была великолепной боевой силой. Те, кто в ней служил, – по крайней мере, те из них, чье влияние преобладало, – не были профессиональными наемниками, которые зарабатывают деньги на службе у короля. Это были верные своей стране патриоты, которые сражались за идеал. До этого времени в обычном сражении два длинных ряда старательно построенной в боевой порядок пехоты медленно сближались, пока не оказывались один от другого на расстоянии мушкетного выстрела, а затем каждый строй начинал стрелять по противнику. Перестрелка иногда длилась много часов подряд и кончалась, когда одна из сторон не выдерживала обстрела и отступала, позволяя своим врагам решительно идти вперед. Новые армии Франции отбросили этот порядок. Французские солдаты-добровольцы превосходили своих врагов мужеством; это позволяло французским генералам строить их в стремительные колонны и наносить своим полком, как крепким тараном, удар по врагу. Авангард колонны мог погибнуть, но остальные прорывались сквозь ряды врагов к победе. Кроме того, новые французские армии в общем и целом были свободны от помех в виде традиций и приблизительных добытых опытом правил, которыми так восхищались солдафоны старой школы
[183]. Нам известно, что солдаты французских батальонов часто были одеты в лохмотья, что их шаги были длинными и неуклюжими, в отличие от изящных движений австрийцев; что у французских офицеров иногда даже не было сапог, а французские генералы не имели горделивых и полных достоинства манер. Но это не умаляет величия того факта, что эти французы много раз победили в решающих сражениях механически действовавших австрийцев, и современники отмечали, что их свирепая энергия, готовность нагнать страх на любого врага и патриотизм вполне объясняют их успехи.
