Это, в сущности, означало, что они смогут накладывать вето на применение королем его законодательной власти. Преодолеть это вето он мог лишь одним способом – созвать официальное заседание, которое называлось «ложе правосудия», где король должен был присутствовать лично и своей монаршей властью приказать, чтобы закон был зарегистирирован.
Парижский парламент вовсе не был собранием лишенных эгоизма бескорыстных людей. Его члены были вполне готовы защищать все виды старинных злоупотреблений, если эти злоупотребления были выгодны им и их классу. Среди указов, которым они отказали в регистрации, были столько же достойных применения, сколько чудовищно несправедливых. Но все же это было единственное учреждение, которое не полностью зависело от милости короля и его фавориток. Только парламент мог противопоставить самодержавной власти короля очень скромную конституционную оппозицию. И только он мог быть чем-то вроде средоточия настоящей политической жизни. По этой причине парламент часто привлекал к себе внимание народа и приобретал у него популярность, которой не всегда заслуживал.
Скрытые разногласия между королем и парламентом ярче всего выражались в борьбе, центральной причиной которой официально была религия. Еще в 1638 г., когда религией во Франции руководил Ришелье, во Фландрии умер католический епископ Янсениус. Этот прелат написал богословский труд, получивший широкое признание, где рассматривал некоторые мнения о благодати и предопределении. В эпоху Людовика XIV этих мнений придерживались многие выдающиеся французы, но их гневно критиковал могущественный орден иезуитов. Взгляды янсенистов были сначала осуждены Людовиком XIV, а затем, в 1712 г. более официально осуждены папой римским, как еретические и граничащие с протестантизмом. Казалось, что на этом вопрос исчерпан. Но иезуиты из-за своего высокомерия, вмешательства в мирские дела и большого влияния при дворе стали крайне непопулярны у судейского сословия Франции и верхов французской буржуазии.
Стали распространяться слухи (достаточно правдоподобные), что папа осудил янсенистов лишь потому, что на него оказали сильное давление иезуиты. В результате дружественное отношение к этой очень мягкой форме религиозного раскола стало одним из способов проявить свое недовольство всем вырождающимся политическим режимом страны.
Приверженцы янсенизма приобрели всю ту популярность, которую беспорядочные и очень непопулярные репрессии могут создать своим жертвам. В 1732 г. начали утверждать, что у могилы одного видного янсениста на парижском кладбище Сен-Медар происходят чудеса. Архиепископ Парижский серьезно заявил, что чудеса творит дьявол, и убедил правительство закрыть кладбище для прекращения скандала. Вскоре по всей Франции распространилась сатирическая эпиграмма: «По приказу короля Богу запрещается творить чудеса на этом месте!»
Служители официальной церкви получили от своих епископов указания не давать последнего причастия умирающим, которые не приняли папскую буллу Unigenitus, осуждающую янсенизм. В ответ парламент заявил, что эта горячо обсуждаемая булла юридически не стала частью французского законодательства. Наконец в 1752 г. он приказал, чтобы указ архиепископа Парижского об отлучении раскольников от церкви был сожжен палачом, наложил арест на церковные владения и доходы архиепископа и издал постановление (американские адвокаты назвали бы его судебным ордером), предписывающее священникам причащать даже тех больных, которых подозревают в янсенизме.
Теперь все богословские суждения окончательно потонули в прискорбном и полностью мирском политическом споре. Король открыто встал на защиту архиепископа и буллы Unigenitus. Ни на секунду невозможно усомниться в том, как бы решил этот вопрос Людовик XIV. Однако Людовик XV унаследовал лишь формальные прерогативы великого монарха, но не его грозную и властную энергию. Он, правда, приказал парламенту перестать вмешиваться в дела духовенства, но потом, в 1753 г., когда непокорные парламентарии стали подавать в отставку в знак протеста, король приказал отправить их в изгнание, выдав для этого леттр-де-каше, и говорил, что намерен вообще упразднить этот судебный орган и заменить его более послушным трибуналом. Но на стороне парижского парламента были все меньшие провинциальные парламенты и вся судебная система Франции. Было очевидно, что страна поддерживает инакомыслящих парламентариев, и король отступил. Столичный парламент был восстановлен, но лишь после того, как согласился зарегистрировать указ, предписывавший молчание по поводу всех религиозных вопросов, а в 1756 г. Ватикан тактично вмешался и подал примиряющие советы. В итоге, хотя теоретически постановления против янсенистов оставались в силе, этот спор повредил также королю, духовенству и стоявшим за ними иезуитам.
В том же (1756) году парламент снова выступил с протестом, и на этот раз по политическому вопросу первостепенной важности: он протестовал против права короля вводить новые налоги для покрытия расходов на войну. Понадобилось очень торжественное «ложе правосудия», чтобы заставить отступить упрямых адвокатов. На самом деле они беспокоились лишь о себе, опасаясь, что им самим придется платить эти налоги, но их поведение выглядело как патриотизм. В своем протесте они заявили: «Мы требуем свои права только потому, что это права народа». Эти слова были словно рассчитаны на то, чтобы вызвать из могилы испуганный призрак самого Людовика XIV.
Немного позже парламенту было суждено одержать не имевшую себе равных победу. Его давние враги иезуиты теряли свою популярность, свое благочестие и, что было хуже всего, свою ловкость. Они по-прежнему были уверены в дружбе к ним короля, но в решающий момент всемогущая Помпадур повернула против них и позволила им разориться
[118]. Иезуиты вели большую торговлю с Вест-Индией. Это явно мирское занятие привело их к банкротству, а процедура банкротства превра тилась в крупный судебный процесс, который слушался в парижском парламенте (1760). У иезуитов не было причины стыдиться вражды к ним этой женщины. Усердно заботясь о нравственности (что они делали не всегда), они попытались убедить короля расстаться с его главной наложницей. Парламентарии были рады этой возможности исследовать всю природу и организационную структуру ордена иезуитов. Под предлогом судебного решения они заявили, что, по их мнению, организация иезуитов должна быть запрещена во Франции, поскольку она опасна для блага королевства, иезуитские школы должны быть закрыты, а огромное имущество ордена должно быть конфисковано в пользу государства (1764). Папа Климент XIII заступался за орден, но безуспешно. Просьбы королевы тоже не имели успеха, и просьбы дофина тоже. Все эти высокие особы значили для короля (который должен был принять окончательное решение) меньше, чем влияние и вражда маркизы Помпадур. Кроме того, Людовик XV всерьез боялся парламента и не хотел ссориться с ним по причине, которая не была для него первостепенной. В ноябре 1764 г. когда-то могущественный орден иезуитов, преследовавший повсюду еретиков и передовые взгляды, сам был запрещен во Франции. А в 1774 г. папа Климент XIV, в значительной степени по настоянию французов, временно запретил его во всех католических странах.
