Можно, конечно, принять во внимание, что французы (если говорить обо всем народе) не так охотно рисковали собой на море, как их современники-англичане, и как военные на суше были более талантливы, чем как моряки. Можно также учесть, что французские крестьяне были сильнее привязаны к родному дому, чем английские, не так охотно эмигрировали и не так охотно верили в соблазны, которыми манят человека рискованные приключения на чужой земле. Но суть дела была не в этом. Настоящей причиной неудачи было то, что в XVII в. Людовик XIV сделал ставку на военное господство в Европе. Чтобы унизить и остановить Австрию, Испанию и Голландию в боях на суше, ему понадобились все его лучшие силы, но в итоге эта задача оказалась слишком велика даже для него. Кольбер своими трудами создал для великого монарха флот, способный конкурировать практически на равных с флотами Англии и Голландии. Французские корабли были отлично сконструированы, французские моряки были отважными, адмиралы умелыми. Но когда политика короля заставила англичан и голландцев объединиться в союз, его флот был побежден с помощью грубой силы. После крупнейшего поражения в морском сражении возле Ла-Хог (1692) Франция оказалась в неблагоприятных условиях без всякой надежды их улучшить. Французы имели бы надежду вернуть себе лидирующее положение на море, только если бы их правительство посчитало нужным отказаться от всех своих честолюбивых планов в континентальной Европе и направило основные силы народа на постройку и снабжение всем необходимым двух флотов – военного и большого торгового. Но ни Людовик XIV, ни Людовик XV не могли или не хотели это сделать.
Поэтому французский военный флот с тех пор был второразрядным. Голландия постепенно приходила в упадок, зато английский флот становился все более грозным. В результате французские колонии оставались рискованным предприятием. Как бы они ни процветали, нить, которая связывала их с родиной, могла быть перерезана, тогда каждая колония была бы изолирована, и они были бы обречены на уничтожение поодиночке, как только англичане укрепили бы свое господство на морях. И все же, несмотря на второклассный флот, попытка основать великую колониальную империю была очень близка к успеху.
В 1750 г. у Франции были, кроме Канады, Луизиана и большие права на остальную Северную Америку, богатая «сахарная» колония Гаити (западная часть острова Сан-Доминго), Мартиника и Гваделупа в Вест-Индии, несколько торговых факторий на Золотом Берегу в Африке, другие фактории на Мадагаскаре, процветающие острова Маврикий и Реюньон в Индийском океане и целая цепочка ценных торговых факторий на берегах самой Индии. Эти фактории могли бы стать стартовыми пунктами для фактического завоевания самой Индии. Набожный миссионер-иезуит, выносливый капканный охотник или торговец, неукротимый нормандский или бретонский моряк, умный и умеющий втираться к людям в доверие торговец из Бордо сотрудничали сначала с Ришелье, потом с Кольбером, после них с менее выдающимися министрами, чтобы белый флаг монархии Бурбонов развевался над северными лесами или над тропическими морями. Это было великое наследство, и в XVIII в. оно быстро росло. Французские торговцы, миссионеры и администраторы, как правило, проявляли больше гибкости и ловкости, чем их английские соперники, когда умиротворяли и располагали к себе различные туземные народы, с которыми имели дело и которыми управляли. Однако колониальное и торговое предприятие Англии росло стремительно, и англичане все больше обгоняли французов. Дело шло к столкновению, и избежать его было свыше человеческих сил. Если бы Людовик XV и его министры были государственными деятелями, они признали бы, что Франция может сделать лишь одно из двух: 1) не вступать ни в какие военные действия на суше возле своих границ и направить все свои богатства и силу на создание флота, способного конкурировать с английским; или 2) искренне отказаться от всех планов приобретения колоний, уступить море англичанам и рассчитывать, что Франция будет великой только как сухопутная держава. Но король и министры не сделали ни того ни другого. Они пренебрегали флотом и плохо обращались со своей армией. Вполне естественно, что это закончилось для них огромной катастрофой.
Годы с 1748 до 1756 были одним из периодов наибольшего экономического процветания Франции за всю ее историю. Из всех ее портовых городов приходили сообщения о росте экспорта и импорта, сахар и кофе с Французских Антильских островов вытесняли с рынка аналогичные товары, поступавшие из английских колоний. Французская торговля в Турецком Леванте тоже процветала. Но это было только затишье перед губительным ураганом. Огромные возможности, открывавшиеся в Индии, уже растрачивались по мелочам. В 1740 г. и англичане, и французы имели в этой стране большое число факторий, то есть торговых пунктов, в основном на восточном побережье Индостана. Главные центры англичан были в Мадрасе и Калькутте, центр французов в Пондишери
[110]. Пока власть императоров из династии Великих Моголов была грозной, обе группы европейцев были только торговцами и этим ограничивались. Но теперь империя Моголов стала распадаться на части. Многочисленные навабы (наместники императора) и раджи (мелкие князья) охотно пошли бы под покровительство к тому из чужеземных захватчиков, который гарантировал бы им самую надежную защиту от их соперников. Местные войска (сипаи) были охотно готовы сражаться под командова нием европейцев, если западные командиры могли усилить свою армию небольшим числом солдат – своих соотечественников.
Губернатором Пондишери был Дюплеи, очень ловкий и энергичный человек, прекрасно умевший завоевывать верность туземцев. Он ни на секунду не переставал мечтать о великой Индийской империи, которой управляла бы Франция. В 1746 г. французы даже отняли Мадрас у англичан, но вернули его по мирному договору 1748 г. Если бы Людовик XV понял, что в лице Дюплеи он имеет слугу, который может завоевать для него великолепную корону Индии, и горячо поддержал бы его, сегодня официальным языком 300 миллионов индусов был бы французский, а не английский. Но губернатор не получил этой поддержки. К тому же он сделал много грубых ошибок, чем ослабил свою власть над туземцами. В 1754 г. он был отозван из Индии. Это было величайшей глупостью, потому что как раз в это время англичане нашли для себя, в лице молодого Роберта Клайва, завоевателя и проконсула – такого, каким мог бы при хорошей поддержке своего короля стать Дюплеи. Туземцы быстро увидели, какое из вторгшихся на их землю европейских государств более успешное и агрессивное. В 1757 г. Клайв выиграл битву при Плассей. Эта победа мгновенно обеспечила его стране контроль над огромной провинцией Бенгалией и в итоге определила судьбу могучей Индии. Новый французский губернатор – храбрый, но некомпетентный Лалли – прибыл слишком поздно: Клайв успел добиться полного господства над туземцами. В это время Франция и Англия снова открыто воевали между собой. Лалли потерпел поражение в ожесточенной битве при Вандеваше (1760). Пондишери был захвачен, и французы навсегда потеряли возможность создать Индийскую империю. Такие ряды грубых ошибок и катастроф как раз и определяют мировую историю.
