Однако, помимо этой огромной ошибки, в Хартии было много прекрасных положений. Сохранялась судебная система, существовавшая при империи. Судью можно было снять с должности, только если он сам, непосредственно совершил преступление, и эта несменяемость наделяла судей чувством собственного достоинства и положенной им властью. Были гарантированы свобода личности и свобода вероисповедания, хотя католичество объявили государственной религией. Была также провозглашена свобода слова, но при условии, что пресса будет «соблюдать законы, запрещающие злоупотребление этой свободой». Это условие потом принесло много горя.
Было запрещено конфисковать собственность без компенсации. Отменена воинская повинность, что явилось уступкой народным настроениям, которые помогли свергнуть Наполеона. Отдельные законы должны были обеспечить реорганизацию армии.
Таким образом, несмотря на большое число ограничений и одну очень крупную ошибку, Хартия при верном применении и дальнейшем развитии в правильном духе могла бы обес печить Франции довольство и процветание. Были сохранены главные завоевания 1789 г. – свобода, равенство (по крайней мере, во всех частных правах) и теоретическое право на участие в управлении страной. Практически же право голоса согласно Хартии получили только представители верхов буржуазии – в большинстве случаев землевладельцы, но часто также владельцы фабрик и банкиры. Эти люди, разумеется, были верными сторонниками «права собственности», но не сочувствовали дворянам, неистово требовавшим восстановления старого режима. Крупные буржуа не чуждались новых идей и, хотя составляли лишь малую часть населения Франции, вскоре показали, что понимают, в какую сторону развивается общественное мнение и насколько оно сильно. В результате после 1815 г. Франция была очень похожа на действительно ограниченную монархию: в ней были партии, программы, «оппозиция», выборы и т. д., хотя в целом система управления была вовсе не демократической.
Уже в начале периода Реставрации во Франции начали быстро формироваться три политические партии – 1) ультрароялисты, 2) независимые и 3) конституционные роялисты. Первая партия была откровенно реакционной. Она считала все, что произошло после июня 1789 г., преступлением, а предоставление народу Хартии – прискорбной и грубой ошибкой. В эту партию входили вернувшиеся изгнанники, у которых была лишь одна цель – перевести часы истории как можно дальше назад. «Независимые» тоже были крайне недовольны Хартией: она дала народу слишком мало свобод, а эта партия втайне желала снова отправить Бурбонов в путешествие. Эта партия была, разумеется, порождением прежних республиканцев и сама позже породила новую Республиканскую партию. Будущее было за ней, но пока она была очень слаба: это была эпоха реакции, и получалось, что незави симые плыли против течения событий. Конституционные роялисты занимали место между этим двумя беспокойными партиями. Они считали Хартию подходящим и хорошо просчитанным рабочим планом спасения Франции и были полны решимости использовать ее, практически не внося изменений. Смогут ли они добиться успеха, в значительной степени зависело от того, какую поддержку они получат от короля.
Если бы Людовик XVIII был предоставлен себе самому, он, несомненно, искренне добивался бы успеха Хартии. Он обнаружил, что «трон – самое удобное кресло», и не хотел делать ничего такого, что заставило бы его опять бежать в Гент от нового восстания. Но вернувшиеся эмигранты из партии ультра были для него плохими союзниками. Окружавшие его дворяне были абсолютистами больше, чем сам король, и он не мог не учитывать их мнение. А они заявляли, что хотят абсолютной монархии, потому что при ней смогли бы получить все, чего хотели. Они требовали полной «очистки» государственной и военной службы от выскочек, то есть отставки всех наполеоновских префектов, генералов и т. д., и замены их аристократами, которым пришлось терпеть бедность и изгнание «за правое дело». Кроме того, они требовали большого возмещения за свои утраченные поместья. Прессу и образование, по их мнению, тоже можно было доверить лишь надежным роялистам или их очень усердным и надежным помощникам – духовенству. Когда король отказался утвердить эти проекты, поскольку, приняв их полностью, он лишился бы трона, ультра начали произносить полный гнева тост «за здоровье короля, несмотря на все» и стали с надеждой ждать того дня, когда престол займет граф Артуа.
Когда палата нового законодательного органа собралась впервые после Ста дней, вскоре стало очевидно, что во время сумятицы, которой сопровождалось падение империи, ультра сумели получить значительное большинство среди депутатов. В южной части страны роялисты устраивали массовые погромы своих противников и убивали их без суда; это был настоящий «белый террор». В Париже новые палаты почти так же сильно жаждали быстрой и кровавой мести тем, кто во второй раз посадил на престол ненавистного Корсиканца. По их мнению, Францию нужно было полностью «очистить», и Людовик XVIII сердито сказал: «Если бы этим господам дать полную волю, они в конце концов и меня бы вычистили». Король старался успокоить этих людей, но не смог спасти некоторых жертв. Маршал Ней заслужил особую ненависть ультра тем, что перешел к Наполеону, перед этим пообещав Бурбонам, что арестует его. Когда роялисты вернулись в Париж, Ней не смог правильно оценить это предупреждение, не догадался бежать и был арестован. Король был недоволен его арестом и раздраженно сказал: «Позволив себя поймать, он причинил нам больше вреда, чем 13 марта [когда перешел к Наполеону]», но спасти Нея не смог. Этот маршал, которого называли «храбрейшим из храбрых», был поставлен перед судом генералов. Судьи, напуганные требованиями крови, громко звучавшими в салонах аристократов и в палатах, признали Нея виновным в измене, и 7 декабря 1815 г. он был расстрелян в Люксембургском саду. Так закончилась жизнь одного из самых выдающихся военачальников, когда-либо воевавших за Францию. Его судьба стала позором для Реставрации, и в этом позоре был виновен не король, а «верное» королю дворянство.
Правда, нужно сказать, что ультра не имели никакой разумной политической программы. Уничтожив Нея и еще нескольких людей, которым особенно жаждали отомстить, они повели собственную игру, но слишком поторопились. Они сделали глупость – отвергли бюджет, напугав этим всех магнатов, заинтересованных в финансовой стабильности Франции. Король быстро распустил палату, и выборщики, которых привел в ужас кровавый вихрь поднятых ультрароялистами страстей, снова избрали состав, где большинство было за умеренными. Это спасло Францию от нового революционного взрыва и, возможно, от иностранной интервенции.
Министры Людовика, несмотря на необходимость бороться с неуправляемыми ультра, добились некоторого успеха в решении трудной проблемы возрождения страны. Французский народ снова проявил свою гениальную практичность. Одни только мир, закон и порядок уже принесли стране почти полное процветание. Большая контрибуция, которую Франция должна была уплатить союзникам, выплачивалась регулярно; в 1818 г. последний оккупант покинул Французскую землю, хотя первоначально предполагалось, что иностранные войска будут выведены только в 1820 г. «Я могу умереть спокойно, – сказал король. – Умирая, я буду видеть свободную Францию, и французский флаг будет развеваться надо всеми ее городами».
