Полностью уничтожив политические свободы и все виды народного контроля над властью, вернув в управление страной произвол и деспотизм, существовавшие при старом режиме, Наполеон утратил поддержку богатых и образованных буржуа. Применив из-за внешнеполитических причин насилие против папы, он усилил религиозные конфликты внутри Франции и лишил имперское правительство поддержки духовенства и католиков. И наконец, постоянный призыв новобранцев в войска лишил его даже симпатии народных масс. Однако народ, то есть ремесленники и крестьяне, несмотря на свое недовольство, еще долго оставался верен Наполеону: император сохранял гражданскую свободу и равенство и давал им возможность спокойно владеть их фермами – с их точки зрения, главными завоеваниями революции. После того как эта смена общественного мнения внутри страны завершилась, разумеется, оставалось недолго ждать катастрофы, и она разразилась в 1814 г. Наполеон в конечном счете потерпел поражение потому, что Франция больше не желала приносить жертвы ради него.
Превращение Консульства в наследственную монархию потребовало внесения изменений и правок в конституцию Восьмого года. У этих перемен было две цели: было окружить новое самодержавие всем внешним блеском и церемониалом старой монархии и еще больше увеличить могущество суверена. Конституция продолжала называться конституцией Восьмого года, хотя из нее почти исчезли все следы республиканства.
Император, как Людовик XVI, получал цивильный лист
[202] в 25 миллионов франков (5 миллионов долларов). Теперь в конституции упоминалась императорская семья; братья Наполеона стали принцами, а его сестры принцессами. Императора так же, как исчезнувших королей, окружали внушительно выглядевшие знатные особы, организованные по иерархическому принципу, – высшие сановники, маршалы Франции, генерал-полковники, высшие должностные лица короны и т. д. Их титулы были в большинстве случаев заимствованы у прежнего двора. «Высших сановников» было шесть – великий электор, архиканцлер империи, государственный канцлер, архиказначей, великий коннетабль и великий адмирал. Все они носили роскошные знаки своей должности. Маршалов и генерал-полковников император выбрал из числа самых прославленных генералов революции. Высшие должностные лица короны назывались «великий капеллан», «великий камергер», «главный ловчий», «главный конюший», «великий церемониймейстер» и «великий гофмаршал». Даже при Людовике XIV королевская резиденция не была более совершенной и не более блестящей, чем при Наполеоне. Некоторые его высшие должностные лица даже были из старого двора. Великим камергером стал граф Талейран, бывший епископ Отенский, уже занимавший должность министра иностранных дел. Великим церемониймейстером был граф де Сегюр, бывший послом Людовика XVI при дворе Екатерины II Российской.
Сенат при империи потерял свою важнейшую привилегию – право решать, соответствует ли тот или иной закон конституции. Его решения в других подобных случаях теперь были действительны только после их утверждения императором. В результате император теперь имел не только исполнительную, но и законодательную власть: «Цезарь» хотел все делать сам!
* * *
Ни один человек за всю христианскую эпоху не был таким грозным правителем и не обладал таким даром повелевать людьми, как Наполеон. И как бы мы ни оценивали его человеческие качества, ему почти нет равных во всей истории человечества, кроме Юлия Цезаря. «Он был гигантом среди людей, как мамонт; он был создан не по тому образцу, что другие», – писал о нем Тэн. Одна его противница (мадам де Сталь) заметила: «Его нельзя было описать словами, которые привыкли служить нашим целям».
В то время, когда Корсиканец взошел на трон, ему было тридцать один год и его гений и характер полностью развились. Самыми яркими его чертами были сила ума и воображения, жажда славы и власти и необыкновенная работоспособность.
Его изумительный интеллект был, видимо, по способу мышления самым стихийным и ясным умом, каким может обладать человек. И этот ум он регулировал и дисциплинировал необычным образом. Наполеон откровенно объяснял: «Различные дела расставлены у меня в голове, как вещи в шкафу. Когда я заканчиваю работать над одним делом, я закрываю ящик, где оно лежит, и открываю ящик с другим. Дела не смешиваются между собой и никогда не раздражают и не утомляют меня». Его ум был прочно связан с объективной реальностью. В его отношении к жизни всегда преобладал практицизм, и потому он терпеть не мог чистые теории и чистых теоретиков. Корсиканец всей душой ненавидел таких людей и говорил о них: «Идеологи – просто сброд!»
Тем не менее воображение у него было такое же необыкновенное, как ум. «Я никогда не представляю себе будущее больше чем на два года вперед», – сказал он однажды. Но у него, несомненно, было много мечтаний и любимых мысленных картин. Значительная часть его царствования была потрачена на их осуществление, а его враги давали ему предлоги и удобные случаи для переселения в реальный мир созданий его воображения. У Наполеона была мечта, о которой он много раз говорил своим собеседникам, – сделать Французскую империю «матерью других суверенных государств». Позже Наполеон, наследник Карла Великого и верховный правитель Европы, раздавал королевства своим генералам и даже на папу смотрел свысока – снизошел до него, оставив на престоле как своего заместителя по духовной части. Париж должен был стать «единственным в своем роде городом» (la ville unique), где должны были храниться главные достижения науки и искусства и все, чем прославились предыдущие века. Он должен был стать столицей столиц, где «каждого короля Европы надо было заставить построить большой дворец», в котором король жил бы в день коронации императора французов.
С этим безудержным воображением сочеталась страстная любовь к славе и власти, такая неумеренная, что она заставляла Наполеона смотреть на Европу как на «кротовую кочку», где нельзя совершить ни одного большого дела. Он открыто жалел, что «пришел в этот мир слишком поздно» и не жил в древние времена, когда «Александр после того, как завоевал Азию, объявил своему народу, что он сын Юпитера, и весь Восток провозгласил, что это так». Ту власть, которую он желал иметь полностью, он не мог делить ни с кем. Наполеон никогда не думал о том, чтобы иметь соправителя или хотя бы младшего правителя-помощника, который мог бы взять на себя часть его многочисленных обязанностей. Все дела должны быть сделаны им так же, как все народы должны склониться перед ним! Эта жажда всемогущества непрерывно росла в нем до самого его крушения. Более того, в начале своей карьеры он старался окружать себя только заслуженными людьми и спрашивал у них совета, но с 1801 г. не желал иметь при себе истинных советчиков. Во всех делах он желал, чтобы его подчиненные были только его покорными слугами, не способными проявлять инициативу, слепыми исполнителями его желаний. В результате он собрал вокруг себя слишком много людей со средними способностями и ближе к концу своего царствования действительно один правил половиной Европы.
С этой гигантской задачей он справлялся легко и красиво благодаря своей огромной трудоспособности, какой, вероятно, не было ни у кого другого, кроме Кольбера. Трудолюбивый король Людовик XIV в сравнении с Наполеоном кажется почти дилетантом. «Работа – моя стихия», – сказал однажды император, а затем добавил, что никогда не ощущал «предел своих способностей». Он редко трудился меньше восемнадцати часов в день и почти всегда работал без отдыха. Он трудился везде и всюду – за обедом в течение пятнадцати минут, которые отводил себе на еду, идя куда-нибудь, находясь в театре. У него была необыкновенная способность бодрствовать и спать в любое время по желанию, и часто ночью во время тех трех или четырех часов, которые посвящал сну, он просыпался и снова принимался за бесконечное чтение официальных писем и написание ответов. Задача, которую он решал в данный момент, поглощала его настолько, что он мог забыть обо всем, кроме нее, и стать совершенно нечувствительным к усталости. Только он мог сделать так, что ему хватало времени на все разнообразные дела, которые нужно было выполнить. Те, кто работал с ним, свидетельствовали, что он прекрасно знал, как распределить драгоценные часы. Один из этих помощников с восхищением рассказывал, что император смог «за три года сделать по управлению страной больше, чем прежние короли делали за сто лет»!
