От глупости собственных мыслей Торн едва не захихикал. Удержался только потому, что хорошо понимал – выглядеть будет еще глупее. Посмотрел на свернувшуюся в клубочек Киру еще раз и, не удержавшись, почесал ее за ухом.
Девушка мурлыкнула, словно котенок, и соизволила открыть глаза. Несколько секунд ее взгляд был сонно-безмятежным, потом до Киры, очевидно, начало доходить, где она, в какой позе и как это может быть расценено. Такого стремительного багровения лица, моментально ставшего похожим на переспелый томат, оборотень еще не видел. А говорят, вампиры не краснеют. Осторожно, бочком-бочком, девушка сползла с его живота и тихонечко, пятясь, начала отползать в сторону потухшего костра.
– Не советую, в золе испачкаешься, – хмыкнул Торн, вставая, чем вызвал новую порцию покраснения. Теперь она напоминала уже не помидор, а хорошо созревшую свеклу. Усмехнувшись про себя, Торн нагнулся пару раз, потянулся, разминая мышцы… Нет, все в порядке, не затекли, как, несомненно, случилось бы у обычного человека. И голова не болела, хотя вечером Торн потерял счет извлекаемым герцогом разнокалиберным посудинам с вином. Это же надо так упиться…
А сумочка-то у гостя и впрямь непростая, слышал Торн про артефакты, что изнутри больше, чем снаружи, но считал это сказкой, видеть же такой пришлось впервые. Правда вино, надо признать, хорошее, потому что при таком смешивании обычно хана мозгам с вечера и желание помереть утром. Здесь и сейчас первое было, а второго не наблюдалось, разве что легкая эйфория все еще присутствовала. Ну и сухость во рту, куда же без нее.
Ручей, хотя его можно было бы назвать и небольшой речкой, журчащий в паре сотен шагов от них, в небольшой рощице, пришелся как нельзя более кстати – и напиться, и умыться. И на рожу свою опухшую посмотреть, благо небольшой бочажок с горем пополам заменял зеркало. Зрелище, конечно, так себе, но могло быть и хуже. Еще раз внимательно посмотрев на себя и придя к выводу, что вино и впрямь оказалось хорошим, Торн размялся, погонявшись за кстати подвернувшимся зайцем. Догнал, разумеется, подержал немного за длинные уши и аккуратно поставил на землю. Живи, косой, мяса и без тебя хватает.
Заяц несколько секунд лежал, словно мертвый, и, видимо, никак не мог поверить в свою счастливую звезду. А потом дунул прочь так, что вспахал задними лапами мох. Торн хохотнул и, довольный, напевая под нос фривольную песенку, вернулся к месту стоянки как раз, чтобы увидеть, как его спутница пытается разжечь костер.
Ну, что сказать… Ума скопировать «шалашик» из хвороста, как вчера делал оборотень, ей хватило. Получилось коряво, но в целом для первого раза неплохо. И даже огонь запалила, щелчки огнива Торн слышал еще от ручья. Увы, на этом успехи девушки закончились. Вместо яркого пламени, которое Торн без усилий получил вечером, от костра валил в небо на удивление густой, едкий дым. Сам же огонь упорно ограничивался парой синеватых, трепещущих язычков, грозящих в любой момент потухнуть. М-да… Интересно даже, как она в свое время до лесного дома Торна добраться сумела?
– Ну, что творим? Или вытворяем? – бодрым голосом поинтересовался оборотень, которому всегда доставляло удовольствие наблюдать, как работают другие. И двойное – видеть, как они при этом мучаются. – Я смотрю, ты вся в работе…
Кира повернулась к нему, и Торн едва не подпрыгнул на месте. Так изгваздаться – это надо талант иметь. Сейчас лицо девушки напоминало маску из эбенового дерева, какие режут дикари на южных островах. Черное, как сажа, хотя… почему «как»?
Похоже, девушка так активно пыталась раздуть костер, что пепел и сажа поднималась клубами, оседая в том числе и у нее на лице. Хорошие у нее легкие, здоровые. Особый колорит получившейся картинке придавали идущие от глаз тонкие полоски. Интересно, она от дыма плакала или от обиды? Торн вздохнул:
– Иди к ручью, чудо. Умойся. Руки! Не три лицо руками, если сажа въестся – сойдет только вместе с кожей. Бегом-бегом-бегом!
Кира, очевидно, женским чутьем сообразила, что с внешностью у нее что-то не так. Умчалась, аж пятки засверкали. Торн вздохнул. Все как всегда, самое тяжелое в этой жизни снова выпадает на долю мужчин. Женщинам тряпки да макияж, а чуть что не так – сразу мужчина виноват… Бурча себе под нос о пресловутом бабьем уме, Торн мимоходом разжег костер и принялся раскладывать мясо, но именно в этот момент его попытки наконец позавтракать были прерваны диким воплем.
Лягушку увидела, подумал Торн, разворачиваясь всем телом и мощным прыжком бросаясь вслед за девушкой. От земли отрывался еще человек, а коснулся теплого, чуть влажного мха уже Зверь. И оборотень в полной боевой форме вихрем пронесся по лесу, не задев ни единого сучка, чтобы через какие-то секунды серебристо-черной молнией вылететь на берег того самого ручья, где сам же недавно и умывался.
Успел он вовремя. По воде еще расходились круги, мелькнуло что-то темное, и Торн, не раздумывая, прыгнул следом. В омут, единственный, наверное, во всей этой водной артерии. Почти без брызг проткнул водную поверхность и прямо перед своим носом увидел отчаянно извивающуюся Киру. Зрелище было абсолютно ненормальное, однако Торну некогда было думать о высоких материях. Он просто схватил девушку за пояс и изо всех сил рванул наверх.
В следующий момент руку едва не вырвало из сустава. Что-то живое и очень сильное упорно тащило Киру вниз, ко дну, и, будь река побольше, имело неплохие шансы на успех. Все же вода – это не стихия оборотней. Вот только здесь глубина вряд ли превышала рост Торна более чем в два раза, и он почти сразу чиркнул лапами дно. Извернулся, почувствовал под ногами плотный грунт и, упершись, рванул девушку на себя, надеясь только, что ее пояс выдержит такое издевательство.
Как ни странно, грубая кожа, из которой был сделан ремень, не лопнула. Да и противник, кем бы он ни был, не ожидал такого сопротивления. Со дна поднялась муть, видимость практически исчезла, но в бурлящей воде Торн все же увидел что-то черное и тяжелое, похожее на бревно, и, не раздумывая, ударил его когтями.
На воздухе он, скорее всего, разрубил бы противника пополам, но в воде приличный удар нанести сложно, очень уж она тормозит движение. Однако все равно до врага он достал и даже смог его пробить, хотя под лапой оказалось нечто вроде прочных доспехов. Или чешуи? Думать было некогда, главное, что из-под когтей взлетели тонкие красные облачка, и в следующий момент по ушам оборотня хлестнул крик боли и ярости. Крик существа, которого в его стихии, на его территории осмелился ранить чужак. А в следующий момент по груди Торна будто прошла раскаленная плеть, и уже его кровь щедро окрасила воду.
Как он не отпустил в этот момент Киру и не рванул вверх, к свету и воздуху, Торн и сам бы, наверное, не мог сказать. Просто удержался, и все, хотя легкие уже начинало жечь. И вместо бегства он снова рванул Киру на себя, беспорядочно рубя пространство перед собой свободной лапой. И, когда под когтями оказалось что-то более плотное, чем вода, успел сжать когти. Это и решило исход схватки.
Крик, точнее, вопль, раздался снова, но теперь в нем были испуг и боль. Орал неизвестный противник так, что чуткие уши оборотня в воде резало, словно ножом. Однако главное было сделано. Вместо уверенного напора или ударов последовали хаотичные рывки, причем на удивление слабые, а Киру, похоже, отпустили вовсе. Сейчас можно было бы и выпустить врага да всплывать – воздух в легких совсем кончился, а девушка и вовсе повисла безжизненной тряпкой. Вот только оборотень, разъяренный болью, только сильнее сжимал левую руку, чувствуя, что противник ослабевает с каждой секундой. Когти все глубже проникали в чужую плоть, и облако крови становилось гуще с каждым мгновением. И лишь когда сопротивление превратилось в беспомощное трепыхание, Торн двинулся в сторону берега, благо и идти тут оставалось всего-то шагов пять, пускай даже продираясь сквозь плотную стену воды.
