Да, Петр Васильевич испугался бы, но, как ни странно, внезапно им овладело какое-то леденящее бешенство, жуткая злость на эту вздорную бабу, на эту ведьму, которая из-за отвергнутой любви сводит преждевременно в гроб множество людей и угрожает не только ему, но и его сыну. Это бешенство, как ни странно, не помутило Тимофееву разум, а помогло мыслить холодно и здраво… и даже вернуло какое-то подобие чувства юмора.
– Что-то больно много ведьм в вашей деревне развелось, – попытался улыбнуться он непослушными губами. – Как она называлась, кстати, деревня-то?
– Змеюкино, – вздохнула могила. – Ведьм было только две, а змей, вишь ты, множество. С того и прозвали Змеюкином.
– Змеюкино… – пробормотал Тимофеев, думая, что мог бы и сам догадаться. – А как фамилия была этой Марфы Ибрагимовны? Не Угрюмова ли?
– Угрюмова, – прозвучало глухо. – И Ульяна стала после свадьбы Угрюмовой.
Тимофеев вспомнил: письмо про завещание ему прислала какая-то Угрюмова В. У.
Угрюмова Ульяна? Но что такое буква В.? Почему она стоит перед именем? Не значит ли это – ведьма Ульяна?!
Что вообще происходит? Судя по словам далекого предка, ведьма Марфа Ибрагимовна Угрюмова умерла давным-давно, еще тогда, когда сам предок был жив. Каким же образом она могла сейчас завещать нынешнему Петру Тимофееву свой дом? Или это были какие-то происки той же В. У. Угрюмовой – ведьмы Ульяны? И все проделано только для того, чтобы Тимофеев приехал в Змеюкино?
И он отправился туда, но повернул назад из-за звонка Феликса, и тогда…
…тогда его начали мучить эти ужасные сны, а в доме – происходить невесть что. Говорящий портрет… сын, который мяукает по ночам, а днем скачет по балконам, как кот…
Ладно, о странностях сына Тимофеев подумает немного погодя – на досуге. Сейчас надо срочно посоветоваться с предком, как же отвязаться от Ульяны. Чтобы и мертвого она не мучила, и живого в гроб не сводила.
– Как от Ульяны избавиться, знаешь? – спросил напрямик.
Из-под земли донесся глухой унылый смешок:
– Кабы знал, неужто сам не избавился бы?
– Странно… – пробормотал Тимофеев. – Почему же портрет посоветовал мне с тобой поговорить?
– Какой портрет? – Подземный голос зазвучал настороженно. – Уж не Марфы ли Ибрагимовны?!
– Ее, чей же еще! – кивнул Тимофеев. – Вообще-то у меня только половина портрета…
– Нашел кого слушать! – рассердился предок. – Ведьма всегда ведьмой останется. Вот понадобилось ей Ульяну для Павла заполучить, она и дала мне добрый совет. Однако этим же самым меня на проклятие обрекла, и не только меня, но и всех прочих Тимофеевых. Ведьмин добрый совет… эх! – Он горько вздохнул. – Один только человек был в нашей деревне, который умел ее козни расстраивать, да и того извела, сжила со свету Марфа Ибрагимовна! Звали его знахарь Кузьмич, и доподлинно он все на свете знал про ведьминские происки.
– Ты говорил, все ваши деревенские здесь похоронены? – быстро спросил Тимофеев. – Значит, и этот знахарь Кузьмич тоже здесь лежит? А нельзя ли у него помощи попросить?
У Тимофеева немножко что-то как бы смещалось в голове: просит мертвеца, чтобы тот у другого мертвеца помощи просил, – ну не чистое ли это безумие?! Однако деваться было некуда – приходилось следовать безумной логике происходящего.
– Я бы его попросил, – вздохнул обитатель могилы. – Да нету здесь могилки Кузьмича. Марфа Ибрагимовна знахаря-то не убила, а банником обратила. Так он и обретается в образе силы нечистой – не на этом свете, не на том.
– Значит, что, пропали мы оба? – с безнадежной злостью воскликнул Тимофеев.
Его предок не успел ответить. Вдруг налетел ветер, взвился смерчем, а ночь стала, кажется, еще темней. А потом что-то тяжелое, громоздкое вонзилось в землю рядом с Тимофеевым!
Он отпрянул, потерял равновесие, упал – и чуть не заорал от ужаса, представив, что, если будет лежать, могильная земля поглотит его. Начал торопливо подниматься, однако ноги разъезжались и пришлось ухватиться за то, что воздвиглось на кладбище рядом с ним. Оно было покосившееся, разлапистое, похожее на ствол с несколькими обрубленными ветвями.
Почти тут же Тимофеев обнаружил, что это крест. На кладбище откуда ни возьмись появился новый крест!
Но над чьей могилой?
Тимофеев пригнулся к кресту и напряг зрение изо всех сил. Однако прошло немало времени, прежде чем он привык к темноте и смог прочитать надпись. А прочитав, отпрянул, не веря своим глазам.
Нет!
Такого не может быть!
Просто не может быть!
* * *
– Что же за штука такая – баранец? – удивился Васька. – Какой-то родственник барана? Как же коза сможет с ним справиться?
– Ничего, дело не шибко хитрое, – заверил Кузьмич. – Ты ее обратно покличь, а я научу всему, чему надо. Да иди скорей, не медли!
– Давай я тебя сначала домой отвезу, – предложил Васька.
– Нет, – отказался банник. – Что-то гнетет меня… что-то неладное случится, чует мое сердце! Спешить надобно! Иди же!
Пришлось оставить лапоть и бежать на лужок, где рыжая козочка вяло переминалась с копытца на копытце на кучке белены.
– Бросай все, пошли со мной! – скомандовал Васька.
– Зачем? – огрызнулась Катька. – Сначала прогнал, а теперь зовет! Иди в баню! В смысле, к своему баннику иди! Он тебя в человека превратит, а я на всю жизнь козой останусь!
И тут она громко, с подвизгиванием заблеяла, что, как смекнул Васька, означало горькие рыдания.
– Крылова, не реви! – велел он. – Банник просто так это сказал – сгоряча. Он нам обоим поможет, но сначала мы сами должны себе помочь и кое-что найти.
– Хэлп ю селф, ага! – всхлипывая, буркнула Катя. – Чего еще дождешься от тебя, Тимофеев?!
– Ты идешь или нет? – буркнул Васька и ринулся обратно.
– Придет девка? – обеспокоенно спросил Кузьмич, выглядывая из лаптя.
– Слышишь, лес трещит, земля дрожит? – не удержался от ехидного смешка Васька. – Это она бежит со всех копыт!
И в самом деле: Катька Крылова встала перед Васькой, как лист перед травой.
– Ну? – спросила, с трудом переводя дыхание. – Как спасаться будем?
– Сейчас расскажу, – раздался голос банника, и он в самом деле начал рассказывать.
– Нет… – простонала, выслушав, Катька. – Этого не может быть! Сказки какие-то!
Честно говоря, Васька и сам… как бы это повежливей выразиться… сомневался.
– Да, чудеса… – проронил задумчиво.
– Чудес, брат ты мой, настоящих ты не видывал! – усмехнулся Кузьмич. – К примеру, водится в Волге рыба-железница, или бешеная рыба. Порою она выметывается из воды и ходит-перескакивает по лугам, по росе на три версты! Видал такое?
