А вдруг…
А вдруг Слейд-хаус – это глюк, а дверца – путь к свободе? Что, если эта кроличья нора ведет не в Страну чудес, а, наоборот, домой? Что, если…
Кто-то касается моего плеча, и я, вздрогнув, втягиваю голову внутрь, в коридор Слейд-хауса, где звучит музыка, где вечеринка в разгаре… Оборачиваюсь: на меня сверху вниз глядит Злая Волшебница Запада.
– Эй, Салли Тиммс, ты что здесь делаешь?
Я лихорадочно вспоминаю, как ее зовут:
– Кейт?
– Тебе плохо? Или ты что-то уронила?
– Нет, я просто хотела понять, куда эта дверца ведет.
Злая Волшебница недоуменно смотрит на меня:
– Какая дверца?
– Вот эта, – говорю я и показываю Кейт Чайльдс… голую стену.
Никакой дверцы нет. Трогаю стену рукой – стена как стена. Встаю, тяну время, думаю, как теперь выкручиваться. Мысли путаются. Да, у меня глюки из-за наркотиков, подмешанных в еду или в питье, но не признаваться же Кейт, что меня опоили.
– Мне домой пора.
– Так ведь рано еще, Салли Тиммс.
– Голова разболелась. И месячные начались.
Кейт снимает маску Злой Волшебницы, под которой оказывается взволнованное, по-сестрински заботливое лицо, обрамленное светлыми, как у Барби, волосами.
– Давай я тебе такси вызову. Этим волшебством я в совершенстве овладела с самого рождения. Вот щелкну пальцами, и… – Она начинает хлопать себя по бокам, как в аэропорту, перед контролем службы безопасности. – У меня весьма кстати есть новенький навороченный мобильник в одном из этих… волшебных кармашков.
Такси было бы в самый раз, но у меня всего два фунта.
– Нет, я пешком пойду.
– Пешком? – Она с сомнением глядит на меня. – Тебе же нездоровится. Может, не стоит?
– Спасибо, мне на свежем воздухе полегчает.
– Знаешь, попроси-ка Тодда Косгроува, чтобы он тебя домой проводил. Тодд – настоящий джентльмен, таких в Англии почти не осталось.
Оказывается, Кейт знакома с Тоддом!
– Да, я как раз его ищу.
– А он тебя ищет, Салли. Он на втором этаже, в игровой комнате.
Сегодня весь вечер – как настольная игра, придуманная пьяным М. К. Эшером и гриппующим Стивеном Кингом.
– А где игровая комната?
– Туда легче всего попасть, если пересечь комнату с телевизором, пройти по коридору, а потом подняться по лестнице на самый верх. Не бойся, не заблудишься.
Все не отрываясь глядят на экран телевизора, – видно, что-то необычное происходит. Спрашиваю полуобращенного вервольфа, что случилось.
– Да вроде какую-то студентку похитили, – с североанглийским акцентом отвечает вервольф, не глядя на меня. – Из нашего универа.
– Обалдеть. Правда, что ли, – взяли и похитили?
– Ага, ну вроде так говорят.
– А как ее зовут?
– Полли. Или Сара… Не помню. – Вервольф пьян. – Нет, кажется, Анни. Она всего пять дней как пропала, но сейчас что-то из ее вещей нашли, и теперь полицейские считают вроде как… в общем, типа похищение. Или что похуже.
– А что нашли-то?
– Зеркальце, – бормочет вервольф заплетающимся языком. – Или пудреницу. Погоди, сейчас скажут…
На экране телевизора возникает изображение нашего студенческого клуба, перед зданием стоит журналистка с большим розовым микрофоном.
– Спасибо, Боб. Серьезность ситуации встревожила всех на кампусе. Утром прозвучало официальное объявление полиции о розыске восемнадцатилетней Салли Тиммс, пропавшей студентки, которую в последний раз видели в прошлую субботу вечером в районе Вествуд-роуд…
Слова журналистки превращаются в вязкую кашу. Пропала? Пять дней назад? В прошлую субботу? Так ведь сегодня еще суббота! Я всего час в Слейд-хаусе провела, не больше. Нет, наверное, это какая-то другая Салли Тиммс пропала. На экране появляется моя фотография. Это я… Я?! Салли Тиммс на фотографии одета точно так же, как я сейчас: куртка Зиззи Хикару, на шее маорийская нефритовая подвеска – ее Фрейя сегодня утром прислала, я двенадцать часов назад у привратника посылку забрала. Кто меня сфотографировал? Когда? Как? Журналистка протягивает розовый микрофон Лансу… который сейчас танцует в соседней комнате. Каким-то образом тот же самый Ланс Арнотт в двух милях от Слейд-хауса отвечает на вопрос журналистки:
– Ну, я на вечеринке ее видел, а потом она куда-то пропала, и…
Ланс продолжает шлепать рыбьим ртом, но слух у меня отключается. Надо бы зажечь свет, заорать во все горло: «ЭЙ, НАРОД, вот она я – САЛЛИ ТИММС, произошла ошибка, все в порядке, никто меня не похищал!» – но мне стыдно поднимать шум, привлекать к себе внимание, становиться предметом обсуждения. Не могу, и все.
Ланс, скорчив сочувственную физиономию, вещает с экрана:
– Боюсь, что да. Она с большим трудом привыкала к студенческой жизни. Мы ее жалели – она очень ранимая, беспомощная, ну, вы понимаете. Искала забвения в наркотиках, да и в личных связях была не очень разборчива, заводила сомнительные знакомства, и все такое прочее.
Мало того что я испугана и вообще ничего не понимаю, так теперь еще и злюсь: какого черта Ланс все это говорит – по телевизору, на всю страну! Да как он смеет?! Из-за того что я его бортанула, он меня перед всеми выставил безмозглой наркоманкой? Журналистка оборачивается к камере:
– Очевидно, что пропавшая студентка – несчастная, одинокая девушка, страдающая излишним весом, не смогла приспособиться к самостоятельной жизни после эксклюзивных частных школ Сингапура и Грейт-Малверна. После того как ее пудреницу обнаружили сегодня в… – она заглядывает в блокнот, – …в проулке Слейд, друзья и родственники Салли Тиммс не теряют надежды, однако, поскольку поиски все еще не увенчались успехом, их волнения и страхи вполне обоснованны. Репортаж с места событий для нашей программы новостей вела Джессика Киллингли. А теперь вернемся в телестудию. Боб, вам слово…
Боже мой, наверное, мама, папа и Фрейя не знают, что и думать!
Нет, я точно знаю: они думают, что меня убили. Надо немедленно сообщить им, что я жива, что все в порядке, что никого искать не требуется. Но сделать это здесь, на вечеринке, я просто не в состоянии. Отхожу от вервольфа, натыкаюсь на буфет. Рука нащупывает что-то мягкое, резиновое – маску Мисс Пигги. Из-за Изольды Делаханти и ее мерзких подпевал я свиней ненавижу, но если маску не надеть, то меня обязательно кто-нибудь увидит, поднимут крик, начнут тыкать пальцами и обсуждать. Закрываю лицо маской, завязываю тесемки на затылке. Отлично. Вздыхаю с облегчением. Что там журналистка говорила о моей пудренице? Я ее на кухне доставала, когда Тодд ушел. Она должна быть в сумке…
Пудреницы нет. Надо бы вернуться на кухню и поискать, все-таки жалко, подарок Фрейи. Нет, сейчас главное – поскорее убраться из Слейд-хауса. Фрейя не обидится. Она поймет. Тодд знает, что делать. Он невозмутимый. Мы с ним потихоньку ускользнем с вечеринки, и все устроится. Мы с ним во всем разберемся.
