– Ну ты и силен, Аксель! – говорит Ланс.
– В смысле? – рассеянно спрашивает Аксель и тут же резко добавляет: – В чем силен?
– Ты же нас на грандиозную пьянку заманил!
– Никого я не заманивал, – отвечает Аксель.
– Погодите-ка, – вмешивается Ферн. – Значит, гении сыска полицейского управления долины Темзы вот этот самый Слейд-хаус найти не смогли?
– Судя по всему, да… – неохотно кивает Аксель.
– Отлично, – говорит Ферн. – Предлагаю воспользоваться кратковременным просветлением рассудка и признать, что ни в какую черную дыру мы не попали.
– Ферн? Ферн! – К нам подбегает Злая Волшебница Запада в ядовито-зеленой маске, выпаливает с американским акцентом: – Я тебя сразу узнала! Мы на семинаре по якобитской литературе познакомились, у профессора Марвина, помнишь? Я – Кейт Чайльдс, из Блайтсвудского колледжа, к вам по программе студенческого обмена приехала. А сейчас вот служу силам зла! – Она делает пируэт. – Ой, кстати, Ферн, я в восторге от того, как ты сыграла в «Обезьяньей лапке»
{26}. Обалдеть!
– Кейт! – Ферн, будущая звезда сцены, мгновенно забывает о своих спутниках. – Тебе правда понравилось?
– Еще бы! – Кейт Чайльдс глубоко затягивается косячком, обдает нас облаком конопляного дыма. – Я буквально умерла от зависти.
– Злая-презлая волшебница, а ты и вправду куришь то, что я унюхал? – вмешивается Ланс.
– Все зависит от того, что именно ты унюхал, – отвечает американка, недоуменно разглядывая Ланса.
– Ланс, заткнись, а? – говорит Анжелика. – Прошу прощения… Кейт, да? А скажи, пожалуйста, это Слейд-хаус?
Кейт понимающе усмехается, будто ей задали вопрос с подвохом:
– Ну, если его за последние полчаса не переименовали, то да.
– Спасибо, – кивает Анжелика. – А кто здесь живет?
– Я и еще пятнадцать человек – по программе студенческого обмена Эразмовского института. А вы к нам на хеллоуиновскую вечеринку пришли?
– Ага, – заявляет Ланс. – Нас шестеро, мы паранормальные явления расследуем.
– Погоди, – обрывает его Анжелика. – Значит, Слейд-хаус, вот этот самый особняк, в котором вы живете, принадлежит университету?
– Вообще-то, по документам владельцем особняка значится Эразмовский институт, но университетский садовник сюда приходит, задристанной газонокосилкой траву стрижет. Там, у главного входа, табличка висит… Ой, я сказала «задристанной»? Обалдеть… – Кейт Чайльдс заходится беззвучным смехом. – Простите. Так на чем мы остановились?
– На табличке, – напоминает Аксель. – На табличке у главного входа.
– А, ну да. Так вот, табличка: «Слейд-хаус, общежитие Эразмовского института. Поддержка международных связей в системе высшего образования с восемьдесят второго года». Вон там, у ворот… – Она машет рукой куда-то в направлении крыши Слейд-хауса. – Короче, всем все ясно? Тогда пошли есть, пить и веселиться, а завтра будем… – Она снова взмахивает рукой, подыскивая еще один глагол, не находит и вручает Лансу свой косячок.
Ланс поворачивается к нам:
– Ребята, вы как хотите, а я – с ней. Пока!
Аксель, Анжелика, Ферн, Тодд и я направляемся к особняку.
– Я внесу в протокол Общепара официальные извинения. – Аксель хлопает ладонью по каменной стене дома. – Мой дядюшка клялся и божился, что полиция никакого Слейд-хауса не обнаружила. И не важно, соврал он или его переглючило. Зря я ему на слово поверил.
Мне становится жаль Акселя.
– Ну, все-таки ты не виноват, что родному дяде поверил.
– Салли права, – кивает Тодд. – Ничего страшного не случилось, правда?
Аксель не обращает на нас внимания.
– Надо было самому район изучить. Непростительная оплошность. Прошелся бы по Крэнбери-авеню, сразу все понял бы, а так… – Он едва не плачет от досады. – Очень непрофессионально.
– Да какая разница! – говорит Ферн. – Зато на вечеринке повеселимся.
Аксель нервно поправляет шарф.
– Нет, есть разница. Все, Общепар временно прекращает работу. Спокойной ночи, – говорит он и идет по дорожке, огибающей Слейд-хаус.
– Аксель, погоди! – кричит Анжелика и бросается за ним.
Тодд глядит им вслед, вздыхает:
– Бедный Аксель!
– Бедная Анжелика, – говорит Ферн.
Странно… А я-то думала, что она Анжелику на дух не выносит.
– Ну что, двинули? – Ферн взбегает по ступенькам и входит в дом.
Тодд оборачивается ко мне, будто говоря: «Ну и ночка выдалась!» Я придаю своему лицу соответствующее выражение, киваю. Он поправляет очки. Если б мы с ним встречались, я бы посоветовала ему носить очки без оправы – они бы подчеркнули его хрупкую красоту, как у обреченного поэта-романтика.
– Тодд, ты что-то у меня спросить хотел?
Он затравленно глядит на меня:
– Я?
– Ну да. Как раз перед тем, как Ланс проулок отыскал.
Тодд неуверенно проводит рукой по шее:
– Правда? Я…
Я сдуваюсь, как воздушный шарик. Тодд струсил и теперь притворяется, что все забыл. А на вечеринке полным-полно худеньких девчонок, вон как выплясывают. Это все из-за них.
– Салли, давай зайдем, – предлагает Тодд. – Может, я за разговором вспомню, что спросить хотел. Ну, если у тебя на сегодня других планов нет… Выпьем по стаканчику, потреплемся о всякой ерунде…
– У меня одна сестра, – повторяю я, повысив голос, чуть ли не кричу, потому что из динамиков несется суперграссовская «Caught by the Fuzz»
[4]
{27}.
Мы с Тоддом стоим в уголке, у духовки с шумной вытяжкой. Кухня полна народу, в дыму никого не разглядишь, из помойного ведра воняет. Тодд пьет пиво «Тайгер» из бутылки, а я осторожно отхлебываю дрянное красное вино из пластмассового стаканчика.
– Сестра тебя старше, – уверенно заявляет Тодд.
– А как ты догадался? Или заметно?
– Ну, вроде как догадался. И как ее зовут?
– Фрейя. Она в Нью-Йорке живет.
Взрыв смеха заглушает мои слова. Тодд подносит ладонь к уху:
– Что-что?
