– Я не знаю, – отозвалась она. – Я понимаю, как сильно их всех разочаровала. Может быть, я просто сказала им что-то потому, что хотела иметь возможность что-то сказать. Фрэнк, помнишь, как коп тормознул твою машину в Манхэттене и заявил, что ты проехал на красный свет?
– Помню, – сердито хмыкнул Фрэнк. – Я не проезжал на красный свет, на светофоре еще горел желтый. Этому копу нужно было добрать количество штрафов, поэтому он меня остановил.
– Фрэнк, я уже слышал эту песню, – отмахнулся Эдди.
– Я хочу сказать, что, когда коп попросил у Фрэнка водительские права, тот по ошибке сунул ему кредитную карточку. И с минуту коп думал, что Фрэнк пытается подкупить его.
– Должно быть, он был совсем новичком, – сухо заметил Эдди. – Никто еще не пробовал подкупать полицейского кредиткой.
– Я вспомнила этот случай, – продолжила Элинор, – потому что, возможно, спутала тот случай, когда Фрэнк сунул копу не ту карточку, и это происшествие в офисе Паркера Беннета. В общем, я не вижу смысла снова идти к гипнотизеру. На самом деле подвергнуться гипнозу не так уж плохо. Обидно то, что я пошла на этот сеанс и выставила себя дурой. Задним числом я понимаю, что мне не нравится терять контроль над собой. Немного страшно знать, что кто-то другой исследует твой разум, а ты даешь ответы, которые, возможно, являются не правдой, а выдумкой.
– Мне кажется, ты делаешь ошибку, Элинор, – тихо произнес Эдди. – Никто не ожидает от тебя полной картины того случая. Это было бы совершенно нереально. Почему бы тебе не приехать снова к этому доктору? Тебе нечего терять и уж точно нечего бояться.
Его забота и участие заставили Элинор осознать, как глупо она поступила, отстранившись от всех родных и друзей. Женщина была уверена, что под маской сочувствия они осуждают ее за соучастие в преступном плане Паркера Беннета. За последние два года все газеты постоянно твердили, что она была замешана в мошенничестве. Публиковались чрезвычайно убедительные статьи. «У Паркера Беннета должен был быть сообщник!» – снова и снова кричали СМИ. И сейчас Элинор заговорила об этом с Джоан и Эдди.
– Любой, кто знает меня достаточно хорошо, поймет, что я не способна на соучастие в этом обмане, – горько сказала она.
Последовал неизбежный вопрос:
– А Эрик способен?
Элинор медленно ответила:
– Я не видела абсолютно никаких указаний на то, что он вовлечен в это дело. Они не нашли на его счетах ни единого цента помимо того, что он заработал честным путем – и доказал это. Я знаю, что он был очень дружен со своим отцом, но, когда обман раскрылся, Эрик был потрясен и огорчен больше всех. Он не выдержал и заплакал у меня на глазах, и поверьте мне, это были искренние эмоции. Такое невозможно сыграть.
Краткое время спустя, когда Беккеры уже одевались, чтобы ехать домой, Эдди мягким тоном произнес:
– Элинор, прошу тебя, прими мой совет. Поезжай снова к этому гипнотизеру. Пожалуйста. Этим ты окажешь услугу самой себе. Опять же, терять тебе нечего. Я знаю, о чем говорю. Сделай это ради себя. Сделай это ради Фрэнка. Пожалуйста.
– Может быть, и сделаю, – нерешительно отозвалась она. – Дай мне подумать об этом.
47
Придя в офис в понедельник утром, Лейн застала Глэди в дурном настроении.
– Я начинаю гадать, не закончились ли у нашей графини Ля-ля-ля денежки, – первым делом обратилась она к Лейн. – Она должна мне еще два миллиона, а я, как дура, завезла в ее квартиру все эти картины и скульптуры до того, как получила за них плату. Лейн, я тебе точно говорю, у этой дамочки с деньжатами плохо.
– Так зачем же она подписала контракт на обновление интерьера стоимостью в пять миллионов долларов? – скептически спросила Лейн.
– Думаю, потому, что она привыкла получать денежки из какого-то тайного источника, – ответила Глэди. – А теперь он, вероятно, пересох.
– Но если ее снабжает деньгами Паркер, у него есть краденые пять миллиардов долларов. И пять миллионов для него – это пустяк, – возразила Лейн.
– Зато для меня два миллиона – это очень много, – отрезала Глэди и перевела взгляд на стол, давая понять, что Лейн надо убраться из ее кабинета.
«Ну и денек предстоит!» – подумала Лейн. Она знала, что, когда Глэди выведена из себя, она срывает злость на всех вокруг.
Час спустя Глэди вышла в приемную и накричала на Вивиан за то, что ее стол выглядит «словно там армия постоем стояла». Лейн знала, что Вивиан было поручено вырезать из журналов фотографии домов знаменитостей, чтобы Глэди могла своевременно отслеживать, что поделывают другие дизайнеры.
К счастью для Лейн, Глэди отослала ее на один из мелких заказов – присмотреть за установкой оконных карнизов и мебели в только что обновленном кабинете исполнительного директора рекламного отдела сети продовольственных магазинов.
День опять был ветреный и холодный, и пока Лейн наблюдала за работами, в ее голове хаотично всплывали мысли о Кене. На следующей неделе была очередная годовщина гибели Кена. Вероятно, именно потому ей все так отчетливо вспоминается. Она думала об их свадьбе в церкви Святого Малахии – так называемой «актерской часовне» на 49-й улице, в театральном районе Манхэттена. Лейн почти зримо помнила, как стояла перед алтарем, обмениваясь с Кеном брачными клятвами. Ее мать хотела, чтобы бракосочетание происходило в их церкви в Джорджтауне.
«Я отказала ей, – вспоминала Лейн. – Я совершенно не желала идти к алтарю под руку с Дуайтом. И я огорчила маму еще одним фактом. Я была в простом белом платье, а Кен – в деловом костюме, и после церемонии мы устроили ужин для тридцати друзей. Мама приехала одна. Дуайт был в отъезде, но она знала, что я не хочу его видеть на моей свадьбе».
Кроме того, Лейн не могла отделаться от воспоминаний о том, как дружны были они с матерью в те десять лет после смерти ее отца. Это закончилось, когда в их жизни появился Дуайт. Лейн хотела выкинуть эти мысли из головы. Но снова и снова она принималась гадать, как она себя будет чувствовать, если Кэти в возрасте семнадцати лет по каким-то причинам начнет отстраняться от нее. Поездка в Вашингтон открыла дверь, в которую Лейн совершенно не желала входить. Но и избавиться от этих размышлений не получалось.
Вечером, в шесть часов, Лейн оставила Кэти с Вильмой, села за руль и направилась в Нью-Джерси, томясь предвкушением. На этот раз они встречались с Эриком в «Белла дженте» в Вероне, городке, расположенном неподалеку от Монклера. На первом свидании Эрик спросил у Лейн, любит ли она итальянскую кухню. Та ответила совершенно искренним «да». Когда Глэди и Лейн приглашали клиентов на обед, начальница всегда выбирала какой-нибудь крутой ресторан в Нью-Йорке. Лейн никогда бы в голову не пришло сказать ей о том, что и она сама, и, возможно, некоторые из клиентов предпочли бы тарелку спагетти с простым томатно-базиликовым соусом любому из фирменных блюд, значившихся в меню этих заведений. Лейн терпеть не могла трюфели, которые, похоже, были любимой едой многих гурманов. Но она без малейшего труда призналась в своих пристрастиях Эрику, который со смехом согласился с ней. Он тоже так считал.
