Всплыв из глубин памяти, этот образ нашел брешь в ее броне и заставил болезненно отреагировать на уверенность Тимоти Эванса в том, что она покорно удовлетворится «утешительным» призом, который он соблаговолит ей швырнуть. Одарив его высокомерным взглядом, Лилиан сказала:
— Я провела в пути более двадцати четырех часов, месье, из которых пять потратила в Анкоридже на ожидание вертолета до Пайн Лодж. Я могу добраться из своего дома в Лозанне до любой столицы Европы за меньшее время, чем занял последний отрезок моего путешествия, и я…
— Учитывая то, что один этот штат в тридцать с лишним раз больше вашей страны, это вряд ли можно считать удивительным. — Ответ звучал вполне вежливо, если не считать того, что Эванс прервал ее на полуслове и говорил покровительственным тоном, словно с непонятливым капризным ребенком. — И если плотность населения Швейцарии составляет около трехсот тридцати человек на квадратную милю, то в Аляске на квадратную милю приходится четыре целых и две десятых человека, и…
— И таково уж мое счастье, что приходится иметь дело именно с этими двумя десятыми человека, судя по недостатку мозгов и полному отсутствию сердца! — При виде очередной откровенной усмешки, Лилиан возмущенно топнула ногой. — Я устала, я голодна, я бы хотела распаковать свои чемоданы, принять горячую ванну, и я не в настроении сносить насмешки и терпеть неудобства, месье Эванс!
— А я не в настроении терпеть ваши эгоистичные истерики, мадемуазель Моро, поэтому предлагаю снизить тон и взглянуть на вещи с иной точки зрения. Ваш номер занят, и с этим ничего не поделаешь. В семье, которая должна была освободить его вчера, заболел ребенок. Его нельзя перевозить, и до тех пор пока он не выздоровеет, я не намерен просить Шеппардов искать другое пристанище.
Лилиан не краснела уже лет сто, но после этого заявления ее лицо вспыхнуло.
— Простите, — начала она, тут же почувствовав себя виноватой. — Если бы вы все сразу объяснили, я бы, разумеется, поняла.
— Вы не дали мне такой возможности, — возразил Тимоти и повернулся к своей служащей. — Что еще у нас есть, Трейси, кроме комнаты на втором этаже?
— Ничего в главном корпусе, где хотелось бы остановиться мисс Моро.
— А как насчет домиков у озера?
— Тоже все заняты. Разве что люкс в вашем доме, Тим, но ведь в нем обычно по праздникам останавливается Виктор.
— Ну, поскольку он не появился, когда его ожидали, и даже не дал себе труда сообщить о своих планах, в этом году ему не повезет, поскольку место будет занято мисс Моро. Если он все же осчастливит нас своим присутствием, ему придется поселиться в комнате, которую она отвергла. — Тимоти, едва повернув голову, искоса взглянул на Лилиан — так, как умеют мужчины, когда стремятся избежать столкновения со взбесившимся пуделем. — Вели Джеку перетащить вещи, когда освободится, а я помогу ей устроиться.
Подхватив ее сумку, он повел Лилиан в противоположный конец холла, и, миновав еще одну двойную дверь, они вышли на улицу. Уже упали сумерки, но гирлянды лампочек, тянувшиеся от одного вечнозеленого заснеженного дерева к другому словно амулеты в гигантском ожерелье, освещали извилистую дорогу, ведущую к домикам на берегу озера. Уменьшенные и упрощенные варианты главного корпуса, они казались солидными, уютными жилищами и не имели ничего общего с деревенскими хижинами, какие поначалу нарисовала в своем воображении Лилиан.
— Нам сюда, — сказал он, поворачивая вправо на развилке дорожек.
Несколько минут спустя показался дом. Стоявший в некотором отдалении от остальных и отгороженный от них рядом темных елей, он и внешне отличался от своих соседей — был больше, даже величественней. Построенный покоем и окруженный со всех сторон крытой верандой, он примыкал к уютной лощине, заканчивавшейся всего в нескольких ярдах от озера. Лилиан снова была приятно удивлена. Она не ожидала подобной элегантности в этом медвежьем углу.
— Мы живем в том конце дома, — сообщил ее хозяин поневоле, указывая пальцем на верхнюю перекладину буквы П. — А все восточное крыло займете вы.
Лилиан поднялась вслед за ним по крутым ступенькам на одну из веранд и остановилась в ожидании, пока он откроет дверь справа. Войдя внутрь, Тимоти включил свет, положил ключи ей на ладонь и сказал:
— Боюсь, вы найдете здесь только одну гостиную со стойкой для завтрака и всеми необходимыми кухонными приспособлениями, одну спальню, гардеробную и ванную с примыкающей к ней сауной. Я искренне надеюсь, что вам не будет тесно.
Произнеся эту тираду, он бросил сумку на тумбочку и повернулся, чтобы уйти.
— Одну минутку, месье, если позволите, — сказала Лилиан, жалея о том, что ее голос звучит слишком холодно и официально.
Мысли, рождавшиеся в ее голове, были вполне внятными. Но едва дело доходило до того, чтобы перевести их с французского на английский, особенно когда она нервничала, Лилиан утрачивала красноречие и часто говорила скованно, иногда даже казалось, недружелюбно.
— Да?
— Я вовсе не та неразумная женщина, какой вам кажусь, — сказала она, примирительным жестом касаясь его руки. — И если дала вам повод считать меня таковой, то извините. Когда ребенок болен — какие могут быть разговоры.
Он посмотрел на руку, лежавшую на рукаве его куртки, а затем поднял взгляд на ее лицо. Глаза Тимоти были холодны как лед, голос — ничуть не теплее.
— Приятного вам отдыха, мисс Моро, и дайте нам знать, если потребуется еще что-нибудь, для того чтобы обеспечить вам комфортное проживание.
Лилиан молча смотрела, как он шагает прочь, ошеломленная его сдержанным неудовольствием и гордым презрением. Какая жалость, что этот высокий, красивый мужчина обладает столь отвратительным характером!
Пока Тимоти отсутствовал, главный корпус наводнила очередная партия гостей, добиравшихся из Кордовы на автобусе. Они запрудили холл, но Трейси нашла себе помощника и, кажется, справлялась, поэтому он, обогнув толпу, направился в южное крыло здания, к кухне.
Он не заметил никаких признаков жизни в своем доме, а это означало, что Стеф либо еще не спустилась со склона, либо клянчит еду у шеф-повара Джино. Пусть пеняет на себя, мрачно подумал Тимоти. Подъемники прекратят работу через десять минут, и он не намерен отправляться на поиски взбалмошной тринадцатилетней девчонки, почему-то решившей, что может пренебречь правилами, которым следуют все остальные.
Толкнув вращающуюся дверь, он заглянул в кухню. Покрытые нержавеющей сталью прилавки были уставлены посудой. Багеты, только что испеченные в специальной хлебной печи, которую он заказывал во Франции, остывали в проволочных корзинах, стоявших на покрытом мрамором столе. Подросток, нанятый в помощь на праздники, резал помидоры. В дальнем конце Джино совещался с Роджером, отвечавшим за вина.
— Кто-нибудь видел мою дочь? — спросил Тимоти.
— Она была здесь десять минут назад, — сказал Джино. — Голодная, как обычно.
