— Ой, так я же вам самого главного-то не сказала! — внезапно воскликнула Милена, встрепенувшись: — Пока мой в помойке сидел, а я по кладбищу рыскала, нас же обокрали!
— Да ну! И что украли?
— Мелочи разные, — вздохнула Милена. — Колечко мое. Да оно простенькое было, даже без камушка. Сережки, но они мне все равно никогда не нравились. Потому я их и не носила. Как свекровь подарила, так они дома всегда и лежали. И деньги еще!
— Сколько?
— Триста долларов! На телевизор копили. И их украли!
Анька огляделась по сторонам. В принципе, жили Милена с мужем неплохо. Имелась у них и импортная бытовая техника. И кое-какие безделушки. Не Фаберже, но тоже каких-то денег стоили.
— И самое главное — дверь-то не взломали! Ключами открыли!
— Откуда же у воров ключи?
— Вот и я думаю, откуда?
— И что?
— Вы только мужу не говорите, а только сдается мне, что это Валериных рук дело.
Анька изумилась.
— Вы же говорили, что Валера ваш — богатый человек. Зачем ему из-за каких-то трехсот долларов затевать эту катавасию?
— Так я же ему заливала, что мы с мужем на машину почти накопили. Может быть, он думал, что у нас дома деньги под подушкой хранятся. Вот и влез! Я же этого Валеру совсем не знаю. И чем он на жизнь зарабатывает, тоже.
— Но ключи-то вы ему от этой квартиры не давали!
— Не давала, — кивнула головой Милена, но по лицу было видно, что кое-какие мысли на этот счет у нее бродят.
— Ну? — подбодрила ее Анька.
— Сама я их ему не давала, но ведь он и без спроса мог их у меня из сумочки взять.
— Это как?
— Ну, когда мы с ним как-то раз в гостинице были, он ненадолго из номера выходил. Сказал, что водички купить. А потом еще раз выходил, сказал, что за сигаретами. Так что, я так думаю, он тогда вполне мог сначала у меня ключи взять, отдать их в мастерскую, а через час зайти и забрать. Сами ключи и дубликат. Оригинал мне в сумочку, а дубликат себе оставил.
Анька задумалась. Такой вариант был вполне возможен. Но все же улов какой-то уж очень мелкий. Или Милена чего-то недоговаривает. Что у нее еще украли?
— Вроде бы все перечислила, — недоуменно покачала головой Милена. — Хотя постойте! Картинка же еще пропала!
— Какая картинка? Кто автор?
— Не знаю я! Обычная такая мазня. Художники на Невском за триста рублей продают. Цветочки там какие-то к земле клонятся, поле, дорожка через это поле. Небо мрачное, как перед дождем. А так ничего особенного. Все краски какие-то мрачные. Я бы лучше купила другое. Знаете, такие хорошенькие картинки продаются, янтарем там и дерево тебе выложат, и кустики. Загляденье! И на кухню повесить можно. И в прихожей! А с этой мрачной штукенцией прямо не знала, что и делать. Куда ни повесь, всюду плохо.
— Зачем же вы купили, если она вам не нравилась?
— Я ее и не покупала. Это Гера мне такой подарок сделал. Тоже, скажете, другие своим любовницам украшения дарят, а мне этакую мазню преподнес. И еще уверял, что необычайной ценности картина. Чтобы я ее ни за что не выкидывала.
— И ее тоже украли?
— Раз нет, значит, украли. Я у мужа, и у детей, и даже у свекрови спрашивала. Никто не брал это уродство.
Анька молчала. Ох, не понимает глупая Милена, как иной раз дорого ценится именно такое «уродство». А раз уж сам покойник сказал, что картина ценная, значит, так оно и было.
— А надписи на ней никакой сделано не было?
— Какая же надпись? Говорю, цветочки, поле и небо. Откуда там надписи взяться?
Аня молчала. Несмотря на свою любовь к «интеллигентным» темам разговора, Милена была необразованным валенком. И в живописи точно ни хрена не разбиралась. Тоже помолчав, Милена сочла нужным добавить еще кое-что:
— И вот что я вам скажу, ничего в этой картине ценного точно не было и быть не могло. Рамка там совсем простенькая. А кто же дорогущую вещь в простенькую рамку даже без позолоты вставит?
— А размер?
— Вот такая.
И Милена изобразила руками прямоугольник размером со школьную тетрадь.
— Маленькая совсем, — с неудовольствием констатировала она и добавила: — Нет, наврал мне Гера, что она чего-то стоит. Ценность хотел придать своему подарку. А на самом деле цена этому его подарку грош в базарный день.
И совсем уж закручинившись, она снова подперла подбородок ладонью и добавила:
— Видать, не любил он меня совсем, раз такую дрянь подарил.
Но Аньке некогда было утешать обманутую и разочарованную обоими своими любовниками женщину. В конце концов у нее для этих целей имелся вполне законный и к тому же живой муж. А вот у нее, у Аньки, теперь не было даже мертвого любовника. И она должна была найти того подлеца, который учудил с ней эту штуку. Да еще так гнусно подставил при этом ее саму.
И она отправилась в гости ко второму подозреваемому. Рогатый муж номер два, принадлежащий Любке, сидел на лавочке перед своим домом. Его личность Анька быстро вычислила, во-первых, по унылой физиономии, а во-вторых, по сидящей рядом с ним Любке. С этой особой Аня успела познакомиться, пока ее допрашивали менты. Любка мелькала поблизости. И косилась на Аньку со странным выражением лица, где присутствовало и злорадство, и ужас, и недоумение.
Но что бы там ни чувствовала Любка, а муж у нее был очень даже ничего. Крепенький. Такой бы не стал ждать, когда ему начистят морду лица, а сам мог дать кому угодно в глаз. Но сейчас на его широкой простецкой физиономии читалась глубокая тоска. Выглядел он странно. Был весь измазан в саже, а руки были забинтованы до самых локтей.
Любку Аня узнала с трудом. Она была похожа на негритоску. Черная кожа, черные волосы, вся одежда перепачакана сажой и только глаза и зубы сверкали. Любка успокаивающе поглаживала мужа по мощному плечу и что-то говорила ему на ухо. Но муж не желал утешаться. Он смотрел на обгоревшие окна квартиры первого этажа. И из его груди время от времени вырывался глубокий вздох.
— Что ты меня утешаешь! Все же пропало! — чуть ли не со слезами воскликнул он. — Погорельцы мы с тобой теперь, блин!
— Сами живы и слава богу!
Но Любкиного мужа подобным заверением утешить было трудно.
— Да что ты говоришь! — вскочил он с лавочки. — Нам даже жить негде! Все сгорело! Понимаешь ты, дура-баба, все!
— Но кое-что осталось, — залепетала Любка. — Опять же стены целы. А ремонт мы все равно делать собирались.
— Да какой ремонт! Я обои поклеить свеженькие хотел. Да потолок побелить. А тут все менять придется! Начиная от проводки и заканчивая паркетом. А обстановка! Мебель! Еще от моей мамаши досталась! Там один только шкаф уже три поколения по наследству переходил! Лак, дверцы натуральной вишней облицованы! А какие ножки у того шкафа были. Мы пять раз переезжали, а они же не разу не подкосились. Его еще мои деды сразу после войны купили. Уж как мать над ним тряслась, а все нам с тобой на свадьбу подарила. А теперь нет его! И не будет. Сгорел!
