Мне задали несколько вопросов, а богослов из Парижа даже разразился дифирамбами, обратив внимание присутствующих на полное совпадение выводов современной трансперсональной психологии с метафизическими и теософскими положениями софиологии.
На этом утреннее заседание закончилось, и декан психологического факультета Китайского университета Гонконга пригласил всех докладчиков отобедать вместе. На этой трапезе меня особенно впечатлило блюдо под названием «Великий предел», ибо оно точно воспроизводило знаменитый «символ монады» — сил инь и ян в виде каплевидных половин единого круга, причем в данном блюде одна сторона была красной, а другая белой. Вкусовые качества этого кулинарно-космологического шедевра также были вполне на высоте. За обедом ко мне подсел отец Михаил. Оказалось, что он потомок эмигрантов первой волны, по-русски немного читает, но совсем не говорит, и даже философов Серебряного века в основном читал во французских и английских переводах. Внешность софиолога показалась мне примечательной, ибо в нем было что-то от Гурджиева и Рериха сразу, а это, согласитесь, уже делало его персоной запоминающейся. Отец Михаил в течение последних лет несколько раз бывал в России, многое одобрял, но сокрушался по поводу нарастающей американизации русской культуры, с одной стороны, и игнорирования русской православной церковью богословского наследия традиций всеединства и софиологии — с другой. Я вежливо поддакивал ему, но особого желания поддерживать беседу у меня не было.
Во второй половине дня я побродил по разным секциям, где изредка удавалось услышать и кое-что интересное, хотя в целом везде господствовала атмосфера научного туризма: видимо, не мне одному хотелось съездить в Гонконг под соусом участия в престижной международной конференции. Вечером же вся российская публика собралась в недорогом китайском ресторанчике (лапша, пельмени, манты «баоцзы») и отметила прибытие на китайскую землю в ее гонконгском варианте. Лев Петрович рассказал мне, что познакомился здесь с неким коллекционером китайского искусства, англичанином со знаковой фамилией Форсайт, который скоро окончательно возвращается в Англию, оставляя большую часть своей коллекции гонконгским музеям. Этот Форсайт, но, кажется, все же не Соме и не Джолион, почему-то проникся симпатией к русскому профессору и даже пригласил его в сохранившийся от старых времен английский клуб, где Льву Петровичу очень понравилось. Впрочем, особого желания знакомить меня с этим потомком героев Голсуорси Большаков явно не выказывал, да я к сему, по правде сказать, и не стремился. Перед тем как разойтись по своим гостиничным номерам, мы условились завтра конференцию проигнорировать, а вместо нее отправиться осматривать гонконгские достопримечательности.
Следующий день произвел на меня смешанное впечатление кошмара постоянного пребывания в парилке и открытия нового мира. Равным образом и сам Гонконг предстал передо мной в двух сосуществующих ипостасях — огромного магазина, супермаркета размером с Москву, и города Александра Грина.
В каналах корабли
В дремотный дрейф легли,
Бродячий нрав их — голубого цвета,
Сюда пригнал их бриз,
Исполнить твой каприз
Они пришли с другого края света…
— и далее по тексту Бодлера, но именно в этом переводе
[37]. Пот, пот, пот, рубашка, которую можно выжимать, болят ноги от водяных мозолей, в руке вечная бутыль с ледяной водой. Прохлада магазинов, китайская экзотика, сувениры, фарфор, яшма. Палящее солнце, легкие, вдыхающие раскаленный пар, китайские ароматы. Толпы людей на улицах, лавочки и ресторанчики, радужная тропическая рыба, лежащая на кусках искусственного льда, кальмары, осьминоги, огромные креветки, горячий суп из морской снеди в жару. Гора Виктория с подзорными трубами, в которые можно рассмотреть в деталях весь Гонконг, пляж и купание в огороженном от акул заливе с водой, теплой, как вода ванной в вашей питерской квартире. Мы отбиваемся от китайской старухи Изергиль, заманивающей нас кататься на сампане по то бирюзовой, то сине-зеленой воде залива с живописными островками. Поездка на автобусе в местечко под шотландским названием Абердин, где мы безуспешно ищем какой-то парк, а я уже совсем валюсь с ног. Знойный душный вечер, так называемый яшмовый рынок — китайские поделки, комиксы, игрушки, море дешевой одежды, рыба, кальмары и что-то уж совсем экзотическое. И венчает все это поедание змеиного супчика, сваренного из гадюк, которые ползают тут же в клетках. Суп вкусный: змеиное мясо напоминает куриную грудку; в варево добавлены китайские грибы, известные как «древесные уши», и какие-то приправы. Чашка змеиного супчика — восемнадцать гонконгских долларов, меньше трех американских. Еле доплетаюсь до душа и падаю в постель…
Утром выглядываю в окно: пасмурно, накрапывает дождик, в номере прохладно из-за кондиционера. Кажется, что на улице тоже все вполне по-питерски, но нет — снова обволакивает жар, липкий зной, обманчиво притворяющийся прохладой северного ненастья. На крыльце гостиницы, в двух шагах от привратника-сикха в тюрбане, встречаюсь с Львом Петровичем, который предлагает проехаться по городу на трамвае, а потом уже идти на конференцию. Садимся в старый английский двухэтажный трамвай, поднимаемся на второй этаж, устраиваемся у открытых окон, едем по Гонконгу. Жара, китайские ароматы, дома, дома, щели улиц между стенами зданий. Иероглифические надписи, реклама, снова иероглифы, иероглифы, иероглифы… Дома кончаются. Проезжаем небольшой индуистский храм. Лужайки для игры в гольф, идеально ровная зеленая трава, резкий морской запах. Порт. Мы приехали. Выходим из трамвая. Сине-зеленые воды, множество судов — от сампанов и рыбацких корабликов до огромных лайнеров. Проходим вдоль берега, поворачиваем на какую-то улочку, снова трамвай, щели улиц, иероглифы.
После этой прогулки мы неторопливо пошли на конференцию, заодно посетив несколько небоскребов близ набережной острова. Роскошь, прохлада, мрамор, бассейны с золотыми рыбками, удобные кресла. На верхних этажах — офисы, внизу — общедоступные холлы, магазины, кафе. Не хотите китайских закусок — пожалуйста, черный кофе и французская выпечка, словно в Париже. Захожу в магазин с разной печатной продукцией и накупаю для сына комиксы известного у нас как Энди Сето гонконгского художника, а как уж его имя правильно произносится по-китайски, будь то по-кантонски или по-мандарински, — понятия не имею.
Снова здание театрального центра, которое уже воспринимается почти как дом родной. Сейчас перерыв, coffee break, поэтому можно «на халяву» выпить кофе с печеньем, чем я и пользуюсь. Перемолвившись парой вежливых фраз со знакомым японцем, подхожу к программе конференции и смотрю, что там планируется на нашей секции. Она, оказывается, переехала из «Студии Мак-Олей» в аудиторию 217 главного корпуса. Первым объявлен доклад буддийского монаха с Тайваня Ши Дао-у «Образ Иисуса в буддийской перспективе». Наверно, это интересно, думаю я, и отправляюсь на заседание, по пути произнеся несколько комплементов московским дамам, шедшим мне навстречу и, по-моему, явно намеревавшимся с конференцией распрощаться.
После небольшой задержки (минут десять, — для Китая это редкая пунктуальность) заседание начинается, и докладчик занимает свое место перед микрофоном. Это молодой, худощавый интеллигентного вида монах в оранжевом халате традиционного покроя. Говорит он на вполне приличном английском, поэтому проблем с пониманием не возникает. Вот, что он нам поведал.
