— Браво! «Все три мира есть только сознание», — говорят буддисты-йогачарины
[21]. Но три мира есть сансара, феноменальный мир. Йога-чарины вовсе не говорят, что все вообще есть сознание, что нирвана есть сознание. Это не ви-джняна, различающее сознание, которое и есть собственно сознание, а джняна, недвойственный гносис. Без него сознания не может быть, но он все же не предполагает его наличие с необходимостью. Тут-то и происходит переход к учению «Трактата о пробуждении веры в Махаяну», где сансара, круговорот рождений-смертей, выводится из вторичного, иллюзорного и непросветленного аспекта самого недвойственного Абсолюта. То, что не есть сознание при определенных условиях — буддисты и ведантисты называют эти условия неведением, авидьей, — производит, тем не менее, сознание, которое отрицает потом само себя в практике йоги и обретении просветления. Вот какая диалектика получается!
— Ох, и взгрел бы тебя за эти рассуждения наш Лев Петрович! «Психология, психология и психология! И никакой философии!» Так ведь он говорит?
— Ну при чем здесь наши Великие Старцы Поднебесной? Ты лучше скажи: ты каббалу ведь знаешь?
Признаюсь, от этого вопроса меня просто потом прошибло, под ложечкой возникло ощущение пренеприятной пустоты, и дурное предчувствие, как говорится, возникло в сердце. С чего это Серега про каббалу заговорил? Ну дзэн там, сатори, кэнсё
[22], веданта…
[23] Или даосизм наконец. Но почему каббала?
— Ну знаю немножко, а что?
Тут Сергей одним глотком осушил очередной стакан с джином и швепсом, и его язык стал заметно заплетаться. Последнее время он начинал что-то слишком быстро пьянеть, что тоже несколько беспокоило меня — уж слишком опасный симптом у пьющего человека. С месяц тому назад мы были на дне рождения у одного институтского деятеля, так Сергей там заснул непробудным сном после трех рюмок водки и его еле добудились, когда пришла пора расходиться.
— Ты никогда не задумывался, почему в системе лурианской каббалы Бесконечный Свет вдруг возжелал творить, произвел сокращение, ушел из своего центра, образовав пустое пространство творения?
— Никогда не думал. Наверно, такова природа Света.
— Чудненько! А вот твой приятель Илья, которого я днями отвозил домой, рассказал мне, что каббалисты-саббатианцы считают, что отнюдь не весь Свет возжелал творить, что на этой почве в Абсолюте произошел настоящий раскол и Светы, предпочитавшие покой и недвойственность, восстали против нисхождения в сферу тварного. Значит, дело не просто в природе Света. Свет мог бы преспокойно пребывать в покое и самодостаточности, прости за неуклюжий каламбур.
— Так в чем же по твоему дело?
— А вот в чем. Все дело в желании самого Абсолюта освободить себя от корней зла, скрыто присутствующих в его природе в виде корней силы Строгого Суда. Эти корни должны быть сначала выявлены, показаны, продемонстрированы, наконец, чтобы можно было освободиться от них тем или иным способом. Абсолют должен как бы осознать эти корни, чтобы изжить их.
Значит, сам процесс творения как процесс упорядочения, ограничения и разграничения, — а все это — проявления силы Строгого Суда, даже структурирования, прости за позитивистские выражения, — является в то же самое время и процессом объективации корней потенциального зла. Поэтому можно сказать, что движущей силой процесса творения является тенденция, присущая самому Абсолюту: в его воле освободиться от потенциально злых корней Строгого Суда. Но этот процесс тесно связан с выявлением корней зла и их переводом из скрытого состояния в явное. Только наделяя действительным существованием силы Строгого Суда, Абсолют может освободиться от них или трансформировать их как свой объект в силы блага и святости. Недвойственность выделяет из себя двойственность, а потом снова интегрирует ее в себя. Все творение оказывается, метафорически говоря, своеобразным психоаналитическим сеансом Божественного Ума, освобождающим себя от угнездившихся в своем подсознании корней зла. Начало процесса творения есть сокращение, сжатие, с помощью которого в Боге высвобождается некое пространство, в пределах которого создается мир. Но любое сокращение или ограничение есть функция сил Строгого Суда и, в конечном итоге, зла. Следовательно, эти силы с необходимостью вовлекаются в творение, а это в свою очередь чревато появлением актуального зла. Подвожу итоги, — Сергей говорил слегка заплетающимся языком, но в стиле докладов на годичной сессии института. — Корни зла, как силы Строгого Суда, внутренне присущи, соприродны, самому Абсолюту, Свету, и содержатся в его глубинах. Процесс творения выявляет эти потенциальные корни зла. Выявление этих корней есть основание начала процесса творения через сокращение. Процесс творения есть изживание и исторжение из божественной природы элемента Строгого Суда — и, соответственно, зла — через его выявление, экспликацию и последующую ликвидацию в ходе божественного катарсиса. Однако Светы, лишенные воли к творению, восстают против этого акта интеграционной психотерапии Абсолюта как против бунта, мятежа против Него; для Творящих же Светов Нетворящие — мятежники, предпочитающие исходную неявленность Абсолюта как Deus Absconditus, Бога Сокровенного. Для Нетворящих Светов творение есть сатанинский акт, ибо он пробуждает дремлющее зло и делает его явным; для Творящих же Светов сатанинский принцип воплощают как раз их противники, ибо они препятствуют окончательному искоренению корней зла и санкционируют их присутствие в Абсолюте. Такие вот дела.
— Так ты оказывается просто гностик! А еще Деннета читаешь!
— Все мы немного гностики, даже Лев Петрович. Без небольшой порции гностицизма наша наука не идет. А Деннет… Просто и Деннета можно читать гностически. Помнишь, как Владимир Ильич рекомендовал материалистически читать Гегеля? А я предлагаю гностически читать Деннета. Ведь не будешь же ты отрицать, что его критика картезианского театра имеет прямое отношение к буддийской теории «не-Я»? А это только самое поверхностное извлечение из Деннета трансперсонализма и гностицизма.
— Ну, может быть, и так. Я сам его книгу про объясненное сознание дальше главы про феноменологический сад все равно прочесть не смог.
— И это тебя не красит, поверь мне.
Я попытался снова свернуть разговор на проблему зла и Абсолюта, но мой дружок уже явно принял больше положенного, и его понесло на политику. Потом он и вообще стал говорить что-то не слишком сообразное и предпринимать попытки отправиться в магазин за новой порцией даров змия, на этот раз зеленого. Тут я сослался на то, что Инна просила вернуться меня пораньше, и улизнул. По дороге я прокрутил весь разговор снова, и опять что-то неприятное коснулось своим когтем моего сердца. Понять, что же это такое, я, правда, так и не смог и в конце концов счел за благо выкинуть всех этих Светов и драконов из головы и подумать о перспективах защиты докторской. С этими вполне приземленными мыслями я и пришел домой. На следующий день надо было появиться в институте, а через неделю я должен был уже вылетать в Гонконг — Порт Ароматов на Южно-китайском море.
