– Прости, правда, прости. Просто мы должны знать все детали.
– Нет никаких «нас». Нельзя так просто взять и объявиться, Дэн, отец ты Айле или нет. Ты что, не понимаешь? Если все пойдет не так, я никогда себя не прощу, но разве это не значит, что нужно хотя бы попытаться? Я больше не могу сидеть и смотреть, как мучается моя дочь, моя дочь. Уже почти четыре года, Дэн. А ты знаешь Айлу три дня. Если не можешь поддержать нас, уходи и не возвращайся больше никогда.
Я рада, что вчерашний день закончился. Все эти бесконечные процедуры, беседа с анестезиологом, анализы так утомили мою бедную девочку. Теперь она уже до конца понимает, что мы сюда не отдыхать приехали. Ей понравилось играть тут с собачкой по имени Молли, но в тот момент, когда она услышала слово «физио», Айла ушла в себя.
Семь утра, день операции. Айла в больничном халате. Ей ввели лекарства, и она очень сонная. Вот и все, думаю я, неся ее в операционную и все еще делая вид, что готова к приключениям. А внутри у меня все судорогой сводит. Дэн идет рядом. Я знаю, он хочет протянуть руку и дотронуться до Айлы. Бабушка в нескольких шагах позади, несет любимую флисовую подушечку Айлы в виде сердечка. Ко мне подходит женщина в синей униформе. Я целую Айлу еще раз и еще раз, а потом неохотно отпускаю ее. Бабуля обнимает меня, оттолкнув Дэна в сторону. Айла смотрит на всех нас доверительно и исчезает за дверью.
Я машу ей, но в глубине души я разрываюсь от желания помчаться за ней вслед и вызволить ее оттуда. Если что-то пойдет не так и Айла никогда больше не будет ходить, она меня возненавидит? Она еще такая маленькая. А вдруг Айла и есть тот единственный случай врачебной ошибки?
Я вижу врачей, которые идут по коридору и скрываются за двойными дверями. Бабушка протягивает мне салфетку. Дэн касается моей руки. Я отталкиваю его и убегаю по коридору – мне нужно побыть одной.
Через двадцать минут я возвращаюсь в небольшую комнатку ожидания, где родители сидят в надежде, что вот-вот появится доктор и сообщит что-нибудь про результат операции. Услышав голоса Дэна и бабушки, я останавливаюсь перед дверью.
– Я больше не пропаду, – говорит Дэн. – Это моя дочь.
– Ты не хотел, чтобы Джен оставила ребенка. Что изменилось?
– Я повзрослел.
– Молодец. Ты сейчас. А Джен пришлось повзрослеть пару лет назад.
– Я поступил как эгоист. Тогда для меня была важнее карьера. Меня пригласили в Нью-Йорк, на курсы журналистики.
– В Нью-Йорк. Джен рассказала. И ты уехал.
– Я… Мне стыдно, окей? Я был напуган.
– Ты всегда только о себе думаешь, а? Когда моя дочь умерла, о Джен и Лукасе пришлось заботиться нам. Мы были в ужасе, мы были в глубоком горе, но мы знали, что у нас есть обязанности. Я наслаждалась своим участием в жизни Джен. Я люблю своих внуков и Айлу всем сердцем. Так поступают, когда любят, Дэн, и я бы снова поступила так, если бы нужно было. Когда ты любишь человека, ты не сбегаешь при первых же трудностях.
Повисает очень долгая пауза. Потом Дэн говорит:
– Простите за все те неприятности, что я вам причинил. Я понимаю, почему вы меня ненавидите. Я был слаб.
Бабушка вздыхает:
– Почему я должна верить хоть одному твоему слову?
– В прошлом году у моего старшего брата нашли рак. Он вылечился, но то, через что ему пришлось пройти, научило меня понимать: боль приходит ниоткуда. Жизнь – это не работа, деньги и карьерный рост. А люди. У меня есть дочь.
Он почти плачет.
– Когда я бросил Джен, я заставил себя поверить, что она сдастся. Я заставил себя думать, что никакого ребенка не будет. Но когда я увидел лицо Айлы, когда она улыбнулась мне… Я понимаю, почему вы так их защищаете.
– Защищаю? Да я бы жизнь отдала за Джен и Айлу, не задумываясь. Я клянусь, Дэн, если ты хоть раз сделаешь ей больно… В ее жизни и так уже было достаточно боли, достаточно разочарования.
– Нет. Клянусь. Я вернулся на родину. У меня несколько собеседований с крупными газетами. У меня будет хорошая работа. Я хочу поддерживать вашу внучку. Я верну деньги Лукасу. Клянусь жизнью, я больше не подведу вас всех.
Еще одна долгая пауза.
– Если ты мне соврал, я тебе яйца отрежу, – проникновенно обещает бабуля.
Я зажимаю рот рукой, улыбаясь и чуть не плача.
– Теперь я понимаю, в кого Джен такая сильная, – говорит Дэн, и впервые за весь разговор я слышу в его голосе смех.
Прошло три мучительных часа. Дэн, бабуля и я в реанимации, у постели Айлы. Аппараты рядом с ней издают какое-то странное попискивание. Айла сонная. Она подложила под бок свою счастливую подушку. Из ее вен тянутся какие-то трубки. Слишком рано говорить, успешно ли прошла операция. Может быть, я торопила события, но мне казалось, что после операции ноги стали слушаться Айлу лучше. Впервые с момента, как ей поставили диагноз ДЦП, я чувствую и надеюсь, что теперь ей станет лучше. Открыв глаза, Айла смотрит на меня и просит:
– Кушать хочу, мамочка.
Я успокаиваю ее – скоро ей принесут стаканчик сока и тосты. Я глажу ее волосы, целую в щеку с облегчением, что все позади. Бабушка говорит Айле, какая она храбрая. Дэн стоит чуть позади, но смотрит на Айлу с нежностью, и его глаза озаряются светом. Я молюсь, чтобы мне никогда не пришлось пожалеть об этом, подхожу к нему и спрашиваю:
– Ты хочешь?..
– А можно? – переспрашивает Дэн с надеждой.
Я киваю.
Он несмело подходит к койке, где лежит Айла, становится на колени и целует свою дочь.
23
2014 год
Я сижу за столиком в углу паба. Вот-вот должен прийти Лукас. Айла уехала к Дэну с Фионой, и я позвонила брату, чтобы узнать его планы на эти выходные. К моему огромному удивлению, он предложил поужинать в субботу вечером. Пять лет назад, обсуждая заем, Лукас сорвал на мне свою злость. С тех пор я усердно работаю над нашей дружбой. Лукас все еще не желает откровенничать, но мы уже рассказываем друг другу куда больше и стараемся регулярно встречаться. Не могу, конечно, сказать, что из него вышел идеальный дядя, но Айла любит его и понимает, что смогла поехать в Америку благодаря именно его помощи. Лукас заставил меня пообещать, что я никогда не скажу бабушке с дедушкой о его чувствах. Он признал, что они прекрасно воспитали нас с ним, а также согласился, что не всегда вел себя честно по отношению ко мне и к бабуле с дедулей.
– Знаю, ты не виновата в том, что над тобой издевались, и во всем этом стрессе из-за Айлы. Если бы что-то подобное случилось со мной, уверен, бабуля бы точно так же носилась с моими проблемами, как с твоими.
Ему правда неловко, ведь он даже не поблагодарил бабулю за то, что та не ушла на пенсию ради нас с ним. Каждый раз, когда я пытаюсь заставить его извиниться хотя бы перед дедулей, открыть перед ним свое сердце, получается только до определенного момента – потом его взгляд затуманивается, и он становится отстраненным и холодным. Лукас – вещь в себе. Я не уверена, что когда-нибудь смогу понять, что он чувствует, но я рада, что он часть моей жизни. У нас маленькая семья. Мы нуждаемся друг в друге.
